Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll"

Сперва она винила себя в этой странной влюбленности. Джеймс привязал её к себе своими глупыми двусмысмленными шутками, вызывающим тоном и нелепыми случайными встречами. Поверить в то, что она была ему небезразлична оказалось так легко, что это граничило с абсурдом. Один отвергнутый поцелуй, два, и третий уже смущал Фрею чуть меньше. Она медленно, но уверенно провалилась в Джеймса с головой, поставив его на первое место без прислушивания к доводам рассудка.

Это было на неё не похоже. У Фреи не было большого опыта в любовных делах, но всё же во время отношений с Джоном ей пришлось принять свою холодную отчужденность, как неизменную норму действительности. Невзирая на смелые заверения в своей любви к парню, в глубине души она опасалась, что была подобна своей матери, которая не была горячна в своих чувствах. Ванесса О’Конелл лишь позволяла любить себя и восторгаться, не прибегая к ответным признаниям или проявлениям чувств. Её отцу, должно быть, повезло быть избранным ею, хоть их замужество было сомнительно счастливым. Поэтому Фрея была благодарна Джону за то, что он собственоручно разрушил то, что было обречено на провал.

Рядом с Джеймсом у неё не было отягощающего ощущения того, что ею была совершена ошибка. Может быть, это спокойствие было самим по себе неправильным и слишком самонадеянным, но Фрея не хотела терзать себя сомнениями ещё и на этот счет. Джеймс почти было признался ей в любви, и этой недосказанности было достаточно. Она только надеялась, что ему было достаточно в качестве ответного признания того, что она позволила их близости случиться. Для неё это было важно. Наверное, теперь важнее всего.

Тихий стук в дверь разрушил кокон безмятежности, в котором Фрея хотелось остаться заключенной навечно. Время продолжило свой ход, действительность требовала их возвращения. Этот стук отдавал некой тревожностью, о чем девушка не успела задуматься, когда резко подхватилась с кровати, накрыла Джеймса с головой одеялом и подошла к двери. Она приоткрыла её совсем немного, высунув наружу голову с взлохмаченными волосами, что давно уже не были в таком бесспорядке.

— Мисс, внизу вас ожидает гость, — Лесли выглядела бледной. Она мялась на месте, поджав губы. Кажется, была слишком взволнована, чтобы удивиться тому, что Фрея собой закрыла проход в комнату, не позволяя даже краем глаза заглянуть внутрь. Девушка заметно нервничала, что по цепной реакции передалось и Фрее, недоуменно уставившейся на неё в ответ. — Это мистер Томпсон, — произнесла шепотом, вынудив её громко вздохнуть.

— Прости, что? — её голос звучал сдавленно, будто каждое слово царапало глотку.

— Мистер Томпсон ждет вас в гостиной. Джон Томпсон, — голос Лесли превратился в мышиный писк, настолько пронзительно тихий, как вой ветра за окном.

— Ладно. Я сейчас спущусь, — Фрея побледнела, ощутив, как сердце пропустило взволнованный удар. Лесли молча кивнула головой и быстро ушла.

Фрея с силой захлопнула за собой дверь и быстро подошла к платяному шкафу, чтобы вытащить оттуда старый атласный халат. Бегло набросила его на тонкую ночную рубашку, ткань которой плотно облегала тело, только чтобы спрятать его вместе с оставшимися на коже красноватыми следами прошедшей ночи.

— Кто это был? — Джеймс откинул одеяло, поднялся на локтях и с озадаченным выражением наблюдал за торопливыми движениями Фреи. — Что произошло? — в голосе было ощутимо беспокойство.

— Ничего, — она даже не могла осмелиться поднять на него рассеянный взгляд. — Внизу меня ожидает гость. Ничего важного, — Фрея ловко схватила со столика резинку и собрала волосы вместе, будто это было единственным, что ей мешало. — Оставайся здесь, — их глаза встретились в отражении зеркала. Фрея почувствовала себя обоженной. Она натянуто улыбнулась, но эта улыбка выворачивала ей самой душу наизнанку, а потому надолго не задержалась на лице.

— Фрея, — только и успел с упреком произнести Джеймс, когда она бросилась к двери и с грохотом захлопнула её за собой, спускаясь стремглав в гостиную.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она чувствовала легкое головокружение, торопливо направляясь в гостиную. Всё ещё пыталась понять, действительно ли Лесли назвала имя Джона или его выдал затуманившейся жаром прошедшей ночи рассудок. В ней не было и капли вины перед парнем, точно не теперь, но почему тогда она могла ослышаться? В то же время Фрея не представляла, что он может делать в её доме.

