Убийство на верхнем этаже - Энтони Беркли

— Я и не назвала, потому что не видела, как он входил. Сержант спрашивал только о тех, кто входил. Но раз уж он выходил, значит, и входил, так ведь?

С этой логической конструкцией Роджер не мог не согласиться и спросил, во сколько же он вышел. Миссис Бойд ответила, что вроде бы между одиннадцатью и половиной двенадцатого. Роджер кивнул: в таком случае об этом визитере можно было забыть.

— А теперь, миссис Бойд, мне бы хотелось узнать, — вкрадчиво проговорил он, — можно ли было как-то без вашего ведома выбраться из этого дома после двенадцати? Возьмем сначала вот эту, парадную, дверь. Вы оставили ее запертой на ночь. Утром вы тоже нашли ее запертой?

— Да, сэр, могу поклясться на Библии.

— Можно взглянуть на ключ?

— Конечно, сэр.

Миссис Бойд быстренько принесла большой допотопный дверной ключ. Роджер, поблагодарив, вставил его в скважину и убедился, что с внешней стороны двери головка ключа не видна. Следовательно, повернуть ее клещами извне было невозможно.

— Что ж, это хорошо. А кстати, почему вы так уверены, что утром дверь была заперта?

— Потому что, когда я утром вышла, чтобы, как обычно первым делом открыть дверь, я вспомнила, что ведь замок заклинило, и мне пришлось вернуться за ключом. Я подергала дверь, понимаете, а она не открылась. Вот почему я поняла, что она заперта, — потому что она была заперта.

— Да, звучит очень убедительно, — рассмеялся Роджер. — А как с другой дверью, той, что ведет во двор?

— Та тоже была заперта, да еще и на задвижку, как всегда. Я сама каждый вечер и запираю. Если б что не так, сразу б заметила.

— Ну разумеется. А еще двери есть?

— Ни одной. Только из какого-нибудь окна можно было выбраться из дома этой ночью — как оно и случилось. Иначе наутро я бы обязательно что-то заметила. А почему вы все это спрашиваете, сэр, ведь всем и так известно, что он спустился по веревке, гнусный убийца?

— Да, конечно. Что ж, пожалуй, это все, что я хотел знать, миссис Бойд. Полагаю, вы уже починили свой американский замок?

— Еще бы. Мистер Бойд на другое утро первым делом отвинтил его и занес к слесарю, когда шел на работу. Замок принесли из мастерской и поставили на место в тот же день, после обеда.

— Ясно. И что ж там поломалось?

— Этого, знаете, я вам сказать не могу, сэр. Замки и все такое — я в этом не больно-то разбираюсь.

— Естественно. Да, о чем еще я хотел вас попросить. Не могли бы вы перечислить мне всех жильцов с указанием их профессии и тому подобное? Вы говорите, а я запишу. Пожалуй, это лучше сделать в вашей прихожей, если не возражаете.

— Я уже все рассказала сержанту, — возразила миссис Бойд, с неохотой перемещаясь на свою территорию.

— И мне бы хотелось иметь подобный список, — любезно, но настойчиво откликнулся Роджер, следуя за ней.

В тускло освещенной маленькой прихожей он записал в свой блокнот все, что только смог вытянуть из нее о каждом из жильцов. Разговор изрядно затянулся, миссис Бойд откровенно теряла терпение, но Роджер не поддался ни на какие попытки свернуть его и не ушел, пока все не вытряс.

Когда двадцатью минутами позже он явился к себе на квартиру в Олбани, был уже почти час и Мидоуз, его слуга, встретил Роджера с откровенным выражением укоризны во взоре. Как правило, Роджер был очень щепетилен насчет пунктуальности в таких деликатных вопросах, как поглощение пищи, но сегодня он упрека не заметил и с отсутствующим видом проглотил грибной омлет, чем больно ранил самолюбие его автора. Грибные омлеты были профессиональной гордостью Мидоуза.

Вытащив из кармана свои заметки, Роджер положил их рядом с тарелкой и, пока ел, время от времени что-то дописывал. Отобедав, он переместился в кабинет и уже за письменным столом продолжал свои размышления.

Его поразило обилие собранных им данных. Хотя ни один из замеченных фактов сам по себе не бросал ни малейшей тени на версию полиции, в совокупности они, на взгляд Роджера, вызывали ощущение беспокойства. А если принять во внимание собственные наблюдения Роджера касательно веревки и газовой плиты, то искушение усомниться в данной версии становилось просто необоримым.

Эти факты и свою их интерпретацию Роджер излагал примерно следующим образом:

1) Ни одного следа на полу — это при том, что «нынче такой сырой октябрь», как выразился Морсби. Полиция объясняет это тем, что убийца значительное время находился внутри здания, предварительно вытерев ноги о дверной коврик в парадном. Но что в таком случае можно сказать об обнаруженном в кухне ошметке глины? Не исключает ли одно другое? Почему ошметок есть и нет следов?

