Не бойся, мама ! - Нодар Думбадзе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
обхватив
Когтистой лапой,
Летит сквозь века
Аист белокрылый...
А карусель вертится, вертится, вертится...
И дети похожи
На головки маков,
И слышу я стоны
Свалившихся баобабов...
Вертится карусель, мелькают слоны...
Песнь неземную
Я несу в себе,
И страстное сверканье
Меня сопровождает звезд...
"Что за бред? - думаю я. - Или я окончательно сошел с ума?" Вдруг наступило молчание. Все стало на свои обычные места. Исчезла карусель, слоны по-прежнему выстроились на крышке рояля.
Молчание длилось долго. Наконец заговорил один, за ним другой, потом остальные.
- Боже, какая сила! - простонала.Изида.
- Ах, какая прелесть! - подхватила девушка с родинкой.
- Кто это? - спросил я у Дадуны, показав на нее.
- Это Вита. Хорошая девочка и прекрасно понимает искусство. Как тебе понравился Гела?
- Надежда Грузии?
- Не смейся, пожалуйста! Отвечай, он тебе понравился?
- Гела - болван и аферист! - ответил я и понял, что голос мой прозвучал громче обычного.
- Что вы сказали? - обернулся ко мне верзила.
- Как его звать? - наклонился я к Дадуне, - Анзор, - ответила Дадуна. Джако, - продолжала она с мольбой в голосе, - прошу тебя...
- Я вас спрашиваю! - повторил Анзор.
- Что вам угодно? - вежливо спросил я.
Увы, мне он больше не казался маленьким! Ну и вымахал, подлец! Шея какая, ручищи! Как только его кресло держит?
- Я спрашиваю: что вы сказали? - Анзор встал.
- Ничего. Ничего я не говорил.
Анзор самодовольно улыбнулся и сел.
- Вы занимаетесь спортом? - спросил я.
- А что? - растерялся он.
- Этот вот, ваш товарищ, который сейчас читал стихи, он всегда водит вас с собой?
Дадуна улыбнулась-.
- А в чем, собственно, дело? - спросил Анзор. Он ничего не понял, тупица.
- Вам понравились стихи? - обратилась ко мне Изида.
Я не ответил ей. Я наблюдал за Гелой. Лицо и поза его выражали крайнее напряжение.
- Видно, вы не знакомы с современной литературой.
Сейчас принято писать белыми стихами, то есть без рифмы, - сказала вызывающе девушка с родинкой.
- Это вы мне? - спросил я.
- Да, вам. Вы читали Фолкнера?
- Читал. Читал Фолкнера, Хемингуэя, Кафку, Стейнбека. Сейчас читаю Сартра.
- Сартра еще не переводили.
- А я в оригинале читаю.
- Кто же из них вам нравится?
- Все.
- Кого все же предпочитаете?
- Галактиона [Галактион Табидзе - народный поэт Грузии, академик (1892 - 1959)].
- Ну, у Галактиона, положим, тоже есть довольно бессмысленные строки.
- Например?
- Я сейчас не помню точно, но есть что-то про свеклу, которая хохочет. Как это попять?
- О, что вы! Это же замечательно! Во-первых, там прекрасная аллитерация - "Чархали хархарс", во-вторых - образ какой! Представьте себе хохочущего, покрасневшего от хохота человека! Ведь говорят же про такого:
покраснел, как свекла!
- Вы так полагаете?
- Не я полагаю, а так оно и есть.
- И все же стихи - это не колхозный устав!
- Тем более не цирковой аттракцион! Вы можете представить себе, как это аист несет в лапе земной шар?
Изида неловко улыбнулась. Потом спросила:
- А вы сочиняете стихи?
- Конечно!
- Так прочтите нам!
- С удовольствием!
Под изумленные взгляды присутствующих я подошел к столу, налил полный стакан коньяку и со стаканом в руке вернулся на место.
- Эти стихи я написал в детстве, в восьмилетнем возрасте. Помню, мы отдыхали в Кобулети. Было жарко, раскаленный пляж так и пылал. Я признался матери, что вчера написал стихи, и там же прочел их счастливым родителям.
По бульвару Парижа я гулял.
Жадно глаза мои запылали,
Когда увидел огромный проспект
И строек необозримые дали.
Шумит, грохочет гигантский завод,
Стонет рабочий, раб капитала,
Но знает рабочий и знаю я:
Рабства пора последняя настала!
Здесь силы свободы уже растут,
И солнце рабочим засияет,
Рухнут скоро фашистские цепи,
Счастливый день для рабочих настанет!
Ребята орали, девушки визжали, смеялся и я. Дадупа, схватив себя за живот, плакала.
- Иу и что сказали родители? - с трудом выговорила Изида.
- Мать ничего, а отец отвел меня в сторону, усадил под сосной и сказал матери: "Присмотри-ка за ним, оберегай от солнца, иначе мы погибли!"
Когда в комнате улегся новый взрыв хохота, ко мне обратился Анзор:
- И это называется стихотворением?
- Дорогой мой, чтобы понимать стихи, мало выжимать гантели, нужно еще читать книги. Понятно? - ответил я.
