Гостья - Стефани Майер

– Ну, конечно же, нет. Разве я вам не рассказывала? Хм. Может, и нет: моя работа слушать, а не говорить. Большинству Душ, с которыми я общалась, не требовалась такая поддержка, как вам. Знаете ли, я ведь прибыла на Землю в составе одной из первых партий, когда люди еще и понятия о нас не имели… Жила среди соседей-людей. Мы с Куртом несколько лет выдавали себя за наших носителей. Даже когда мы захватили прилегающую область, люди все равно то и дело забредали. Вот так я и стала Кэти. И потом, чтобы перевести мое предыдущее имя, потребовалось бы целых четырнадцать слов, и никаких уменьшительно-ласкательных. – Она улыбнулась. Косой лучик солнца упал на ее глаза, и на стене заплясал серебристо-зеленый отблеск. На миг изумрудная радужка заиграла переливами.

Неужели эта кроткая женщина была в числе первопроходцев? С минуту я переваривала услышанное, глядя на нее новыми глазами, с гораздо большим уважением. Я никогда не относилась серьезно к Утешителям – до сего дня не возникало повода. Они были для тех, кто борется, для слабаков, я стыдилась сюда приходить; теперь же, услышав историю Кэти, я несколько раскрепостилась. Кэти понимала, что такое сила.

– Сложно было? – спросила я. – Притворяться одной из них?

– Нет, не очень. Разумеется, ко многому пришлось привыкать… так много нового. Эмоции били через край. Сперва получалось только одно: следовать привычной модели поведения.

– А Курт… Вы сами решили остаться с супругом вашего носителя? Когда «все закончилось»?

Больной вопрос, и Кэти сразу же это уловила.

Она поменяла позу, подобрала под себя ноги и ответила, устремив взгляд куда-то над моей головой.

– Да, я выбрала Курта… а он – меня. Конечно, поначалу это было всего лишь задание. Естественно, проводя так много времени вместе, выполняя опасную миссию, мы привязались друг к другу. Видите ли, у Курта как у ректора университета было много знакомых, приятелей. Наш дом стал пунктом внедрения. Веселые были времена. К нам в гости приходили люди, а выходили от нас собратья. Мы старались проворачивать все как можно быстрее и без лишнего шума – вы же знаете, как эти существа склонны к насилию. Каждый день мы жили в ожидании смерти, в постоянном возбуждении и часто – в страхе. По-моему, достаточно причин, чтобы остаться вместе после того, как необходимость в секретности отпала. И я могла бы солгать, успокоить, сказав, что все так просто. Однако… – Она покачала головой и поглубже вжалась в кресло, буравя меня взглядом. – За многие тысячелетия люди так и не разобрались в том, что такое «любовь». Что в ней от тела, а что – от разума? Что по воле случая, а что предначертано судьбой? Почему идеальные браки рушатся, а неподходящие пары живут в любви и согласии? Они не знали ответов, и я не знаю. Любовь просто есть, и все. Моя носитель любила носителя Курта, и их любовь не умерла, когда разумы поменяли владельцев.

Она слегка нахмурилась и пристально посмотрела на меня. Я сгорбилась в кресле.

– Мелани все еще тоскует по Джареду, – констатировала Кэти. Моя голова против воли кивнула. – Вы по нему тоскуете.

Я зажмурилась.

– Сны продолжаются?

– Каждую ночь, – пробормотала я.

– Расскажите о них. – Ее тихий голос уговаривал.

– Не хочу вспоминать.

– Знаю. Но попытайтесь. Это поможет.

– Как? Как мне поможет, если я скажу вам, что каждый раз, закрывая глаза, я вижу его лицо? Что каждое утро просыпаюсь и плачу, оттого, что его нет рядом? Что воспоминания настолько сильны, что я больше не могу отличить, где ее, где мои?

Я замолчала и стиснула зубы.

Кэти протянула мне белый носовой платок. Я не двинулась с места. Утешительница подошла ко мне, уронила платок мне на колени, села на подлокотник моего кресла и стала ждать.

Моего упрямства хватило на полминуты. Я со злобой вцепилась в кусочек белой ткани и вытерла глаза.

– Ненавижу.

– В первый год все плачут. Человеческие эмоции захлестывают. Так или иначе, но все мы немного дети. Раньше я не могла сдержать слез при виде заката. А порой плакала от умиления, почувствовав вкус арахисового масла. – Она погладила меня по голове, нежно поддела пальцами прядку, которую я заправляю за ухо.

– Такие чудесные, шелковистые волосы, – заметила она. – И каждый раз все короче и короче. Почему вы их не отращиваете?

Я уже не сдерживала слез: от гордости не осталось и следа, защита пала.

К чему отговорки, что за короткими легче ухаживать? Если уж на то пошло, я пришла сюда выговориться и получить помощь… может, мне и вправду помогут.

– Это не нравится ей. Она любит длинные.

Вопреки моим ожиданиям, Утешительница не заохала. Кэти хорошо знала свое дело. Ее слегка бессвязный ответ последовал всего через полсекунды.

– Вы… Она… она так сильна?

С моих губ слетела страшная правда.

– Да, если того пожелает. Наша история нагоняет на нее скуку. К примеру, когда я работаю, она все больше дремлет. Но все равно она здесь, внутри. Иногда я чувствую, что она ничуть не слабее меня. – Мой голос стих до шепота.

– Странница! – ужаснулась Кэти. – Что же вы мне раньше не сказали, что все так плохо? И давно это?

– Становится все хуже. Она все сильнее, но не настолько сильна, как Целитель рассказывал – помните, про Кевина? Контроль она пока не захватила. И не захватит. Я ей не позволю! – В голосе у меня появились истерические нотки.

– Конечно, этого не случится, – успокаивала она. – Конечно, нет… Нужно было раньше мне сказать, что вы так… несчастны. Вам стоит показаться Целителю.

Вся в растрепанных чувствах, я не сразу поняла, что она имеет в виду.

– Целителю? Вы хотите, чтобы я сменила тело?

– Никто не осудит ваш выбор, Странница. Если носитель дефективен…

– Дефективен? Проблема не в ней, а во мне. Я слишком слаба для этого мира! – Я сидела, униженная, уронив голову на руки. Слезы душили.

Кэти осторожно меня приобняла. Я так старалась совладать с бурей эмоций, что не отодвинулась, хотя и считала объятия делом интимным.

Мелани тоже не пришла в восторг от идеи обниматься с чужаками.

Само собой, она все слышала и сейчас, когда я наконец признала ее власть, торжествовала. Злорадствовала. Если меня переполняли чувства, ее всегда было сложнее контролировать.

Я попыталась успокоиться и поставить нахалку на место.

«Это ты не на своем месте». Ее мысль была тиха, но отчетлива. Неужели все так плохо? Она уже настолько сильна, что может говорить со мной, когда пожелает. Это было почти так же ужасно, как в первые минуты после пробуждения.

«Уходи. Теперь я здесь живу».

«Ни за что».

– Странница, дорогая, нет. Вы не слабая, мы обе это знаем.

– Гм.