Ричард Длинные Руки – монарх - Гай Орловский

Он посмотрел на меня с укором.

— Граф Гуммельсберг?

— Вы его родственник? — спросил я. — Или вер­ный вассал?.. Хотя да, сэр Альбрехт старается, чтобы комар носа не подточил. Сколько у вас человек?

— Пятьдесят, — сообщил он и, заметив, как дер­нулось мое лицо, добавил торопливо: — Но это ис­пытанные в боях люди!

— А есть ли у них опыт и умение рубить и разго­нять безоружных горожан? — спросил я. — То-то. Они уже прут сюда. Граф Гуммельсберг все предусмотрел в точности. Даже как будто и время рассчитал.

Он повернулся в сторону города, всмотрелся в дви­гающуюся в сторону холма толпу, уже долетают от­дельные крики, его лицо не изменилось, сказал важно:

— Думаю, Ваше Величество, их надо остановить.

Я изумился:

— Правда?

И снова он не понял, кивнул с достоинством, гор­дый, что подсказывает самому королю, неспособному понять такую простую вещь.

— Да, Ваше Величество.

— Развертывайте отряд, — велел я, — пока посмо­трю, что там за народ сюда попрет. Мерзкое дело нам предстоит, но, что делать, придется и свой народ ру­бить, если придется защищать его же самого от само­го себя.

Со стороны города ползет темная тень от сверка­ющего грозными огнями облака в небе. Я судорожно протер глаза, что-то у меня со зрением, какая тень, это же прет в нашу сторону темная масса народа, уже распаленного справедливым гневом.

Во главе, что заметно сразу, трое или четверо во­жаков то ныряют в толпу, то вырываются вперед, за­метные лидеры, без которых любая толпа просто спит.

Сейчас они всячески подогревают свой энтузиазм криками и жестами, призывая людей идти и сокрушить, конечно же, еретиков и нарушающих волю Господа. Толпа прет, как весеннее половодье, что в грязной воде несет мусор, смытые с берега и разбитые вдрызг сарай­чики и курятники, кусты, трупы животных, обломки не успевшего растаять льда, и снова грязь и грязь...

Я остановил арбогастра, еще не зная, что и как делать. Но остановить, как глубокомысленно сказал этот баннерный сэр Кенговейн, этих обманутых ду­раков надо, хотя когда я слышу такое и таким тоном, то так и подмывает сделать наоборот, будто выслушал женщину.

— Бобик, — сказал я строго, — останешься здесь.

Во главе толпы напористо двигаются, как ни стран­но на первый взгляд, священники, но, с другой сторо­ны, почему странно, именно священники и раздирали единый плащ Христов, умело наброшенный на всю Европу такими гигантами, как Тертуллиан и Августин. Лютер был священником, как тот же Кальвин, Гус или даже Коперник, но церковь разодрали на крупные и мелкие куски.

Толпа прет яростная и уже взвинченная, переко­шенные лица, крики, вскинутые кулаки, а священ­ники потрясают крестами. С нашей стороны вперед выступили тоже священники и, прижимая к груди Библии, начали с неистовым исступлением читать молитвы.

Наступающие идут без Библий, но у всех во вски­нутых руках кресты, у кого размером с нательный, у кого напоминает боевой топор, а лица яростные, в глазах праведный гнев и жажда разметать в клочья еретиков, посмевших... непонятно что, но все равно посмевших пойти против Господа, пытающихся вос­противиться его воле!

Я выехал вперед, вскинул руку и, привстав на стре­менах, заорал:

— Вас не пугает гнев Божий?

Толпа даже не остановилась, только передняя часть чуть замедлила движение, так половодье нехотя под­нимается на пологий холм и быстро обходит его по краям.

Я в бессилии стиснул челюсти. Когда толпа, не по­могут ни зачарованный меч, ни доспехи, ни могучий конь и пес. Если фанатики, то сомнут числом, задавят массой. Толпа дураков опаснее дракона.

Они обошли меня, словно гранитный обломок ска­лы, и поперли в сторону холма, а там, как я смотрел в бессилии, слишком жиденькая цепочка охраны. Про­рвать ее не составит труда, а сам маяк вряд ли сумеет себя защитить. Во-первых, это явно не военная шту­ка, во-вторых, еще только строит себя, беззащитнее птенца орла.

Арбогастр развернулся вслед толпе и недовольно похрюкивает, не понимает, чего я жду. Судя по разме­рам, здесь не меньше двух тысяч идиотов, что верят, будто это Господь послал карающий меч на человече­ство. А не шарахнул сразу, это чтобы дать покаяться, как твердит церковь, завещать ей все имущество, об этом священники не забывают, признаться во всех грехах, получить отпущение... за пожертвование церк­ви, понятно.