- Ты из какого района приехал? - спросил Анзор, подойдя ко мне вплотную.
- Из Чохатаурского.
- Так вот, самое время, чтобы ты отправился обратно!
- Повремени до августа. В августе приемные экзамены. Срежусь - уеду в тот же час, а не срежусь - придется тебе терпеть еще шесть лет.
Анзор заметно побледнел.
- А что касается стихов твоего дружка, то они весьма и весьма слабы, то есть не слабы, а просто галиматья.
- Просто что?
- Галиматья. Если слово тебе незнакомо, посмотри в словаре на букву "Г": га-ли-матья.
Дерзила стоял, хлопал глазами и тупо улыбался. Видно было, что ему мучительно хотелось ответить на мои слова какой-нибудь обидной остротой. Наконец он нашелся:
- А ты просто дурак!
Ничего лучшего от него я, конечно, не ждал. И все же я весь похолодел, рука, все еще державшая стакан с коньяком, задрожала.
- Как ты сказал? - переспросил я.
Он смутился, но повторил:
- Ты просто дурак!
Тогда я решился. Я плюнул в стакан с коньяком и плеснул ему в лицо.
Потом случилось нечто необъяснимое. Комната вдруг озарилась яркой вспышкой, опять закружилась карусель, и опять все сидели верхом на слонах. Среди них не было только меня. Я лежал на полу и удивлялся, почему так быстро зажигается и гаснет люстра.
...Два дня не переставая меняла тетя Шура холодные примочки на моей изуродованной физиономии. А в перерывах между процедурами она спускалась вниз, и ее голос звучал на всю улицу:
- Откройте дверь, сволочи! Откройте, иначе взломаю с помощью милиции! Аферисты, спекулянты, развратники проклятые! Спалю, уничтожу ваше змеиное гнездо, жулики вы грязные!
Хомерики отмалчивались. И доведенная до бешенства тетя Шура, конечно, не побоялась бы привести в исполнение свои угрозы, если б не одно немаловажное обстоятельство: зачинщиком-то драки был все же я!
Дядя Ванечка соблюдал нейтралитет. Лишь проходя мимо моей кровати, он каждый раз удивленно спрашивал меня:
- Неужели это работа одного человека?
- Одного, дядя Ванечка!
- Неужели ты плеснул ему в лицо коньяком?
- Плеснул, дядя Ванечка!
- Предварительно плюнув в стакан?
- Да, дядя. Ванечка!
- И откуда ты такое выдумал?
- Видел в одном заграничном фильме.
- Ну что ж, легко еще ты отделался, брат!
- Какое там легко, что ты болтаешь? - бесилась тетя Шура.
Дядя Ванечка подмигивал мне и хитро улыбался.
На третий День наконец-то лицо мое вновь обрело свой обычный вид, а тетя Шура - душевный покой.
Утром поднялся соседский мальчуган и, улучив момент, когда тети не было в комнате, вручил мне записку.
"Авто! Если сможешь, приходи в три часа. Буду ждать у института. Дадуна".
Я, словно опытный конспиратор, проглотил письмо и ровно в два часа уже торчал в назначенном месте. Без четверти три появилась Дадуна.
- Не думала, что придешь!
- Здравствуй, Даду!
- Здравствуй, Джако!
- Что случилось, Даду?
- Ты обижен?
- Зачем мне обижаться?
- Не знаю...
- Во всем был виноват я.
- Нет!
- А кто же!
- Не знаю... Наверно, все... Сходим куда-нибудь?
- Куда, Даду?
- Все равно. Мне нужно поговорить с тобой.
- Пошли.
Мы уселись на заднее сиденье такси - я за водителем, Дадуна рядом со мной.
- Куда? - спросил водитель, включая счетчик.
- Куда хочешь!
Водитель удивленно взглянул на меня.
- Все равно, поезжай куда хочешь, - повторил я.
- Понимаю! Поедем в Авлабар [Авлабар - район в старой части Тбилиси], решил он и тронул машину.
- Почему именно в Авлабар?
- Влюбленные всегда ездят в Авлабар!
- Это почему же? - упросила Дадуна.
- Там много узких улиц и поворотов, и на каждом повороте они обнимаются якобы от толчков. Понимаете?
- Ну, коли так, давай на Военно-Грузинскую! - сказал я.
Мы молчали всю дорогу. Лишь один раз водитель проговорил про себя:
- Светицховели [Светицховели - одно из монументальнейших сооружений (собор) средневековой Грузии. Построен в 1010 - 1029 годах] в ремонте... По понедельникам на Джвари [Джвари - храм, замечательный памятник древнегрузинского зодчества. Построен в 586 - 604 годах] не поднимаются. Сейчас лучшее место - ресторан "Натахтари".
- Подними нас, пожалуйста, на Джвари!
Водитель оглянулся. Что-то смутно знакомое почудилось мне в его глазах. Он тотчас же отвернулся и ускорил ход.
Дадуна задумчиво глядела на плывшие по небу белые облака, и левая ее рука, словно чужая, лежала на сиденье.