Убийство на верхнем этаже - Энтони Беркли

— А плиту передвигали? — вдруг спросил Роджер. Ну конечно! Какой же он болван!

Сержант помолчал, перестраиваясь на новую тему.

— Передвигали? Нет, сэр. В кухне все стоит на своем месте, ни до чего не дотрагивались.

Роджер посмотрел на плиту, что-то прикидывая, потом — на сержанта.

— Эта плиточка ведь очень маленькая, согласитесь? Вы один вполне могли бы поднять ее, сержант.

Сержант в свою очередь прикинул эту плиту на вес.

— Вполне возможно, сэр. А что?

— Подумайте сами, сержант, разве не странно? Плита обвязана веревкой точно посередине и стоит в добрых трех футах от наружной стены. Помню, когда в прошлый раз я увидел ее, то подумал: не могут ли ваши специалисты определить вес человека, повисшего на веревке, обвязанной вокруг этой плиты, по расстоянию, на которое плита сдвинулась под тяжестью этой нагрузки. Видите, она сдвинулась всего на несколько дюймов.

— И что из этого следует, сэр?

— Я повторю еще раз: плита стоит в трех футах от окна. Разве это не странно? В прошлый раз мне не пришло в голову, какая легкая эта плита. Разве не естественней было бы этой плите под тяжестью повисшего тела придвинуться в упор к окну? А?

На глазах Роджера вполне подвижный сержант как-то странно одеревенел.

— Малыш — он и есть Малыш, сэр, легкий как перышко и росточка совсем махонького.

— Прямо-таки невесомый, — сухо констатировал Роджер.

— Кроме того, здесь на подоконнике есть потертость, там, где натянулась веревка.

— Хм! — Роджер осмотрел подоконник. — Да, есть. Но краска тут на краю выглядит так, будто ее терли наждаком, а не веревкой.

— Ну, он ведь сначала немного поболтался в воздухе. Так что на это место пришлась приличная нагрузка. А что касается плиты…

— Да?

— Ну, если вы посмотрите на нее чуть повнимательнее, мистер Шерингэм, то увидите, что передние ножки, когда она поползла вперед, попали в щель между половицами, видите, как раз где кончается линолеум. Этого вполне хватило, чтобы остановить ее продвижение вперед. — Онемевшая было физиономия сержанта оживилась противненькой ухмылкой. «Я же тебе говорил!» — означала она.

Но на Роджера это никак не подействовало.

— Да, вижу. Но совсем не уверен, что этого препятствия достаточно, чтобы остановить движение плиты к окну. Оно скорее заставило бы плиту опрокинуться тут же. Кроме того, я уверен, что веревка охватывает плиту прямо по центру тяжести.

— Возможно, сэр, — терпеливо выслушал сержант. — Но следует помнить, что натяжение шло не вниз и даже не по прямой, а вверх, потому что веревка к подоконнику поднимается. Чтобы плита перевернулась, узел должен был находиться значительно выше, чем сейчас.

— При всем желании не могу с этим согласиться.

— Да? Ну конечно, недаром шеф говорил, что вы большой спорщик.

— Возможно, так оно и есть, — рассмеялся Роджер. — Возможно еще, что я большой любитель эксперимента. С вашего разрешения, сержант, я бы хотел провести прямо сейчас небольшой опыт. Я спущусь вниз и повисну на этой веревке, а вы здесь понаблюдаете, как поведет себя плита.

— Действуйте как вам заблагорассудится, мистер Шерингэм, раз вам охота поразмяться, — великодушно разрешил сержант Эффорд.

Роджер стремглав сбежал по лестнице.

— Готовы? — крикнул он вверх, к открытому окну, хватаясь за веревку, которая фута на четыре не доставала до земли.

В окне показалась голова сержанта.

— Готов, сэр. Покачайтесь. Я понаблюдаю за плитой. — Ухмылка не покидала его лица.

Роджер, весьма обескураженный тем, что к нему относятся не как к исследователю, а скорей как к мартышке на лиане, крепко ухватился за веревку и подтянулся вверх. Он взбирался, перехватывая веревку руками, пока его ноги не оказались в трех-четырех футах над землей… и слегка покачался. И тут что-то произошло. Из кухни донесся грохот. Роджер враз опустился дюймов на двенадцать, потом его дернуло вверх и, наконец, он приземлился на все четыре конечности. Сначала ему показалось, что внезапный рывок заставил его отпустить веревку, но обнаружилось, что он крепко вцепился в нее. Роджер посмотрел вверх. Веревка оборвалась чуть выше того места, за которое он держался.

Кипя от возбуждения, Роджер осмотрел место разрыва. Веревка была сплетена из шести нитей. Два конца были чистые, свежие. Четыре — грязные.

Он кинулся вверх по лестнице.

