Алая песня таленгов - Владимир Нащёкин

Через минуту острозуб превратился в прекрасную статую синего льда.

Остальные твари замерли в нерешительности, пытаясь понять своим звериным умом, что же произошло с их сородичем.

Но змея не раздумывала.

Карлик, затаив дыхание наблюдал, как она взвилась вверх и обрушилась золотистым вихрем на существ, легкими, изящными движениями превращая их в застывшие памятники.

Но как? Почему? Откуда она взялась?

Оринферт почувствовал, как случай со стражниками вдруг словно взорвался в его голове десятками ярких деталей: застуженная поляна, статуя лиорга! Замороженные трупы людей. Алые искры. Змеиные глаза перед его лицом… они что-то сделали с его посохом?

Стоп, Ори, успокойся! Если одна из этих чудо-существ не уничтожила его самого, значит ли это, что он приобрёл союзника, о котором давно мечтал?

Карлик задумался на минуту, затем оглядел замороженных острозубов, их перекошенные зубастые морды, покрытые слоем льда, выглядели красноречивее любых ответов на вопросы.

Однако Оринферт сомневался, что правильно понял этот ответ. И вообще, что это за Сила, которая с такой лёгкостью превращает отряд свирепых тварей в куски льда?

А главное – зачем? Зачем кому-то помогать ему, простому выпускнику Академии Мерегоста?

– Н-но… За-аче-е-ем? – застонал Наместник, резко оборачиваясь. – Что тебе надо? Тебя уже нет, понимаешь! Нет! Оставь меня! Зачем ты возвращаешься? Хочешь убить меня?

В свете луны длинные волосы девочки отливали серебром. На её плече сидел взъерошенный мышастик, опустив огромные круглые уши. Глаза зверька и его хозяйки оказались закрыты, словно они спали.

Мужчина несколько секунд лихорадочно пытался понять хоть что-то, но мысли лишь путались ещё сильнее. Затем откуда-то снизу раздался уже знакомый шелест. Наместник опустил глаза и обомлел от ужаса.

Ноги девочки опутывали изящные корни, от которых исходило такое же мерцание, как и от заговорённых свечей. При этом растения поддерживали гостью так, чтобы она не упала. Это казалось невероятным, но мужчина мог поклясться, что именно так всё выглядело.

Холлинг почувствовал, как горло сдавила холодная клешня. Ноги стали ватными. Он отдал бы все замки, все заработанные драгоценности Императора, чтобы это оказалось сном!

– Тебе грозит опасность, – сказала призрачная гостья, не открывая глаз. Зверёк на её плече вздрогнул и обнял хозяйку покрепче. – Уходи пока можешь, дядечка, иначе утром тебя повесят.

– Ка-ак? – взвыл Холлинг, чувствуя, что по щекам текут слёзы. – Почему ты… предупреждаешь меня?

– Один мой друг говорил, раз есть хотя бы маленький шанс что-то изменить к лучшему, нужно его подарить другому. Иначе равнодушие погубит всех, – она погладила мышастика и, встав на носочки, нежно коснулась ладошкой щеки Наместника. Растения приподнялись и зашелестели вновь.

Казалось, мужчину ударило молнией. Прикосновение оказалось одновременно холодным и обжигающим.

Холлинг побледнел, охнул и едва не упал на пол, но с трудом удержался на ногах, схватившись за стоящую рядом изящную статую.

За балконом серебряная луна вспыхнула, затем с любопытством посмотрела на замок, словно предсказывая новую угрозу. Через минуту тучи закрыли луну, но редкие мерцающие лучи пробивались сквозь тягостную мглу, будто сверкающие копья.

Тем временем у ворот замка остановились трое в тёмных плащах. Самый высокий достал перстень с крупным драгоценным камнем и коснулся изумруда, который вспыхнул зловещим огнём.

Ворота плавно распахнулись. Троица проскользнула внутрь бесшумно, как тени.

Слуги ещё спали, поэтому никто не мог помешать незнакомцам.

Когда они остановились у двери в спальню, старший подал знак двоим сообщникам. Коренастый крепыш достал кривой кинжал, долговязый вынул из рукава плаща изящную трубку, отливающую зеленоватым блеском.

Главарь поднял руку, начертил замысловатый знак, который вспыхнул над дверью, рассыпавшись серой пыльцой. Раздался скрип, и дверь стала медленно открываться.

В комнате царил полумрак, на кровати лежал крупный мужчина, закутавшись в одеяло. Судя по многочисленным следам беспорядка, ночь выдалась весьма беспокойной.