Ладонь моя, то и дело прыгающая, как лягушка, на рукоять меча, будто сама по себе скользнула к седель­ной сумке. Я торопливо расстегнул ремни и выхватил клетку, что сейчас не больше грецкого ореха, чуть уве­личил ее и сказал свистящим шепотом:

— Эй, не спишь?

Крохотный красный воин, размером с фараоново- го муравья, лежит в позе чемоданчика, на хлынувший сверху свет не повернул голову.

— Так ты в самом деле, — спросил я, приглушая голос, — принес мне клятву?

Он поднялся, странно медленно для таких разме­ров, ухватился крохотными пальчиками за едва види­мые прутья.

Голос его прозвучал тоньше комариного писка:

— Я же сказал, мой лорд! Моя клятва нерушима, ты это знаешь.

Я медленно наклонил голову, одолеть этого демо­на удалось почти чудом, второй раз может и не полу­читься, но в последнее время в самом деле отчетливо понимаю, когда врут, а когда не врут.

— Я тут на досуге, — сказал я небрежно, — его у королей девать некуда, поразмышлял, повспоминал и отыскал заклятие для этой клетки. Подумать только, ее можно сделать в сто раз мельче макового зерныш­ка!.. Даже в тысячу.

Красный гигант вскричал тем же комариным го­лосом:

— Мой лорд, ты же этою не сделаешь?

— Нет, — ответил я великодушно. — Но все кому- то служат, а я все это время придумывал, чем тебя озадачить.

— Но я буду служить! — донесся писк. — Я дал не­ рушимые клятвы! Мы обязаны служить тем, кто силь­нее нас.

— Хорошо-хорошо, — сказал я торопливо, — я те­бя выпускаю. Как твое имя?

— Феррун, — ответил он. — Только назови его, и я снова окажусь перед тобой, господин!

— Хорошо, — сказал я. — Вот тебе задание. Ви­дишь толпу, что уже прет на холм? Ее надо...

— Уничтожить?

— Только в крайнем случае, — ответил я. — А луч­ше всего погнать обратно. Без жертв, если получится. Но если с жертвами... что ж, великие цели требуют и великой платы...

Он сжался, ухватился за прутья, а я сосредоточился и проговорил длиннейшее заклинание из книги Уэ- стефорда, стараясь выдерживать темп, интонации и не перепутать ударения.

В какой-то миг казалось, ничего не случилось, од­нако после недолгого раздумья клетка пошла ввысь и в стороны. Прутья раздвинулись сами, воин из крас­ной стали поспешно шагнул наружу, пока еще мне до колена, но быстро вырос и снова стал на голову выше, шире в плечах, а изо рта плеснуло язычками багрового огня.

Арбогастр беспокойно переступил с ноги на ногу, а Бобик встал со мной рядом и угрожающе зарычал.

Я ощутил беспокойство, когда прежняя раскален­ная глыба металла повернулась ко мне всем корпусом.

Глазницы заполнились оранжевым огнем, он про­рычал:

— Повинуюсь, мой лорд.

Арбогастр как будто вздохнул с облегчением, когда этот Феррун с огромной скоростью метнулся вслед за толпой.

Мы не двигались, а красный гигант возник уже перед прущим наверх народом, которому осталось до маяка несколько шагов. Мы отчетливо видели, как он вскинул руки, между ладонями вспыхнула ветвистая багровая молния.

Через мгновение между ним и людьми взвилась жаркая стена огня. Послышались крики, сзади напи­рают, передних выдавило в огонь, крики стали душе­раздирающими, а Феррун потряс вскинутыми руками и сжал кулаки.

Молния сорвалась с растопыренных пальцев и ударила в землю прямо перед напирающими. Стена огня начала расширяться, тесня толпу с холма, но за­дние продолжают напирать, я устрашенно видел, как передние ряды исчезают в огне.

Наконец, ужас охватил всех, но отступали сперва неохотно, потом все быстрее, наконец бежали, падая и вскрикивая, когда по их спинам, как табун, пром­чались остальные.

Огненная стена погасла. Багровый гигант покло­нился издали, из-под ног у него выметнулся огонь, и он исчез, то ли погрузившись в землю, то ли рас­павшись на искры.

— Слава богу, — сказал я дрожащим голосом. — Да примет Господь души этих обманутых дураков... а мне их все равно почему-то не жалко. Хотя да, понимаю, не ведают, что творят... а вот все равно не жалко. Ста­тистика это, всего лишь статистика. И ничего кроме... не отвлекайся, дурак, на жалость, не отвлекайся...

Я собирался отбывать обратно, однако разведчики сообщили, что в нашу сторону направляется боль­шой отряд бурнандской конницы. Во главе двигаются всадники со знаменами, на которых изображен боль­шой черный ворон.

— Королевские знамена, — определил я и, пой­мав взгляд Норберта, пояснил: — Там королем Эдвин Рафнсварт, что значит на их наречии «Черный Ворон». Хорошо, хотя и непонятно... Ах да, мы договорились заключить союзный договор, но так и не подписали.