— Посмотрите, — он еле переводил дыхание. — Посмотрите, сержант, веревка к черту никуда не годится.

— Конечно, — ответствовал сержант с обескураживающей невозмутимостью. Это нам известно и так.

— Тогда как же…

— И Малыш тоже знал. Вот почему протершееся место было внизу. Он же не весит столько, сколько вы, мистер Шерингэм, но все-таки рисковать не хотел и, добравшись до этого места, спрыгнул. Там высота всего футов шесть, а Малыш прыгает, как кошка. И, обратите внимание, веревка выдерживала ваш вес, пока вы не стали раскачиваться. Это рывок от падения плиты разорвал ее, резкая смена натяжения.

— А, так плита все-таки упала!

— Да, сэр, — безмятежно промолвил Эффорд. — Инспектор Бич, видимо, сдвинул узел, когда его осматривал. Очень неосторожно с его стороны, конечно, но опять же он не мог знать, что вам придет в голову ставить здесь свои эксперименты, мистер Шерингэм.

— М-да, — проговорил Роджер. — Что ж, на сегодня экспериментов хватит. Да и мне пора. С наилучшими пожеланиями, сержант.

— Доброго пути, и весьма вам признателен, сэр.

— Я благодарю вас, сержант. — Роджер оставался любезен.

Проходя мимо гостиной, он почтительно попрощался с мисс Барнетт, которая, сидя на корточках, энергично скребла пол, но, не дождавшись ответа, заключил, не слишком впрочем, убежденно, что его не услышали. По лестнице в этот раз он спускался не торопясь, поскольку пребывал в глубокой задумчивости. Дело становилось замечательно интересным. Интересным до чрезвычайности. Вернее говоря, имелись все признаки, что дело в высшей степени презанимательное. Разумеется, если оно будет развиваться так, как сейчас обещает, и отныне, решил он, красота и занимательность этого дела становятся его, Роджера, собственной и персональной заботой. Он сделал для Скотленд-Ярда все что мог. Он сформулировал, так сказать, все громко и внятно. Он прямо и откровенно прокричал все в ухо сержанту. Он не виноват, если представители бюрократического аппарата упрямо отказываются признать факт, не подлежащий никакому сомнению, — а именно то, что по этой веревке в ночь преступления спуститься никто не мог.

Глава 5

Роджер стремительно удалялся от «Монмут-мэншинс», потому что ему хотелось подумать и подумать как следует. Он взял такси до Британского музея и отправился в читальный зал. Если человек не может думать в читальном зале Британского музея, он вообще нигде думать не сможет. Отыскав свободное место, Роджер положил перед собой лист бумаги и карандаш.

Он просидел так целый час, подперев рукой голову, и время от времени что-то наносил на бумагу. И вдруг его словно что-то подбросило. Все свелось к одному-единственному вопросу, на который лишь миссис Бонд могла дать ответ: если в американском замке парадной двери заклинило язычок и миссис Бойд пришлось воспользоваться врезным замком так, что никто с улицы не мог войти в дом без нее, то что сказать о тех, кто хотел выйти из дому? Мог кто-нибудь выйти, минуя миссис Бойд? Это и в самом деле был важный вопрос.

Такси помчало его обратно к «Монмут-мэншинс».

Миссис Бойд, которая позавчера видела Роджера с компанией из Скотленд-Ярда, и в голову не пришло, что он не из них, а Роджер не видел причины ее в этом разубеждать, так что она очень охотно отвечала на его вопросы.

— Нет, сэр, я не оставляла ключ в замке. Как-то, знаете, поостереглась — он ведь у меня единственный. Вы представить себе не можете, как пропадают вещи, если оставить их без присмотра, даже в таком доме, как наш.

— В котором часу вы заперли дверь?

— В пол-одиннадцатого, как обычно.

— В таком случае, если б кто-то захотел выйти из дома позже этого часа, вам пришлось бы ему открыть?

— Да, сэр, так я и сделала.

— Вот как? И много вы выпустили?

— Только одного, сэр. Джентльмена, который был в гостях у мисс Деламер из пятой квартиры.

— Почему вы уверены, что он шел именно от мисс Деламер? То есть я хочу спросить, известен ли вам этот джентльмен?

— Уж слишком часто я его вижу, чтоб не знать, к кому он приходит, надулась миссис Бойд.

— Не припомню, чтобы вы назвали его сержанту в числе тех, кого знаете в лицо, — порывшись в памяти, произнес Роджер.

— Я и не назвала, потому что не видела, как он входил. Сержант спрашивал только о тех, кто входил. Но раз уж он выходил, значит, и входил, так ведь?

С этой логической конструкцией Роджер не мог не согласиться и спросил, во сколько же он вышел. Миссис Бойд ответила, что вроде бы между одиннадцатью и половиной двенадцатого. Роджер кивнул: в таком случае об этом визитере можно было забыть.