Ричард Длинные Руки – монарх - Гай Орловский

Из ее глаз выкатились две крупные прозрачные

слезинки.

— Умоляю, не убивай его! Как угодно убей меня, я пальцем не шелохну.

Я медленно убрал меч.

— Ладно. Я должен быть не только справедливым, но и милостивым, как почему-то велел наш Созда­тель. Уж не знаю, что за блажь на него нашла... Я не стану тебя убивать, как и твоих детей. Но не ради те­бя, я милостив не настолько... а ради того, кто поит там коня. Он слишком уж счастлив с тобой! А я не могу вот просто так взять и сделать хорошего человека несчастным.

Она смотрела расширенными глазами, как я бро­сил меч в ножны. Я не стал подавать ей руку, она поднялась медленно и осторожно, все еще опасаясь внезапного и смертельного удара.

— Ты... ты даруешь нам жизнь?

— Дарую, — отрезал я. — Надо бы прибить... так, на всякий случай, но рискну. Но если узнаю, что ты взялась за старое...

Она вскрикнула:

— Ни за что!.. Я познала куда более высокие радо­сти, что просто убивать. Убивать и зверь может. Я бы­ла просто сильнее других зверей. А счастлива я только теперь!

Я кивнул и вышел. Бобик весело гоняет кур, те с громким возмущенным кудахтаньем взлетают, расса­живаясь на плетне, мужик уже напоил арбогастра и с восторгом расчесывает ему гриву.

Услышав мои шаги, обернулся и сказал с восхи­щением:

— Никогда такого красавца не видел!.. Мой лорд, вы не останетесь пообедать?

— Очень спешу, — объяснил я. — У меня очень строгий господин.

Я вскочил в седло, мужик крикнул:

— А кто у вас господин?

— Господь, — ответил я. — Только Господь.

Вблизи Большого Хребта воздух заметно посвежел, хотя, на мой взгляд, каменная стена должна бы нака­ляться под жаркими лучами и прогревать воздух во­круг себя, но тут все не так, а разбираться некогда, вон появилась темная точка в основании Хребта и начинает стремительно расширяться одновременно с надвигающейся на меня каменной громадиной.

Бобик промчался вперед, справа и слева от Тон­неля массивные башни из толстых глыб, камня везде вдоволь, рыцари в стальных доспехах по обе стороны даже не смотрят в сторону осточертевшей дороги, где нескончаемым потоком тянутся нагруженные подво­ды, телеги, могучие волы тащат огромные фуры, идут торговцы, ведя в поводу навьюченных коней...

Странно, если бы Бобик не ринулся к рыцарям. Я с изумлением увидел, что там никакого переполо­ха, один сразу же подобрал с земли толстую палку и, сделав вид, что бросает в одну сторону, на миг спрятал за спину, а затем с силой швырнул в другую.

Хитрый Бобик все сообразил, не ринулся по ново­му следу, а развернулся и помчался в нужную сторону, подхватил у самой земли падающее бревнышко и тут же оказался перед его новым другом.

При моем появлении из башни вышли сразу чет­веро крупных и в прекрасных доспехах рыцарей. Все почти с меня ростом, на белых плащах красные кре­сты, опоясаны мечами, на поясах мизерикордии, ибо милосердие — закон для рыцаря Ордена Марешаля.

— Приветствую, братья, — сказал я. — Меня зовут брат Ричард.

Один сказал учтиво:

— Мы знаем тебя, брат.

Второй добавил:

— И знаем, как ты много сделал для того, чтобы Орден Марешаля снова вышел на свет божий.

— Во всех наших храмах, — сказал третий, — от­служили в первый же день по благодарственной мессе в твою честь.

— Во славу Господа, — сказал я с неловкостью. — Я только выполнял его волю.

— Во славу Господа, — ответили они вразнобой, но

одинаково благочестиво перекрестили кто грудь, кто лоб. — С победным возвращением, брат.

— Уже знаете? — спросил я с недоверием.

— Слухами земля полнится, — ответил первый уклончиво.

— Мы всего лишь, — добавил второй, — лучше других умеем слушать.

— Хорошее умение, — признал я. — Мне бы такое.

Они сдержанно улыбнулись, первый сказал учтиво:

— Оно твое, брат, ибо мы все рыцаря одного Ор­дена.

— Я счастлив, — сказал я, — что Тоннель в руках марешальцев. И хотя я сохраняю возможность обру­шить его в случае крайней опасности, но куда лучше охрана, что не пропустит к нам вражеские полчища, зато обеспечивает, как вижу, бесперебойный поток люда в обе стороны, что так важно для прогресса.

Старший сказал медленно:

— Мне приказано охранять Тоннель. Меня зовут брат Отго, я — граф Шварцбург-Рудолылтадт из рода Кенисбергов. Однако, брат...

Голос его показался мне малость смущенным, я спросил настороженно:

— Что-то стряслось?

Он покачал головой и взглянул мне прямо в глаза.

