Вела Сезон 1 - Ли Юн Ха

— Прости, что не смогли сказать тебе заранее, — добавила Асала для Нико. Она нисколько не раскаивалась, но так уж положено говорить ребенку твоего работодателя, особенно когда они стоит и таращится, как умалишенные. — Мы не могли рисковать утечкой информации.

Нико обернулись к ней, больше всего напоминая человека, обнаружившего себя на мушке.

— Я же ничего бы не рассказали.

Асала нетерпеливо вздохнула. О боги, если Нико так нервничает еще до того, как покинули космический док, придется до конца поездки запереть их со всей их драгоценной техникой в каюте.

— Я и не говорю, что ты бы что-то рассказали. Но это тайная операция. Засекреченная. Для посвященных. Ты же понимаешь, что это значит, да?

Нико ответили оскорбленным взглядом, но слегка расслабились.

— Я не глупые. Понимаю.

На всю троицу опустилась тишина, тяжелая и неприятная.

— Что ж, — произнесла наконец генерал. Закинула свою сумку на плечо и направилась на спальную палубу. — Славная будет поездка.

— Где туалет? — спросили Нико.

— У тебя есть личный в каюте, — сказала Асала.

— А есть… — Они нерешительно глянули на лифт, куда шла генерал. — …На других палубах?

Асала не запросила алкоголь на борт — от некоторых видов роскоши ее заедала совесть, — но в этот миг ей нешуточно, по-настоящему захотелось выпить.

— Полагаю, должен быть внизу, рядом с кухней.

Нико поспешили вниз с позеленевшим лицом, бросив сумки в ужасающей куче.

Асала осталась одна в прекрасной комнате на прекрасном корабле, глядя на уродливую свалку бесполезного багажа и слушая шарканье других людей, существующих поблизости. Хотелось дать Экрему прямо в его дурацкую улыбчивую рожу.

***

— Моя семья занималась сахаром еще со дня поселения. Э-э, промышленным, понятное дело, сахаром — нам, внешним, цемент и смола нужны больше пирогов. Мы все сахарщики: я, мои партнеры, наши дети, мои братья. Моя прабабушка, пока не умерла пять лет назад — или четыре? Не суть. Наверное, мы просто привыкли. Сахар — это по нашей части.

— Те, кто это смотрит, могут не знать, где мы собираем сахар.

— Ах да. Есть такое растение, мы его зовем сладкокровным деревом. Это, на самом деле, не прям дерево, как у Внутренних, — с листьями и прочим. Это огромный мясистый столб с жесткой кожурой. Они плотоядные — для нормального фотосинтеза солнечного света слишком мало, поэтому у них длинные корневые системы, которые ищут подземных существ — в основном ледяных мышей, — ловят и выпивают досуха. Не самая приятная картина, но такова уж природа. В общем, сладкокровные деревья растут только в долинах вдоль побережья Ледникового моря. Я любил туда выбираться в дни сбора сока. Тише места просто не придумаешь. Родкоты не любят охотиться нигде, кроме тундры, а воллмалам там есть нечего, так что больших зверей вообще не встретить. Разбивай лагерь, где хочешь, не нужно ни оружие, ни ограда под напряжением. Только ты, деревья да звезды над головой. Лучшее место в мире.

— Вам пришлось отказаться от сбора сока, когда начались заморозки?

— Ну, не сразу. Было, конечно, холодно, но я что хочу сказать — это же Эратос. Мы привыкли к холоду. Мы думали, что сможем просто... как бы... надеть дополнительные шерстяные вещи и в ус не дуть. Прихватить пару дополнительных обогревателей. Но да, с каждым сезоном, когда мы туда отправлялись, подмораживало все сильнее и сильнее. Многие бросили дело, но мы за него держались. Хотя когда отправились в последний раз… Я что хочу сказать — было холодно. Просто убийственно холодно. Мы закончили пораньше и залезли в палатки — сгрудились такие вокруг обогревателей, да, — и внезапно раздался звук. Громкий-громкий треск.

— Как от оружия?

