Избавитель. Том 2 (СИ) - Соколов Макс

— Прошу прощения, мы были невежливы, — поклонился Джардир.

Рожер притворился, что почесывает грудь, но на самом деле ему понадобилось прикоснуться к талисману. Он черпал силы в медальоне и соседстве Гареда. Рожер далеко не впервые порадовался, что могучий лесоруб дал клятву его защищать.

— Ничего страшного, — кивнул он.

— У нас нет жонглеров, — добавил Джардир. — Нам интересно твое ремесло.

— У вас нет музыкантов? — поразился Рожер.

— Есть, — ответил Джардир, — но в Красии они возносят хвалу Эвераму, а не завораживают демонов на поле боя. И многие северяне обладают подобной силой?

— Да уж немногие, — отрывисто хохотнул Рожер.

Он залпом выпил чай. Лучше бы чего-нибудь покрепче!

— Я даже научить других не могу. Сам толком не знаю, как это делаю.

— Возможно, с тобой говорит Эверам, — предположил Джардир. — Возможно, Он благословил твой род этой силой. Твои сыновья подают надежды?

Рожер снова рассмеялся:

— Сыновья? Я даже не женат.

Красийцы выглядели потрясенными.

— У столь могущественного мужчины должно быть много жен и сыновей, — заметил Джардир.

Рожер прыснул и поднял чашку:

— В точку. У меня должно быть много жен.

— Да ты с одной не справишься! — хмыкнула Лиша.

Жители Лощины и красийцы засмеялись над Рожером. Шутки над ним были не редкостью в Лощине, и он молча сносил насмешки, но тут покраснел. Он посмотрел на Джардира и обнаружил, что предводитель красийцев не смеется.

— Можно задать тебе личный вопрос, сын Джессума?

При имени отца Рожер коснулся медальона, но кивнул.

— Как ты заработал это увечье? — Джардир указал на искалеченную руку. На той не хватало двух пальцев и части ладони. — Оно выглядит слишком старым, чтобы ты мог получить его в бою с алагай, и почти не мешает, как будто ты свыкся с ним давным-давно.

Кровь застыла в жилах Рожера. Он покосился на толстого купца в ярких шелках. Товарищи потешаются над ним, потому что он калека. Не считают ли и красийцы его неполноценным человеком, раз у него полруки?

Все замолчали в ожидании ответа Рожера. К их разговору и так прислушивались, но теперь все уставились на них открыто.

Рожер нахмурился. «Сильно ли жители Лощины отличаются от красийцев?» — подумал он. Никто, даже Лиша, не обмолвился и словом о его искалеченной руке, притворяясь, будто с ней все в порядке, но все украдкой поглядывали на культю, когда думали, что он не видит.

«Этот хотя бы не скрывает любопытства, — подумал Рожер, снова посмотрев на Джардира. — И мне плевать, что он обо мне думает».

— Когда мне было три года, демоны нашли брешь в наших метках. Отец бросился на них с кочергой, чтобы мы с матерью успели убежать. Огненный демон прыгнул ей на спину, прокусил мою руку и впился ей в плечо.

— Как же ты выжил? — спросил Джардир. — Тебя спас отец?

Рожер покачал головой:

— Отец к тому времени уже погиб. Мать убила огненного демона и спрятала меня в укрытии.

Жители Лощины заахали. Даже Джардир был потрясен.

— Твоя мать убила огненного демона? — переспросил он.

Рожер кивнул:

— Оторвала его от меня и утопила в корыте с водой. Вода вскипела и обварила ей руки, но мать держала подземника, пока он не перестал дергаться.

— Рожер, какой ужас! — простонала Лиша. — Ты ничего не рассказывал!

Рожер пожал плечами:

— Ты не спрашивала. Никто не спрашивал меня о руке. Все отводили от нее глаза, даже ты.

— Я думала, ты сам избегаешь расспросов. Не хотела заострять внимание на твоем…

— Уродстве? — подсказал Рожер. Жалость в ее голосе раздражала.

Джардир вскочил с места, лицо его пылало от злости. Все за столом напряглись, готовясь бежать или сражаться.

— Этот шрам оставил алагай! — крикнул он, схватив руку Рожера и подняв вверх. — К Най всех, кто посмотрит на тебя с жалостью; это знак почета! Шрамы — это наш вызов алагай! И самой Най! Они говорят ей, что мы заглянули в ее бездну и плюнули в нее!

Джардир указал на самого могучего из своих воинов.

— Хасик!