Она остановилась перед двухстворчатыми дверьми, когда страх увидеться с парнем ударил в грудную клетку, оттолкнув её назад. Чувствовала по всему телу жжение, будто кровь превратилась в жидкое золото, медленно закипающее под натянутой тонкой кожей, что должна была сгореть, как бумага, и оставить по себе лишь пепел костей. Боль ударила по голове, как по колоколу, что звенел мелодией слившехся воедино мыслей, громкость которых заполняла её всю доверху. Красные отметины на теле предательски воспламенились, боль внизу живота поднялась к горлу с первым ощущением тошноты.

Фрея сама не поняла, как всё же осмелилась повернуть ручку и толкнуть вперед двери. Это сделала не она, а наверняка кто-то другой. Глупый призрак, застрявший между стен и соскучившейся по драме собственной давно угасшей жизни.

Парень подхватился с места ещё до того, как она переступила порог комнаты. Увидев его воочию, Фрея бесповоротно и окончательно приросла к месту. И только гул голосов, откуда-то издалека привел её на доли секунд в чувство. Она с трудом передвигала налившееся свинцом ноги и с ещё большим трудом закрыла за собой двери.

Девушка не успела заметить, как он в мгновенье ока пересек комнату, чтобы вмиг заключить её в крепкие удушающие объятия. Фрея неуверенно положила влажные ладони на спину парня, испытывая неловкость от подобного приветствия, что совершенно не соотвествовало короткому сообщению о разрыве. Она вдыхала холод, вьевшейся под его кожу, но её кровь не остывала, по-прежнему бившаяся бурлящим потоком в голову, что была затуманена недоразумением.

— Господи, я так скучал, — Джон заключил её лицо в свои большие ладони. Слишком грубо, небрежно и жестко, отчего ей стало неприятно. Фрея только и успела ухватиться за его руки, как он не терял времени и крепко прижался своими губами к её.

Они никогда не целовались прежде. Фрея не позволяла ему этого, потому что ей и прикосновения парня приходилось терпеть. Она была влюблена в любовь Джона, а не в него самого, причем так слепо, что не задумывалась, как сможет терпеть его до конца жизни, согласившись на предложение руки и сердца. Её первый поцелуй случился с Джеймсом. Пусть против её же воли, но теперь она отдала бы ему и сотню первых поцелуев, если бы могла.

Фрея грубо оттолкнула парня от себя, когда он стал мять её губы своими. Она даже успела почувствовать влагу его языка, из-за чего тошнота подступила ещё ближе, а на спине стал ощутим липкий холодный пот.

— Не прикасайся ко мне! — Фрея старалась придать голосу решимости, которой не хватало духу. В то же время ей было даже сложно смотреть на Джона, на лице которого застыло выражение недоумения, что находило отклик и в ней. — Что ты здесь делаешь? — сложила руки перед собой, как будто оборонялась.

— Я приехал, чтобы увидеться с тобой. За хорошую работу мне дали месяц отпускных, и я не хотел терять время зря. Прости, что не написал об этом, но я всего лишь хотел тебя удивить, — он развел в воздухе руками.

Фрея нахмурилась, выискивая в его словах подвох. Джон не умел врать и никогда не находил в этом смысла. Она знала его достаточно хорошо, чтобы поверить без лишних сомнений, но всё же было во всем этом что-то странное, совершенно не вяжущееся с действительностью.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Она рассматривала его с подозрением, про себя отмечая внешние изменения, что бросались в глаз. Джон выглядел иначе, чем обычно, хоть и оставался по своей сути прежним. Она привыкла видеть его в простой хлопковой рубашке без галстука и с закатанными рукавами, а также в широких брюках, подол которых всегда был испачкан дорожной пылью. Помнила его старые потертые ботинки и дурацкую кепку, что любила игриво снимать с его головы, чтобы надевать на свою. Теперь же на нем был новый костюм, что казался чуть великоватым, из-за чего парень выглядел отчасти недоумено, дурацкий галстук неумело завязан в несколько узлов и вычещенные до блеска новые ботинки с небрежно завязанными шнурками. Джон был начисто выбрит и надушен одеколоном, что скоро заполнил всё свободное пространство вокруг.