Демократия. Вашингтон, округ Колумбия. Демократия - Генри Адамс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Смогу ли я когда-нибудь вас отблагодарить?»
«Может быть, и нет». — В улыбке Бэрдена таилась злость, которая не укрылась от Клея; он заметил, как постарел сенатор за время его отсутствия. Рот его навечно принял трагический изгиб, глаза наполнились тоской.
«Тебе понравится в конгрессе. Мне нравилось, когда я был молодым».
«Значит, теперь не нравится?»
«Теперь мне ничто уже не приносит радости. Но должен сказать… для меня нет жизни вне стен сената. С течением времени все перестает быть реальным, все, кроме твоей работы и патологического интереса к тем, кто оказался на другом конце Пенсильвания-авеню[87]. Президент… любой президент… наш естественный враг, и так оно и должно быть. Никогда не полагайся на президентские милости. В конечном счете — это ошибка. Правда, в конечном счете не очень мудро вечно стоять в оппозиции, как это делал я. Но так уж это случилось… такой уж я есть».
Клей моментально уловил это столкновение прошедшего и настоящего времени. Он подумал, не заболел ли старик, ведь он никогда не был мнительным.
«Я не думаю, — сказал Клей, — что новый член палаты представителей будет замечен, что бы он ни делал».
«Есть разные способы быть замеченным. — Длинная рука с голубыми прожилками откинула волосы с усталых глаз. — Но только внутри палаты. Чтобы тебя заметили лидеры. Никогда не ищи славы за ее пределами. Если они про это узнают, ты будешь бессилен что-либо предпринять. А ведь именно это, в конечном счете, имеет значение. Делать то, что надлежит делать. — Поняв, очевидно, что он зашел слишком далеко в восхвалении добродетели, Бэрден улыбнулся: — Ничто не приносит такого удовлетворения и ничто не удается так редко, как действовать для себя, но одновременно приносить пользу другим, хотя бы даже случайно».
Клей засмеялся, он считал, что на такую именно реакцию и была рассчитана последняя тирада сенатора. Но старик вдруг посмотрел на него искоса, и трудно было понять, что означает этот взгляд. Когда он заговорил снова, в его тоне не было больше иронии.
«Должен сказать, что люди как таковые никогда не вызывали во мне любви, разве что иной раз — сострадание. Особенно дома, в нашем штате, когда едешь по этой нескончаемой плоской равнине от одного маленького городка к другому…» — Клей взволнованно представлял себе свое будущее, когда он так же будет объезжать этот штат.
«И я оглядываюсь на то, что я сделал, и думаю: вот это шоссе дело моих рук, хотя теперь этого никто уже не помнит, да никого это и не волнует».
«Что вы! — Клей сказал то, что хотел услышать старик. — Есть городок Дэй, население одна тысяча восемьсот шестьдесят восемь человек, оно все время растет. Гора Дэя, высота две тысячи четыреста футов, национальный парк Джеймса Бэрдена Дэя. Улица Дэя в каждом поселке штата, где только есть электрическая лампочка».
«Но кто такой, спросят они, был Дэй?»
«Президентов тоже забывают. Но дороги остаются, и проложили их вы».
Сидя в полутьме, глядя на то место, где раньше стоял Бэрден, Клей видел его так ясно, как это было днем, когда они стояли рядом и разглядывали гостей Блэза на лужайке.
Доктор Полэс продолжал говорить:
— Конечно, мистер Сэнфорд, ваша дочь нездорова, и мы сделаем все от нас зависящее, чтобы помочь ей.
— Я знаю, что она нездорова и что вы хотите ей помочь, но как можете вы помочь, если она не желает оставаться в вашей клинике?
— Мы надеялись, что она останется добровольно, и тогда ее заболевание могло бы…
— Но она не желает оставаться! Она алкоголичка. Она не отвечает за свои поступки.
— Но, мистер Сэнфорд, трудность состоит в том, что она не зарегистрирована как психически больная. Она, согласно самым авторитетным заключениям, отвечает за свои действия в обычном юридическом смысле.
Наконец вмешался Клей.
— Мне кажется, что суть проблемы… — он нахмурился при этом слове, — в том, чтобы найти какой-нибудь законный способ заставить ее лечиться.
