Социализм. «Золотой век» теории - Александр Шубин

При всех резких высказываниях Баллода в адрес большевиков, он предлагает практически то же самое, что стали осуществлять именно они. Сначала лидеры большевиков надеялись на сознательность рабочих и рабочий контроль, а затем, убедившись в 1918 г., что рабочие трудятся все хуже – Ленин стал уповать на принуждение и тэйлоризм.

Баллод рассуждает как рачительный капиталист, поклонник потогонной системы. Он утверждает, что надо заставить рабочих трудиться в 2-3 смены (вспомним «ускорение» Горбачева с его «трехсменкой»).

В общем, чтобы заслужить право на досуг и свободу, нужно несколько лет в поте лица своего потрудиться в фабричной казарме.

Население, отбывшее трудовую повинность, по Баллоду должно размещаться в городах-садах, состоящих из семейных вилл. Здесь есть электричество, газовое отопление, трамвайное сообщение. Эта попытка представить себе, как будет происходить стирание различия между городом и деревней, еще не могла быть последовательным из-за неразвитости технических средств. Жизнь на виллах доступна «пенсионерам», а работники должны находиться близ крупных предприятий, на которых отбывают трудовую повинность. Но как раз «пенсионеры» будут составлять большинство общества. Чем их занять? Здесь мы видим тупик, в который попал уже Каутский. ХХ век продемонстрировал, что досуг, если его нечем занять, становится угрозой для человека. Баллод, как и Каутский, надеется занять «пенсионеров» философией. И еще своим садиком. Таков счастливый удел масс.

«Социалистическое» государство Баллода не лишено и элиты. Со школьной скамьи экзаменационным путем производится отбор талантов в управленческую и научную элиту. Работа управленцев и ученых оплачивается очень высоко. Баллод подробно прописывает номенклатуру должностей, количество чиновников, которые должны оплачиваться очень высоко, высоко и т.д. Но в любом случае зарплаты чиновников должны в несколько раз превышать доходы простых тружеников. По мере развития общества управленческие функции будут доведены до автоматизма, и количество чиновников значительно упадет.

Но для бюрократии – непочатый край работы. Все нужно согласовать – интересы производителей и потребителей, отраслей и территорий.

Со временем согласование интересов будет производиться самими работниками. Но не сейчас. Слишком много сложнейших экономических проблем возникает при отмене рыночных отношений. Их предстоит решать интеллектуально-бюрократической элите.

Как избежать борьбы предприятий и отраслей «за наиболее выгодные условия работы при наименьшем напряжении сил?» Ответ Баллода на этот ключевой экономический вопрос социализма поражает своей наивностью: «Против этого может помочь только уважение к нравственным принципам и повышение нравственного состояния народа…»[867] Но затем добавляет жесткое обличение синдикализма и категорическое требование – «Благодетельный социализм, который приведет к всеобщему благоденствию, возможен лишь как централистический…»[868] Вот они – истоки теории «государства всеобщего благоденствия». Баллод – безусловный противник автономии коллективов и прочих синдикалистских вольностей: «Кто выступает за синдикализм, за анархистские, независимые друг от друга производственные союзы, тот доказывает, что плохо понял Маркса»[869]. А может быть, Маркс что-то плохо понял? Впрочем, Баллод плохо понял синдикалистов – они выступали не за независимые друг от друга профсоюзы, а за их объединение в ассоциацию.

Баллод категорически отстаивает централизованное распределение основной массы продуктов. Рынок при социализме заменяется распределением со складов. Эта идея давно известна в социалистическом мысли, но Баллод добавляет к ней свой штрих – распределением должны ведать раздаточные пункты, в которых работают домохозяйки. Ведь именно они в первую очередь страдают от недостатка качества продукции. «В социалистическом государстве на первом месте должны стоять интересы потребителей; каждая хозяйка будет заинтересована, чтобы доставка товаров была регулярная и чтобы товары были доброкачественные»[870]. Ну просто «каждая домохозяйка должна управлять экономикой». Только остается неясным, что смогут предпринять домохозяйки, если товары поступят несвоевременно и будут некачественными?

Баллод тщательно увязывает отрасли, считает кирпичи, доски и даже рояли, которые сможет произвести промышленность. Слабая сторона этих вычислений – отсутствие качественных показателей. Эта же проблема болезненно скажется позднее в советском планировании[871].

Баллод пытается ответить на все возможные обвинения буржуазных экономистов в популизме. Предлагая ввести ренту для изобретателей, он тут же находит источник ее финансирования – налог на наследство. Но финансовые расчеты Баллода все равно слишком оптимистичны. Предлагая возвести множество новых предприятий (как не вспомнить советскую первую пятилетку), Баллод считает, что средства на это даст интенсификация производства. Но ведь успехи интенсификации зависят от ввода в строй новых предприятий. Баллод просчитывает, какие предприятия нужно возвести для резкого повышения производительности труда народного хозяйства в целом, пропагандируя электрификацию, создание территориальных производственных комплексов (предвосхищая идею совнархозов), регулярное обновление технического парка. Влияние книги К. Баллода заметно в советском планировании 20-30-х гг.