— Нет, брат, ничего. Просто сообщаю решение Совета Магистров, что служит миру и порядку. Ввиду стратегической важности Тоннеля разрешено перево­зить через него любые грузы, кроме оружия. А также приветствуется передвижение всех людей, без разли­чия, к какому роду племени и королевству они при­надлежат. Это служит божьему плану перемешивания всех людей в один народ, ибо он и был единым во времена Адама и Евы.

— А также, — добавил второй, — невзирая на их сословия и не делая между ними различий!

— Здорово, — сказал я искренне. — Как жаль, что законы Ордена не рулят всем миром и всеми коро­левствами.

Брат Отто кивнул, лицо становилось все смущен­нее, наконец он вздохнул, посмотрел на меня чисто и честно.

— Брат Клаур говорит верно. Разрешено всем, кро­ме... войск.

Я уставился на него в изумлении, даже арбогастр насторожил уши и пытался обнюхать рыцаря Ордена, но тот отпрянул.

— Это, — проговорил я, — что, распоряжение Со­вета Ордена?

— Совета Магистров, — уточнил брат Клаур. — Со­жалею, брат Ричард.

Я сказал в недоумении:

— Но как тогда я введу армию в Сен-Мари?

Он вздохнул и снова посмотрел на меня чистыми честными глазами человека, абсолютно уверенного в справедливости своей позиции.

— Боюсь, брат, это невозможно. Войска не пропу­стим ни в одну сторону, ни в другую. Только мирные грузы, только мирные люди. Все войны — зло. Во­йнами не выстроить Великое Арндское королевство.

Я помолчал, подбирая слова, но ничего не идет в голову, напротив, вылетело и то, что было.

— Войны зло, — пробормотал я в затруднении, — но что делать, если другая сторона не хочет жить мир­но?.. А принудить молитвой... вы уверены, что это возможно?

— Все возможно, — ответил он учтиво, но твер­до. — Мир стал лучше, а нравы мягче с той поры, как пришел Иисус и отменил все человеческие жертвы!

— Хорошо бы ускорить эти изменения, — сказал я. — Все-таки Иисус когда был... А справедливыми освободительными войнами можно решить быстрее.

— Гражданская война, — сказал он, — для победи­телей и побежденных одинаково гибельна. И вообще, самое большое зло — победа в гражданской войне.

— Это не гражданская, — напомнил я. — Армия идет с севера.

— Все войны, — заметил он, — гражданские, если они между людьми.

— Что делать, — сказал я, — если хотим пользо­ваться миром, приходится сражаться.

— Дело воина, — заметил он, — стремиться в бой, дело командира — не торопиться. Ты в самом деле командир, брат?

Я перекрестился и сказал благочестиво:

— Блаженный Августин изрек: «Заповедь «Не убий» отнюдь не преступают те, которые ведут войны по полномочию от Бога».

— Покажите эти полномочия, — сказал он. — Брат, могу сказать, что очень редко войну ведут по заранее определенному плану. Чаще война сама выбирает пу­ти и средства... а те чаще всего нам очень не нравятся, но что-то исправить уже поздно.

— И все же мир создается войной, — сказал я, — а во время войны законы молчат.

— Но не устав, — ответил он с достоинством. — Устав создавался веками. Тебе кажется чересчур ми­ролюбивым?

— Все войны начинаются из-за избытка миролю­бия, — ответил я уклончиво, — а добро все-таки луч­ше побеждает на расстоянии выстрела из лука. Еще лучше — из арбалета. Брат Отто, вы мудрый и ученый человек, я искренне сожалею, что такой человек вы­нужден носить меч, а не преподавать в университете. Я предпочел бы встретить на посту охраняющего Тон­нель человека попроще.

Он скупо улыбнулся

— И надеялись бы его переубедить? Увы, устав для всех устав. Ученый и неученый повинуются ему оди­наково. Сожалею, брат, но мы не пропустим войска. А Тоннель так выстроен, что защищать его нетрудно даже от самой обученной армии. Да, мы слыхали, вы можете его обрушить... Но тогда уже никто не прой­дет. Даже мирные люди.

Я вздохнул, развел руками.

— Ладно, но одного меня пропустите?

Он кивнул, на лице ясно проступило облегчение.

— Разумеется, брат. Один человек — не армия.

— Хорошо, — сказал я. — Только вернусь к при­ближающейся армии и сообщу, чтоб вернулись в свои лагеря.

Он поклонился, я развернул арбогастра и пустил его в обратную сторону.

Бобик по дороге задавил такого здоровенного кабя- няру, что захекался тащить и чуть ли не впервые позор­но отстал от арбогастра. А тот увидел большой отряд со знакомым всадником во главе, добавил скорости.

Норберт остановил коня, но не успел я покинуть седло, как прибежал Бобик и сунул ему кабана. Нор­берт даже не пытался взять этого монстра, а только сделал вид, что принимает, и кабан бухнулся на зем­лю, вызвав небольшое сотрясение почвы.