Линкольн - Карл Сэндберг

— Ловджой, вы боитесь? — спросил президент.

— Я уже болел оспой, — сказал Ловджой и вошел в комнату.

— Ловджой, — сказал президент, — в этой болезни есть один плюс. У меня, наконец, есть нечто такое, что я могу дать любому просителю.

Пресса сообщила, что искатели должностей бежали из Белого дома, узнав, чем болен президент.

Военные действия вокруг Чатануги, достигшие высшей точки, достойны были эпического описания. Лежа в постели, больной Линкольн читал телеграмму Гранта: «Вершина горы Лукаут, все окопы стрелков в долине Чатануги, весь гребень горы Мишэнэри захвачены и удерживаются нами». Томас сообщал: «Гребень горы Мишэнэри был взят приступом в шести разных местах… Среди пленных много отпущенных под Виксбергом». И еще одна телеграмма Гранта от 27 ноября: «Только что вернулся с фронта. Противник разгромлен наголову… Намерены преследовать его до Рэд Клэя, которого достигнем утром. Выеду туда через несколько часов».

Впервые в результате одного крупного сражения солдаты конфедерации были разгромлены и бежали с поля боя. В бою под Чикамогой они показали свою доблесть. Чем же теперь можно было объяснить их поражение? Основной причиной считали поведение Брагга — это был прямой, высокоморальный, раздражительный спорщик, любящий все осуждать; человек, страдавший от несварения желудка; нервный, грубый в своих замечаниях и критике; он совершенно развалил дисциплину в армии.

Ближайшие помощники Джефа Дэвиса возмутились и перестали доверять ему только потому, что он переоценил военные способности Брагга, оказавшегося далеко не первоклассным командиром. Джеф Дэвис ответил на это назначением Брагга на должность начальника главного штаба армии конфедератов с резиденцией в Ричмонде.

Теперь освободилась армия Шермана; он смог выйти на помощь Бэрнсайду и освободить Ноксвилл от осаждавших его частей Лонгстрита, что Шерман и сделал быстро и четко. Грант и Шерман приступили к разработке планов похода еще дальше на юг — к Атланте, с тем, чтобы попытаться вбить клин и расколоть конфедератов к востоку от Миссисипи.

Ежегодное послание президента конгрессу начиналось с «новой, глубочайшей благодарности богу» за прошедший год, принесший «здоровье и достаточно богатый урожай».

Соглашение США с Великобританией о запрещении торговли рабами выполнялось. Закон о банках, принятый конгрессом, благотворно повлиял на восстановление кредита. Солдатам жалованье выплачивалось пунктуально. А народ? Президент воздавал ему должное. «Ни один народ в мире не переносил так стоически трудности, сопутствующие войне».

Отчет военного министра был «документом, представлявшим огромный интерес». Флот Союза все туже затягивал кольцо блокады. Захвачено более 1 000 кораблей. Стоимость трофейных грузов достигла суммы в 13 миллионов долларов. Необходимо было построить новые верфи. В 1861 году во флот записались 7 500 человек. В 1863 году их уже насчитывалось 34 тысячи. Приход почтового ведомства почти равнялся расходу, и оно могло стать в ближайшее время бездефицитным предприятием. Несмотря на тяжелое военное время, благодаря закону о поселенцах было поднято 1 456 514 акров целины. Президент согласен был изменить закон, с тем чтобы предоставить больше льгот демобилизованным воинам.

По соглашению с русским императором строилась телеграфная линия от России до американского побережья Тихого океана.

Президент приглашал оглянуться на прошедший период войны. «Мятежные» границы отодвинуты еще дальше, навигация по Миссисипи открыта, восстановлена власть Союза в Арканзасе и Теннесси, рабовладельцы «теперь открыто объявляют себя сторонниками освобождения». В армиях Севера служило 100 тысяч бывших рабов, половина из них воевала с оружием в руках. «Судя по опыту, трудно сказать, что они не такие же хорошие солдаты, как и другие».

Президент готов был все забыть и предлагал амнистию восставшим; за амнистией последует восстановление и возвращение братьев в лоно Союза.

Глава государства покончил со всеми толками о том, что Декларация об освобождении будет аннулирована. «Пока я остаюсь на своем посту, я не возьму обратно и не изменю Декларацию об освобождении; я также не сделаю невольником ни одного человека, освобожденного в соответствии с условиями Декларации или согласно законам конгресса». Ноа Брукс отметил, что когда Линкольн читал эту фразу, в зале воцарилась мертвая тишина, а затем последовал «неудержимый взрыв аплодисментов» членов конгресса и гостей на галереях. Но президент все еще предпочитал постепенное освобождение рабов посредством выкупа их государством.

Декабрь 1863 года положил начало периоду, когда экстремисты и Севера и Юга пришли к выводу, что лидеры конфедерации закончат свою жизнь на виселице.

Нью-йоркская «Метрополитэн рекорд» вопрошала: «Эй, демократы, сторонники войны, что вы думаете об утверждении, что черный такой же хороший солдат, как и белый, ибо в этом заключается смысл послания президента? Что последует за этим? Не поискать ли нам среди негров кандидата в преемники президента?» Эта газета не могла больше терпеть «крупного преступника, занимающего сейчас кресло президента».

Линкольн все еще болел. Нью-йоркская «Уорлд» в своей передовице и детройтская «Фри пресс», целиком ее перепечатавшая, объединились в демонстрации огромной сердечности. Эти газеты, представлявшие крайние элементы оппозиции, оказались щедрыми на добрые пожелания:

«Мы уверены, что выражаем чувства всего народа, безразлично от партийной принадлежности, искренне желая президенту скорого выздоровления и восстановления сил… Его смерть сейчас привела бы к затяжке войны…

Мистер Линкольн частенько действовал ошибочно, неумно, произвольно, но все же он долго раздумывал, прежде чем сделать решительный шаг, и готов подчиниться общественному мнению, хотя не всегда достаточно быстро разбирается в его тенденции».

Джеймс Лоуэлл, сотрудник журнала «Норт америкэн ревью», в январе 1864 года в своей статье утверждал, что для описания жизни Линкольна потребуется не простая биография, а большой исторический трактат. Лоуэлл обрисовал Линкольна как человека, который так направляет общественное мнение, что создается впечатление, что он сам ему следует. «Пожалуй, ни один из наших президентов после Вашингтона не пользовался доверием народа в такой мере, как он в результате трехлетнего бурного руководства… На начальном этапе он был так медлителен, что вывел из себя всех тех, кто видит прогресс только тогда, когда взрывают всю машину; затем он стал настолько стремительным, что ошеломил всех тех, кто считал опасным всякое движение до тех пор, пока в топке тлеет хоть искорка. Мистер Линкольн… всегда умел выжидать… концентрации всех своих резервов к нужному моменту».