Воин встал и распахнул одеяние с пластинками брони, обнажив полукруглый след зубов на полгруди.

— Глиняный демон, — пояснил он с сильным акцентом. — Большой.

Хасик раскинул руки.

Джардир повернулся к Гареду и с вызовом сощурился.

— Неплохо, — хмыкнул Гаред. — Но у меня, пожалуй, побольше будет.

Он расстегнул рубаху на мускулистой груди, повернулся и показал рваный шрам от когтей от правого плеча до левого бедра.

— Лесной демон зацепил, — сказал он. — Кого помельче разорвал бы пополам.

Рожер в изумлении глядел, как по комнате прокатилась волна откровений. Люди с обеих сторон стола вставали, показывали шрамы, выкрикивали свои истории, спорили, у кого шрамы больше. За последний год в Лощине мало кто не заработал хотя бы один.

Но люди явно ни о чем не жалели. Они с хохотом вспоминали, как очутились на волосок от гибели, порой показывали действие в лицах, и даже красийцы весело хлопали себя по коленям. Рожер взглянул на Уонду, лицо которой было изуродовано шрамами, и чуть не впервые увидел, как она улыбается.

Когда какофония достигла пика, Джардир вскочил на скамью, словно мастер-жонглер.

— Пусть алагай видят наши рубцы и в ужасе бегут! — воскликнул он, срывая одежду.

Под его оливковой кожей бугрились мышцы, но не они заставили всех ахнуть от изумления, а его шрамы. Сотни или даже тысячи шрамов, врезанных в кожу подобно татуировкам Меченого.

— Ночь! Возможно, он и правда Избавитель, — пробормотал Рожер.

Глава 25. Любой ценой. 333 П. В., весна

— Хромай быстрее, — усмехнулся Хасик, — или мы бросим тебя в темноте.

Аббан морщился от боли, пот ручейками стекал по его одутловатому лицу. Ахман с Ашаном ушли вперед, и бедный Аббан плелся между Хасиком и Шанджатом, которые мучили его с детства, и чем дальше, тем хуже.

Всего неделю назад Хасик изнасиловал одну из дочерей Аббана, когда принес послание в их шатер. Незадолго до того такая же участь постигла одну из жен Аббана. Джурим и Шанджат взяли под свою опеку сыновей Аббана в Каджи’шарадж и внушили най’шарумам такое отвращение к отцу, что сердце хаффита разрывалось от боли. Все Копья Избавителя глумились над Аббаном и поколачивали его, когда Шар’Дама Ка не было рядом. Воины знали Ахмана с давних пор и возмущались, что он прислушивается к хаффиту, а не к ним. Аббан знал, что если Ахман отвернется от него, то долго он не проживет.

Но как только они вышли за пределы гигантской метки Лощины Избавителя, Аббан покрылся мурашками и был вынужден признать, что проглотит гордость и будет молить шарумов о защите в ночи, невзирая ни на какие обиды.

Такова уж судьба хаффита.

— Не понимаю, почему ты обращаешься с этими слабаками-чинами как с настоящими мужчинами, — сказал Ашан Ахману по дороге.

— Это сильные люди, — ответил Ахман. — Даже у их женщин есть шрамы от когтей и зубов алагай.

— Их женщины ведут себя как шлюхи, — фыркнул Ашан. — Верно, мужья мало их поколачивают! А главная хуже всех! Поверить не могу, что ты выслушивал ее упреки, как будто она…

— Дама’тинг? — подсказал Ахман.

— Скорее, Дамаджах. А ведь она никто!

Ахман слегка поморщился — едва заметный признак раздражения, при виде которого Аббан непременно бросился бы на поиски укрытия. Впрочем, прятаться было негде.

Но Ахман сдержал гнев:

— Сам подумай, Ашан. Зачем тратить силы на покорение этих людей, если они уже сражаются с алагай?

— Но не под твоим началом, Шар’Дама Ка, — возразил Ашан. — Эведжах гласит, что все воины должны подчиняться Избавителю, чтобы победить в Шарак Ка.

Ахман кивнул:

— Должны. Но я объединил племена Красии, не убивая людей. Я смешал с ними кровь, женившись на их дама’тинг, и мы стали едины. Почему бы не повторить это на севере?

— Ты женишься на этой… этой… — Ашан не верил ушам.

— На этой красавице, которая убивает алагай взмахом руки и рисует метки, словно чародейка далекого прошлого? — Ахман поднес подаренный меченый плащ к лицу, закрыл глаза и глубоко вдохнул. — Даже ее запах дурманит меня. Она должна стать моей.