Долговязый поднёс трубку ко рту и дунул – из отверстия вылетело небольшое алое облако, которое превратилось в отравленный дротик. Смертоносное оружие бесшумно вонзилось в спящего.

Главарь кивнул коротышке. Тот подскочил к кровати, одёргивая одеяло. На постели лежали три подушки вместо человека!

Предводитель выругался и с такой силой пнул стоящую в комнате статую всадника на единороге, что она упала, ударившись о стену, но при этом не произведя ни звука – заклинание Сонной Тишины, вызванное кольцом, работало отменно.

Убийцы выскользнули из замка и остановились у мощёной дороги – беглец мог отправиться во дворец, но это означало подписать себе смертный приговор. Единственный шанс – укрыться в лесу.

Старший вынул из складок плаща склянку с порошком, растёр щепотку между пальцами и, представив образ Наместника, дунул. Песчинки взмыли в воздух, оседая алыми следами по направлению к лесу.

Песок Следопыта ещё ни разу не подводил опытного наёмника. Троица побежала по следам, которые вспыхивали на тропе кровавыми узорами.

Глава 6. Странная встреча

«Самые причудливые истории рассказывают

Нити Судьбы, порой соединяя

невозможное и сочетая нереальное. Главное —

суметь распознать блеск этих нитей

в Хаосе жизни, а не озлобляться из-за неудач»

«В исследованиях меня часто посещала мысль —

может ли Судьба являться одной из муз Любви,

которая порой вдохновляет на самые непредсказуемые

поступки?»

Стройная фигурка в плаще остановилась у едва заметной тропинки, ведущей в самую чащу леса. Верхушки деревьев золотили утренние лучи, напоминая о бессонной ночи – оказалось, вырваться отсюда не так просто, как представлялось раньше.

Только сейчас девушка поняла, как устала за последние часы. Хотелось поскорее забыть все кошмары заточения, почувствовать себя в безопасности и окунуться в тёплую воду, чтобы смыть пот и гадкие переживания.

Но внутреннее чутьё подсказывало ей, что побег – только начало.

Лаэрт говорил, что мерцающим может стать лишь тот, кто стойко переносит трудности и умеет извлекать из них пользу, подобно тому, как звероморфы могут приспосабливаться к любым условиям, принимая нужную форму.

А что, хороший совет, ага. Да только как он поможет сейчас Принцессе? Она-то не звероморф и не может превратиться сейчас в какую-нибудь летающую бестию, которая почти со скоростью мысли окажется там, где нужно.

Так, главное – «не растеряться в сопливых рефлексиях», как говорил Меедорн (правда, что делать, когда эти приставучие мысли сами лезут в головушку, он не уточнил – ох уж эти хитроумные мужчины).

Вот всё здорово у мерцающих – они сражаются так, что лучшие императорские рубаки трижды подумают, чтобы связываться с ними. Владеют такими волшебными знаками, от рассказов про которые даже всезнающие карлики чуть не лопаются от зависти. Создают в пещерах Сияющей Башни существ, за которых лучшие зверинцы предлагают немыслимые сокровища. И много чего ещё!

Но почему ни один самый размерцающийся мерцающий (от этой мысли Шиала вслух рассмеялась, оценив собственный каламбур) не может придумать простую инструкцию, как простой Принцессе стать хоть немного мерцающей? Когда она станет Королевой, обязательно издаст указ, по которому все Школы мерцающих должны будут научить мерцать хоть немного всех высокородных девушек, которые…

Шорох в кустах заставил её вздрогнуть.

Шиала схватилась за сумку, собираясь метнуть в чудовище все эликсиры и разъедающие бомбы, которые удалось приобрести у знакомого алхимика.

Но вместо чудовища на неё уставился зайчик. Он что-то прострекотал, смешно поводил носиком и белой стрелой умчался в самую дремучесть леса, словно подсказывая, куда следует держать путь и Принцессе.

Задумавшись, она не смотрела по сторонам, иначе увидела бы, как на соседних деревцах стали крошечными золотистыми змейками проявляться причудливые узоры.

В это время к тропинке приближался мужчина средних лет, держащий посох. Он оглянулся по сторонам, поёжился, втянув голову в плечи, и продолжил путь, спеша как можно быстрее попасть вглубь леса, будто за ним гналась целая банда разбойников.

Видимо, существа, населявшие таинственное место страшили его гораздо меньше тех, от кого он скрывался.