Социализм. «Золотой век» теории - Александр Шубин

После Второй мировой войны социал-демократия, в ужасе отшатнувшись от модели государства-фабрики, но не воспиняла и концепции освободительного социализма, к которым относилась с самодовольным презрением. Социал-демократия стала ориентироваться на западные стандарты социального государства, предусматривающие сохранение частной собственности на основные средства производства и другие институты капитализма. В политической области уже со времен Каутского социал-демократы стояли на либеральных позициях. Таким образом, социал-демократия как течение социалистической мысли прекратило существование в большинстве стран Западной Европы уже в середине ХХ в.

Интересное развитие идей К. Каутского предложил экономист Карл Баллод, который под псевдонимом Атлантикус выпустил в 1898 г. книгу «Государство будущего». В ней он провел конкретные подсчеты, которые, с его точки зрения, доказывали, что в Германии есть все, необходимое для социализма. Таким образом, получалась конкретная модель «социализма в одной стране»[861]. Читая этот прогноз, продиктованный наилучшими намерениями автора, иногда останавливаешься в изумлении – насколько это напоминает СССР (а также, хоть и в меньшей степени – нацистскую Германию. Все-таки Баллод был немцем, и дух германского орднунга не мог не отразиться в его сочинении).

Можно, конечно, возразить, что К. Каутский и другие идеологи Второго интернационала не несут ответственности за вычисления профессора К. Баллода. Но, с другой стороны, только Атлантикус взял на себя бремя конкретного обоснования модели социал-демократии. В 1898 г. он ни в чем не возразил Каутскому. Успехи и неудачи Баллода – это успехи и неудачи проекта германской социал-демократии, да и всего господствующего направления Второго Интернационала. Это – наиболее последовательная и конкретная попытка соединения социал-демократической идеологии того времени с реальностью. Если модель Баллода не годится, то ничего более конкретного в обоснование конструктивной модели социал-демократии все равно сделано не было.

К. Баллод исходит из того, что «совершенно нет необходимости, чтобы весь земной шар одновременно перешел к социализму»[862] Эту мысль мы видели и у Каутского. Из этого следует, что социализм можно строить первоначально в рамках одной страны… и ее колоний. Вывод о единстве метрополии и колоний продиктован экономическими соображениями – где-то необходимо брать сырье, а Баллод предпочитает свести внешний обмен к минимуму, чтобы все экономические процессы были подвержены планированию из единого центра. Конечно, колонии будут называться иначе, это будут своего рода союзные республики, которые постепенно будут подвергаться просвещению и втягиваться в наиболее передовые экономические отношения. Как социал-демократ, Баллод является противником колониального угнетения. Но как экономист он выступает за сохранение сложившихся хозяйственных связей. Тем более, что при социализме они ведь уже не будут основаны на угнетении. Впрочем, даже если Германия потеряет колонии, проект Баллода не рухнет – в варианте своей работы, написанном в 1919 г., он включает в свои расчеты практически только ресурсы собственно Германии.

Баллод пытался выяснить, каково максимально рациональное использование имеющихся производительных сил и ресурсов, и видел его в «централистической организации» крупного производства, организованного как единый организм народного хозяйства[863]. Баллод фанатично верит в крупное производство, он выясняет, сколько еще крупных предприятий нужно основать, чтобы все производство было сосредоточенно именно в крупных предприятиях – что должно привести к резкому подъему общей производительности труда. В предисловии к своей работе, написанном уже после Первой мировой войны, Баллод пишет: «Теперь дела обстоят так, что собственно мелкое производство в течение войны совершенно сошло на нет. Было бы в высшей степени неразумно опять пробуждать его к жизни»[864]. Но война может вести не только к прогрессу, но и к регрессу. Деградация мелкого хозяйства – повод для оптимизма Баллода. Он знает только крупное производство и ручное производство кустарей[865]. Разница в производительности труда между ними очевидна (хотя с качеством продукции дело обстоит не так просто). Баллод не представляет себе, что мелкое производство может быть технически оснащено не хуже, чем крупное. Это провидели представители освободительной мысли Михайловский и Кропоткин, но конкретные формы автоматизации нефабричного труда станут понятны только в эпоху персональных компьютеров.

