Девочка и луна - Марк Лоуренс

Куины и других. Проходя по большому залу, она увидела запись битвы, и не только в трупах, разбросанных среди упавших колонн и разбитого панциря челюсти-пса, — она видела подробности боя: кто погиб, где, когда, как. Обожженная плоть, хлещущая кровь, вонь смерти: ничто не скрывало их от нее, кроме ее потребности сосредоточиться на движении вперед. Если бы она им позволила, нити рассказали бы ей истории, настолько обширные и переплетенные, что она бы затерялась среди них, став кем-то вроде ветра, преследующего лед в бесконечной погоне.

Через какое-то время она добралась до белых и неестественно правильных коридоров внешнего ковчега и снова пошла по проходам, проложенным народом Теуса и ведущим к одному из центров силы ее далеких предков. Нити подсказали ей, что ждет ее впереди. Они показали ей, как Теус бьет своей украденной стальной головой в белую дверь. Они показали ей Сеуса и Эулара рядом с дверью в ковчег, которую она намеревалась открыть. Нити хотели так много ей рассказать — поток знаний, в котором можно было утонуть. Она видела Госпожу Меч ребенком со свирепыми глазами, вызывающе смотрящим на купол Храма Предка в тот день, когда какая-то предыдущая настоятельница привела ее в монастырь. Тогда ее звали Элли Шусмит. Послушница Элли. Сестра Лист. Госпожа Меч. Та настоятельница была Настоятельницей Кварц, это был ее день рождения, она прервала свой пост овсянкой и… Яз заставила себя вернуться в настоящее, заставила себя сделать еще один шаг.

Она миновала ворота, через которые вошла в свой единственный предыдущий визит. Нити пульсировали информацией — слишком много, даже когда она отфильтровывала все, кроме настоящего.

Они показали ей Турина Лед-Копье из Сломанных, оправдывающего свое имя, острого и сломанного, они показали ее подругу Куину дочь Хелланса, они показали связь, которая выросла между Куиной и Турином, связь, которая всегда росла.

Она увидела Мали, не видя ее, и увидела ее насквозь. Даже когда корабль-сердца разрывали ее разум на части, они давали ей возможность взглянуть на мир глазами богов. Мали, Малиайя, та, кто станет Госпожой Путь монастыря Сладкого Милосердия, если переживет всевозможные будущие, в которых она умерла в этот день. Она, которая будет создавать свою собственную легенду на протяжении стольких лет. Яз увидела день, когда родилась ее подруга, и день, когда она умерла.

Нити пропели историю Лестала Эрриса Кроу, который был эхом мальчика, умершего так давно, но который также был кем-то гораздо большим. Они показали, как Эулар исказил восприятие Госпожи Меч, как заставил ее вонзить свой меч в грудь Эрриса и как между его плечами появился фут сверкающей стали, черный от внутренней крови.

— Нет…

Сеус вышел вперед. Яз не нужно было смотреть поверх голов своих друзей прямо за дверным проемом в сотне ярдов дальше: нити давали ей все это. Эррис падает, меч Госпожи Меч вырывается на свободу. Эулар следует по пятам за Сеусом, дергая монахиню за ниточки, Куина в шоке застыла…

Врата. Врата в боковой комнате слева от нее. В свете четырех корабельных сердец они выглядели бездонным колодцем, раскрашенным в вихревые цвета, для которых не было названия. Они тянули ее с той же силой, с какой любое смертельное падение привлекает взгляд. Так же как нити хотели утащить ее по бесчисленным бесконечным путям, врата обещали бесконечность мест назначения.

Конфликт перед серебристо-стальной дверью ковчега снова обрушился на нее. Даже сейчас Сеус наклонил голову, чтобы последовать за ее друзьями в длинный коридор. До нее донеслись крики боли или гнева, или и того, и другого. Звуки оборвались в тот момент, когда она вошла в мерцание врат. Кряхтя от усилий, она потянула корабль-сердца вперед, чтобы они присоединились к ней в не-пространстве за вратами.

Мгновенно замелькали сотни и сотни выходов. Все врата на Абете, все еще способные принять ее, протягивали ей руку, стремясь провести ее через такие мелочи, как расстояние, и выплюнуть в новом месте. Корабль-сердца начали быстрее вращаться вокруг нее, и в их свете она увидела, что каждые врата отбрасывают легион теней, сплетенных воедино, когда накладывается на где, а за ними — легион более слабых призраков, бесконечность возможно. Где-то там было возможно, когда Эррис не получил меч в ребра. Одни из этих врат открывались в мир, где ее младшего брата никогда не забирали с лодки, другие туда, где регулятор без комментариев пропустил ее во взрослую жизнь, а в третьем возможно даже не было Ямы Пропавших.

Яз проигнорировала все варианты. Сам масштаб выбора ослабил их искушение. Оставить позади то, что ей было дано, разрушило бы все переживания, которые у нее когда-либо были, сделало бы каждый выбор произвольным, чем-то, что можно отменить, переписать. Жизнь — не игра. Играть ею таким образом удешевило бы… все. Кроме того, чтобы успешно использовать эти возможности, требовалось больше мастерства и больше силы, чем у нее было.

— Покажи мне. — Стержень-корень использовал свои врата как око мира, их зрение открывалось в любом месте, которое он приказывал. — Покажи мне!

Яз притянула корабль-сердца поближе, ее кожа закричала, а разум заревел таким количеством голосов, что она едва могла слышать свой собственный. Тем не менее, изображение, которое она искала, появилось в поле зрения. Серебристая дверь ковчега, широкая комната с шестью дверями.

Яз вытащила Мали из открытого льда, используя Тумз-врата и единственную звезду, намного меньшую, чем корабль-сердце. Теперь, с силой четырех корабль-сердец, она попыталась протолкнуться внутрь, не нуждаясь в вратах. Она уже проходила сквозь стены, используя пути, оставленные Пропавшими. Теперь она прокладывала собственный путь.

Давление нарастало позади нее, толкая ее вперед во что-то, что отказывалось поддаваться. Давление усилилось, боль стала сильнее. Словно она чувствовала, как сам камень царапает ее плоть, пока она протискивалась через пространство, которое он занимал. Каждый инстинкт кричал ей остановиться — точно так же, как тело отказывается, когда руку прижимают к огню или к острию меча. Однако одно из преимуществ разума, уже наполненного нетерпеливыми и требовавшими внимания голосами, заключается в том, что инстинкт должен ждать своей очереди, чтобы быть услышанным. Яз продолжала настаивать, ее настойчивость росла, даже когда камень сопротивлялся с еще большей силой.

Она повалилась вперед, крича от боли, и упала на землю, уткнувшись лицом в прохладу белого каменного пола. Ее затуманенное зрение прояснилось, и через комнату, через дверной проем, она смогла увидеть спину Сеуса, сгорбившегося в коридоре, слишком низком, чтобы вместить его полный рост, и фигуры поменьше, сражающиеся вокруг него.

Над ней, наполняя зал меняющимися узорами своего света, четыре корабль-сердца медленно вращались по орбитам