— Нет... ну, навроде того. Громче. Непонятнее. Всполошил нас. Я решил, может, дерево упало, но где-то через полчаса — опять.Хрусть. А потом еще, и еще. Это, понимаете, взрывались деревья. Той ночью так похолодало, что смола замерзла и затвердела, и в какой-то момент растение просто лопается. Раз — и бац. Наши дирижабли... они не предназначены для того, чтобы в них спать, но мы все как можно скорее перебрались в кабину и заночевали там.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Почему?

— Сладкокровные деревья твердые. Тяжелые. А тут их замерзшие стволы трещат по швам. Тебя будто забрасывают камнями. Мы решили, что уж безопаснее за обшивкой, чем в палатке. Я что хочу сказать — с нами же были дети.

— И после этого вы туда больше не ездили?

— Ага. Кажется, мы были последними.

***

Нико думали — всерьез думали, — как бы не выходить из каюты, пока Кинриг не сойдет с корабля. Две недели до точки встречи. Это возможно? Туалет есть. Вода есть. Еды… нет. В каюте не было ни крошки, а прошло уже четыре часа с тех пор, как «Альтаир» вылетел из дока, и живот Нико уже наконец достаточно успокоился, чтобы проголодаться. Они тянули, сколько могли, пытаясь сосредоточиться на работе. Расставили на полу кучу оборудования — они не собирались пользоваться рабочей станцией внизу, пока рядом шастает она, — и какое-то время успокаивающая логика кода и чисел отвлекала от настойчивого желудка. Только когда они осознали, что неопределенный период времени не делает ничего, кроме как вспоминает лапшу на день рождения, они уступили физиологии. Ладно. Придется поесть.

Кухня — или, скорее, столовая, потому что по-настоящему готовить там было негде, — оказалась овальным пространством со стенами, омытыми теплым белым свечением. Там висела пара картин, какие бывают в отелях, — красивые, ненавязчивые и бессмысленные. Не считая продуктовой станции, встроенной в стену сбоку, в комнате не было ничего, только длинный закругленный стол и щедрый запас напольных подушек. К облегчению Нико, присутствовала только Асала.

Наемница сидела за столом с полной тарелкой, скрестив ноги на подушке, в идеальной позе, читая что-то на наладоннике. Нико спросили себя, сутулится ли Асала хоть когда-нибудь, проводит ли когда-нибудь дни в дырявой пижаме, с крошками и немытой головой. Почему-то они в этом сомневались.

Асала спокойно ела, удостоив Нико только беглым взглядом.

— Умеешь пользоваться продуктовой станцией? — спросила она, завернув себе еще еды в обрывок лаваша.

— Конечно, — сказали Нико, слегка уязвленные предположением, что не умеют, гораздо больше уязвленные тем, что понимали, откуда это предположение взялось. В семье их отца обычно готовят для тебя другие. Нико подошли к встроенному в стену прибору и включили меню. На выбор предлагались стандартные хайямские блюда: пряные тушеные каши и жаренные на сковородке красочные блюда, орехи, овощи и любая живность, какую только имеет смысл разводить.

— Работает? — спросила Асала.

— Ага, — сказали Нико. — А что, не работало?

— Слегка тормозило, всего на секунду. То же самое я заметила с настройкой температуры у себя в каюте.

Они пожали плечами.

— Сейчас вроде нормально.

Нико прокрутили меню до конца, потом обратно, потом опять вниз, не сомневаясь, что что-то пропустили. Перевели взгляд на Асалу.

— А десерта нет?

— Ты обычно ужинаешь десертом?

И снова вспышка раздражения.

— Нет, я просто имели в виду — нам что, забыли его загрузить?

Асала прожевала какие-то зеленые листья.

— Есть фрукты, — сказала она.

Нико тихо вздохнули и отвернулись к станции. Нет, они не планировали ужинать десертом — они же не долбаный ребенок, — но, боги, после такого денька они бы точно не отказались от молочного заварного крема или миски облачного супа с щедрой добавкой сиропа. Ну что поделать. Они выбрали кашу с красными орехами и ждали, пока продуктовая станция тихо гудела. За стеной пакет полуфабрикатов с полки заливался водой, разогревался, распаковывался и красиво подавался на тарелку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А острого соуса нет? — спросили они.