Даже в области сельского хозяйства Баллод считает необходимым переходить к крупному производству, не соглашаясь с аргументами экономистов (не только народников), доказывавших большую эффективность мелкого производства в сельском хозяйстве. Но его главный аргумент носит не универсальный, а сугубо германский характер – в стране мало плодородных земель (даже с учетом предложенного Баллодом плана мелиорации). Поэтому Баллод подробно моделирует оптимальную сельскохозяйственную «фабрику», применяющую все современные средства повышения урожайности. Оптимальными он считает хозяйства размером в 40 гектар, применяющие паровые плуги и железнодорожный транспорт для быстрейшей доставки продуктов в хранилища.

В СССР будет проведен эксперимент, который покажет пределы эффективности крупного государственного хозяйства. При росте количественных показателей хозяйства по мере его укрупнения, оно теряет в качестве продукции. Возникают серьезные проблемы в стимулировании труда, сохранении продукции. Эти проблемы могут быть частично решены в кооперативе, где доход человека зависит от успеха предприятия. Но тогда хозяйство все равно должно быть меньше. Во ХХ веке идея крупного сельскохозяйственного производства получит еще один удар – малогабаритная техника, которая успешно может применяться даже в хозяйстве одной семьи. Баллод уже во время революции в России писал об этом изобретении, считая его неперспективным.

Социалистическое государство должно взять в свои руки все крупные производства и обеспечить производство основных потребительских благ.

Предвосхищая модель НЭПа, Баллод считает возможным сохранить частный сектор, ограничив сферы деятельности частной инициативы домашним хозяйством, частными садами, издательским делом, производством мебели и строительством (здесь Баллод смешивает два разных явления – мелкий частный бизнес и «индивидуальную трудовую деятельность», ведение личного хозяйства). Частное накопление мелких хозяйств будет затруднено, так как банковская система останется в руках государства. При этом Баллод предпочитает обойтись без насилия и конфискаций в ходе перехода к социализму. От буржуазии нужно откупиться, предоставив ей ренту в обмен на предприятия (здесь чувствуется влияние опыта Бисмарка при объединении Германии).

Работать на государство будут все граждане – вводится 5-6-летняя трудовая повинность. Баллод прямо сравнивает трудовые ресурсы с армией, подразумевая, что организация труда будет полу-военной. Но все таки (на первый взгляд) будут существовать отличия трудовой армии от обыкновенной – германскую социал-демократию затронули веяния идей производственной демократии. На государственных предприятиях вводятся комитеты для наблюдения за производством. Но предназначены они не для управления, а для «повышения интенсивности труда путем повсеместного введения системы Тэйлора». Так что Баллод является сторонником именно милитаризированного, тоталитарного по своей организации хозяйства, и «демократия» у него оборачивается своего рода «стахановским движением» и контролем рабочих друг за другом. «Наиболее действительным в большинстве предприятий оказался бы взаимный контроль рабочих, поскольку в них пробуждено чувство чести, которое как раз у социалистически настроенных рабочих достаточно развито уже и теперь»[866]. Социал-демократы (как умеренные, так и большевики) очевидно смешивали сознательность как солидарность в борьбе против угнетения и сознательность как готовность трудиться на государство изо всех сил. А ведь эти две «сознательности» противостоят друг другу – люди, до перехода к социализму считавшие сознательностью умение отстаивать свои права против администрации, должны вдруг развернуться на 180 градусов только потому, что менеджер сменил окраску, стал из частного государственным.

При всех резких высказываниях Баллода в адрес большевиков, он предлагает практически то же самое, что стали осуществлять именно они. Сначала лидеры большевиков надеялись на сознательность рабочих и рабочий контроль, а затем, убедившись в 1918 г., что рабочие трудятся все хуже – Ленин стал уповать на принуждение и тэйлоризм.