Грозовой перевал - Эмили Бронте

– Твоих владений, тварь поганая? У тебя их никогда не было, – сказал Хитклиф.

– И моих денег, – продолжала она, смело встретив его гневный взгляд и впиваясь зубами в корку хлеба, оставшуюся от ее завтрака.

– Молчать! – вскричал Хитклиф. – Доедай, и чтоб духу твоего здесь не было!

– И еще вы забрали себе земли Гэртона и его деньги, – с безрассудным упрямством продолжала она. – Мы с Гэртоном теперь друзья, и я ему все про вас расскажу.

Хозяин от неожиданности как будто лишился дара речи, он побледнел и встал с места, не спуская с нее глаз, в которых читалась смертельная ненависть.

– Если вы меня ударите, то Гэртон ударит вас в ответ, – заявила она, – поэтому лучше сядьте.

– Если Гэртон сейчас же не вышвырнет тебя вон из комнаты, я ударю его так, что он отправится прямиком в ад, – вскричал Хитклиф. – Ах ты, ведьма проклятая! Ты что, пытаешься восстановить его против меня? Уберите мерзавку с глаз моих долой! Слышите?! Пусть убирается на кухню и сидит там! Клянусь, Эллен Дин, я убью ее, если ты хоть раз позволишь ей попасться мне на глаза!

Гэртон вполголоса убеждал Кэтрин уйти.

– Утащи ее отсюда! – бушевал хозяин. – Хватит разговоров!

И он двинулся вперед, намереваясь собственноручно выполнить свой же приказ.

– Он не должен подчиняться вам, страшный вы человек, – крикнула Кэтрин, – и очень скоро он возненавидит вас так же, как и я.

– Тише, тише! – с упреком бормотал Гэртон. – Не хочу слушать, как ты так говоришь о нем. Довольно!

– Но ты не дашь ему ударить меня! – воскликнула она.

– Уходи отсюда скорее, – серьезно прошептал он.

Но было уже поздно, Хитклиф добрался до Кэтрин.

– А теперь ты убирайся! – велел он Эрншо. – Ведьма проклятая! Довела меня до белого каления, и именно тогда, когда не могу я этого вытерпеть. Что ж, я заставлю пожалеть ее об этом раз и навсегда!

Хитклиф схватил Кэтрин за волосы, а Гэртон попробовал разжать руку хозяина, умоляя его в этот раз не бить его сестру. Черные глаза Хитклифа сверкали бешенством, казалось, он готов буквально растерзать Кэтрин, и я уже почти набралась смелости, чтобы прийти ей на помощь, как вдруг пальцы его разжались, он выпустил ее локоны и, схватив вместо этого за руку, повернул к себе и внимательно вгляделся в ее лицо. Потом он прикрыл рукой ее глаза, замер на минуту, словно стараясь прийти в себя, а затем, вновь повернувшись к Кэтрин, сказал с напускным спокойствием:

– Ты должна оставить свои дерзости, а не то я тебя и вправду убью. Теперь ступай с миссис Дин, оставайся при ней, и чтоб ни в чьем ином присутствии ты не смела распускать свой ядовитый язык. Что до Гэртона Эрншо, то если я хоть раз увижу, что он слушает твои наветы, он у меня тут же отправится сам зарабатывать себе на хлеб, где ему вздумается. Твоя любовь в одну минуту сделает его нищим изгнанником. Нелли, уведи ее! Уходите все! Оставьте меня в покое!

Я быстро увела мою молодую госпожу: до нее уже дошло, какой беды она избежала, потому она не сопротивлялась. Все остальные последовали за нами, и мистер Хитклиф оставался в зале один вплоть до самого обеда. Я посоветовала Кэтрин пообедать у себя в комнате, но, как только он заметил, что ее место за столом свободно, он тут же послал меня за ней. За обедом он ни с кем из нас не разговаривал, ел совсем мало и сразу после обеда ушел, дав понять, что не вернется до вечера.