Пожалуй, не Каутский, а именно Баллод достиг предела германской социал-демократической мысли, за которой неизбежно должен следовать поворот – или к коммунистической, или к либеральной, или к антиавторитарной социалистической мысли.

Когда в России разразилась революция, и два крыла социализма вступили в смертельную борьбу, полемика большевиков и социал-демократов приобрела новую актуальность. Ведь большевизм начал «социалистические» преобразования в стране, для этого не предназначенной, не имеющей культурно-экономического потенциала Германии. Тем не менее, при всем обличительном пафосе большевиков и социал-демократов в адрес друг друга, Баллода не только критиковали в Советской России, но и изучали – можно было взять много полезного. Между Баллодом и большевиками возникла дискуссия практиков, которые были заинтересованы в скорейшем начале продвижения к социализму.

Труд Баллода был издан в Советской России, и ему была предпослана статья Ю. Мархлевского. Признавая заслуги немецкого профессора в обосновании технической стороны социалистического строительства, Мархлевский останавливается на ошибках экономиста, в которых нашли отражение ошибки правого крыла германской социал-демократии. Пытаясь откупиться от капиталистов, Баллод «не сознает, что господствующий класс не сдастся без боя» (впрочем, весной 1918 г. Ленин надеялся провести именно такую откупную операцию). Баллод не понимает специфику агарного вопроса в России, надеется на создание самодовлеющего социалистического государства[872]. Но в 1921 г. уже становилось ясно, что мировая революция не удалась. Так что скоро идеи «социализма в одной стране» будут востребованы и в СССР.

Не согласен Ю. Мархлевский и с тем, что, отработав несколько лет, люди будут уходить на заслуженный отдых. Ведь труд не должен рассматриваться как тягость и повинность, «люди социалистического общества не пожелают быть лежебоками». Более того: «Если социалистическое общество не сумеет организовать труд так, чтобы он был удовольствием, дело не выйдет»[873]. Как в воду глядел. Но утопия Мархлевского (и Маркса) – это одно, а проект Баллода (и немецкой социал-демократии) – другое «дело». Это – государство-фабрика, и она должна работать независимо от того, любят рабочие трудиться или нет.

Мархлевский протестует против попытки Баллода насадить «мандаринщину» в виде иерархии образованных управленцев над менее образованными рабочими. В конечном итоге все должны получить полный доступ к благам культуры, иерархия должна быть упразднена. Но возможно ли это сразу? Баллод вернется к этой мысли, оценивая первые итоги большевистского эксперимента.

Козырь Мархлевского и большевизма в целом – провал попыток провести социалистические эксперименты в Германии после прихода к власти социал-демократии. Социал-демократы не собирались идти к социализму, а большевики – готовы к этому и, может быть недостаточно умело, но действуют. Интересно, что с этим Баллод согласился…

Посетив в 1920 г. Советскую Россию, он написал незаконченную работу, достаточно благодушно оценивающую первый советский опыт. Эти оценки контрастируют с тем, что писали другие германские социал-демократы после 1918 г. Но Баллод не изменил своих взглядов. Он просто увидел, что большевики начали движение к сверхцентралистической («социалистической») экономике, а германские товарищи, взяв власть, не сделали ни одного шага к социализму. Поэтому Баллод утверждает, что «русский пролетариат… является полновластным хозяином на своей территории», но действует в трудных условиях[874]. Баллод не согласен с социал-демократами, утверждающими, что Россия не готова к социализму, так как лишь небольшая часть работников сосредоточена в крупных производствах. При условии повышения производительности труда этого вполне достаточно – все равно остальная рабочая сила является излишней и должна отдыхать на пенсии. Важно только организовать массы соответствующим образом и подтянуть их культуру к нужному уровню: «Но если есть смысл в теории о диктатуре пролетариата, то эта диктатура может только быть диктатурою просвещенного идеализма, светлого гения пролетариата над простой демократией непросвещенных, не понимающих пока своей собственной выгоды широких масс»[875]. Баллод понял большевиков лучше их самих. Ленин лишь в последних статьях 1922-1923 гг. пришел к этому же выводу, полемизируя с Н. Сухановым: да, в России не было культурных предпосылок для строительства социализма. Но диктатура должна их создать. Из социалистического ее проект превращается пока в просветительский, из коммунистического – в модернизационный. Но в этом заключается более достижимая, более практическая миссия. Одна беда – нет доказательств, что просветитель более просвещен, чем просвещаемый.