2) Почему на полу в кухне валялись осколки битой посуды? Зачем понадобилось бить посуду? Случайно разбили? Возможно, но этой случайности так легко было избежать, что трудно не удивиться Главным условием действий преступника должна была быть тишина, а между тем эти осколки выглядели так, словно посуду били намеренно. Да и зачем было себя утруждать? В тарелке не спрячешь соверен. Странно.

3) Следы на подоконнике и на стене под окном. Да, если он спускался по веревке, они естественны. Но почему только под окном? Почему их нет ниже? Морсби предположил, что так он исхитрился слезть. Но даже когда он наконец приноровился, все равно, пока он спускался, его время от времени било о стену и отталкивало от нее — в конце концов, веревка была всего в футе от поверхности стены. Но ведь других следов спуска не обнаружено, а те, что нашли, мог сделать, высунувшись из окна, человек, имеющий в руках длинную палку или хотя бы длинную кочергу, которую я видел в гости ной Итак, это еще одно подтверждение тому, что по веревке никто не слезал.

4) А вот еще одно… Вопрос: какого дьявола ему вообще понадобилось возиться с веревкой, когда его отделяли от улицы всего две двери? Бич объяснил это, к своему собственному и Морсби удовлетворению: а кому ж, как не им, знать странные привычки профессиональных преступников; но мне это объяснение все-таки кажется неудобоваримым. Куда разумней, опираясь на уже известные факты, предположить, что преступник спустился к парадной двери по лестнице, как все люди ходят, но обнаружил, что путь, закрыт. Но даже и тогда трудно поверить, что он решился спуститься по этой гнилой веревке, да еще с риском быть замеченным, когда гораздо проще было взломать дверь.

5) Еще одно соображение относительно ошметка глины. Выяснилось, что глина — из Кента. Как это мило с ее стороны, для удобства полиции, прилипнув к каблуку, продержаться там всю долгую дорогу и отвалиться аккуратной уликой именно там, где она и требуется. Разве все это не вызывает сомнений?

6) Еще на ту же тему. На линолеуме заметен отчетливый глиняный развод. Именно там и нашли ошметок. Следовательно, можно заключить, что глина в тот момент была влажной. Как же это могло быть, если принять, что башмаки преступника за время пребывания в доме давно высохли, что доказывается отсутствием других следов? Может быть, он грязным каблуком ступил в лужу на полу, отчего глина сделалась липкой и, когда ступню отрывали от пола, глина приклеилась к линолеуму, поскольку та ее сторона, которая приклеилась к каблуку, уже подсохла и соединение с каблуком стало менее прочным? Возможно, но все-таки скорее нет, чем да.

7) Окурки в чулане. Он, безусловно, мог тушить сигареты о подошву своего башмака, как предположил Морсби. Но зачем? То, что он не гасил их о стены чулана, очевидно. Нет, если взглянуть на этот чулан непредубежденно, то есть просто забыв обо всех обстоятельствах дела, и тогда сразу скажешь, что все выглядит так, словно кто-то нарочно опорожнил на пол полную пепельницу окурков.

8) И если достойно внимания отсутствие следов в квартире, еще более настораживает отсутствие их в этом чулане. Как бы тщательно ни вытирал он свои башмаки о дверной коврик — а он не мог вытереть их так тщательно, как того хотелось бы Морсби, ибо счистил бы тогда и эту глину с каблука, подошвы все-таки должны были быть еще сырыми, поскольку между девятью и половиной одиннадцатого лил дождь, а после этого времени дверь уже закрыли. Мог ли он прийти до девяти? Конечно мог, но зачем? Современный вор не действует без тщательной подготовки, он наверняка знал, в какое время обычно запирается крепость, и не стал бы выжидать больше, чем необходимо, из одной лишь любви к приключениям. Все факты указывают на то, что он явился в дом между половиной десятого и половиной одиннадцатого; хотя Морсби и заявил, что он мог сделать это и в пять часов, — слишком уж это маловероятно. Таким образом, то, что в чулане на полу нет следов, хотя бы стертых, остается необъясненным.

9) Почему все в квартире перевернуто вверх дном? Трудно сомневаться в том, что сундучок под кроватью был обнаружен в самом начале поисков, и уж, разумеется, до того, как пришла очередь кухни. Когда найдено то, ради чего преступник явился в дом, разве не естественно как можно скорее покинуть место преступления? Почему же он этого не сделал? Может быть, обнаружив шестьсот фунтов, он решил обшарить другие места — нет ли где еще тайников? Но это в высшей степени проблематично.