Молодые люди, объединенные установившейся между ними дружбой, расположились в его отсутствие в зале, и я услышала, как Гэртон сурово оборвал Кэтрин, когда та попыталась открыть юноше глаза на козни Хитклифа в отношении его отца. Он сказал, что не потерпит ни одного слова против мистера Хитклифа: пусть лучше Кэтрин ругает его самого, как делала это раньше, но хозяина не трогает. Моя госпожа страшно на него за это рассердилась, однако он нашел достойное средство заставить ее замолчать, спросив, как бы она отнеслась к тому, если бы он – Гэртон – принялся поносить ее отца. Тогда она поняла, что любой урон репутации Хитклифа Эрншо воспринимает как личное оскорбление и что он привязан к хозяину Грозового Перевала узами привычки, которые не в силах разорвать доводы рассудка, и было бы жестоко попытаться заставить юношу скинуть их в одночасье. К ее чести, она больше никогда не жаловалась Гэртону на Хитклифа и не выражала свою неприязнь к нему. Она позже призналась мне, что сожалеет о своих усилиях посеять вражду между ним и Гэртоном – действительно, после этого она ни разу не позволила себе в присутствии последнего ни одного слова против своего мучителя.

Разрешив это небольшое разногласие, молодые люди помирились и с головой окунулись в учение, причем Кэтрин выступала в роли строгой учительницы, а Гэртон – прилежного ученика. Закончив работу, я пришла посидеть с ними, и уж так приятно и радостно было мне любоваться на них двоих, что я совсем не замечала, как летит время. Понимаете, мистер Локвуд, они для меня все равно что родные дети. Я давно уже горжусь Кэтрин и уверена, что и Гэртон в самом скором времени оправдает мои надежды. Честность, добросердечие и ум были заложены в него самой природой, и теперь, извлеченные из-под спуда, они быстро разгоняют тьму невежества и низости, в которую ввергло его воспитание. Искреннее одобрение Кэтрин только добавляет масла в огонь. В тот вечер пробужденный разум заставил лицо юноши засветиться по-новому, придав живость и благородство его чертам. Я с трудом могла поверить, что передо мною тот же самый деревенский увалень, которого я увидела в тот день, когда моя маленькая леди оказалась на Грозовом Перевале после своего путешествия к Пеннистонским утесам. Пока я любовалась молодыми людьми, а они усердно трудились, дом окутали сумерки, из которых подобно злому духу возник хозяин Грозового Перевала. Он застал нас врасплох, войдя через главный вход. И вот мы все трое оказались перед ним, как на ладони, только и успев, что беспомощно взглянуть на него. Ну что ж, подумала я, никогда еще не приходилось ему созерцать более приятной и безобидной картины, и коль скоро даже она вызовет его гнев, то это уже совсем никуда не годится! Красноватый отблеск огня освещал склоненные друг к другу юные головы и красивые лица, одушевленные детской жаждой познания, ведь, несмотря на то, что Гэртону было двадцать три, а Кэтрин восемнадцать, каждому предстояло узнать и прочувствовать столько нового, что не было в них и следа разочарований и трезвого расчета, свойственных зрелости.

Они вместе подняли глаза и посмотрели на мистера Хитклифа. Должно быть, вы раньше не замечали, что глаза их очень похожи и это – глаза Кэтрин Эрншо. У нашей нынешней Кэтрин почти и нет общих с матерью черт, за исключением разве что чистого, высокого лба и гордого выреза ноздрей, который придает ей высокомерный вид во всех обстоятельствах. У Гэртона это сходство всегда было разительным, а в тот вечер стало просто невероятным, возможно, из-за пробуждения спавших в нем ранее чувств, огромного и непривычного напряжения всех его душевных и умственных сил. Похоже, именно это сходство буквально обезоружило мистера Хитклифа. Последний был крайне взволнован, направляясь к очагу, но стоило ему взглянуть на молодого человека, как волнение это улеглось, вернее, приняло иной, скрытый характер. Хитклиф взял книгу из рук Гэртона, бросил взгляд на открытую страницу и вернул ее юноше без каких-либо замечаний. Потом он подал знак Кэтрин удалиться. Ее друг почти тотчас последовал за нею, а я уже собралась присоединиться к ним, когда Хитклиф велел мне остаться.