— Я бы и сам хотел, честно говоря, чтобы такой способ был, мистер Овербэри, и я не переставая думаю, как помочь вашей жене, которая серьезно больна…
Надо сказать, что слова «серьезно больна» едва ли соответствовали состоянию Инид, когда она появилась в тот вечер в Лавровом доме. Она пришла сразу после ухода последних гостей, прекрасно выглядела, была трезва, в руках у нее была сумка с вещами, которую берут с собой, собираясь остаться на ночь.
«Мне надо серьезно поговорить с тобой, отец. И с тобой, Клей. — Голос ее звучал резко. — Но прежде всего мне надо хорошенько выспаться. Я не спала целую неделю, так как мне не давали снотворного в том очаровательном заведении, куда вы меня упекли. Поэтому мы поговорим утром, когда у меня будут ясные глаза и пушистый хвост». — На этой зловещей ноте она поднялась наверх вместе с Фредерикой.
За ужином, когда Блэз спросил Фредерику, что говорила ей Инид, мать не сказала ничего, кроме:
«Она показалась мне вполне нормальной. Она не пьет уже несколько недель и не собирается начинать снова».
«Но чего же она хочет?» — настаивал Блэз.
«Чтобы ее оставили в покое, — резко ответила Фредерика. — Чтобы ей позволили развестись с Клеем и жить спокойно. Вряд ли можно ставить ей это в вину».
«Конечно». — Клей был доволен, что его голос, хриплый после долгого молчания, прозвучал искренне и с чувством.
Блэз все еще говорил с незадачливым доктором Полэсом, который уже встал, собираясь уходить; круглое мягкое лицо доктора казалось болезненным в желтом свете противокомарных ламп.
— Конечно, я потребую пересмотра этой проблемы, безусловно, сэр. Вы можете быть уверены.
— Я полагаюсь на вас. — Блэз взял доктора за руку, словно собираясь надеть на него наручники, и повел его в дом через балконную дверь, которая звонко захлопнулась за ними.
Через некоторое время Клей тоже вошел в дом. В большой гостиной он остановился. Блэз все еще стоял у парадной двери, припугивая доктора. Почувствовав вдруг жажду, Клей открыл дверь в библиотеку и включил свет.
Инид сидела в кожаном кресле отца, положив голые ноги на каминную решетку. На ней был халат, надетый на голое тело. От внезапного света она зажмурилась.
— Как ты находишь доктора Полэса? Какое впечатление? — Она говорила, подражая жалобному голосу доктора. — Он, конечно, понимает, в чем моя проблема. Или… — она заговорила своим обычным голосом, — твоя проблема, как выясняется.
Холодным взглядом диагноста Клей искал знакомые симптомы и нашел их: рядом с креслом на полу стоял высокий стакан; конечно, в нем могла быть и вода, однако лихорадочный блеск ее глаз доказывал, что в нем была водка. Предположительный диагноз подтвердился.
— Ты пила, — заметил он безучастно.
— Интересно, чем бы ты занимался на моем месте, — ответила она с присущей ей страстной нелогичностью, — после того, что вы с отцом сделали со мной.
— Он только хотел помочь тебе. — Клей благоразумно решил отделить себя от своего сообщника.
— Да, да, конечно. Что же, знаешь, кто ты такой? Кто такие вы оба? — Она выпрямилась и плотно запахнула халат.
— Не лучше ли тебе лечь в постель?
С шоссе донесся стон гравия. Отъехала машина доктора Полэса.
— Но вам не удастся добиться своего. Нет. Нет. Вам это не удастся. — Она мотала головой, пока все не поплыло у нее перед глазами. Клей, пристально наблюдавший за ней, не заметил, как вошел Блэз, но по неожиданной гримасе на лице Инид он понял, что главный виновник ее страданий и самого факта ее существования появился в комнате.
— Ты пьяна! — Блэз скорчил ей в ответ ту же гримасу.
— Ну и что? Это лучше, чем то, что делаете вы.
— Доктор Полэс говорит, что у тебя душевное расстройство. Что тебе нужна помощь.
— Мало ли чего он травит! — Клея всегда интересовало, из какой субкультуры черпает Инид в минуты опьянения свой словарь. Трезвая, она говорила на нормальном английском языке, а выпив, превращалась в своего в доску парня, который за словом в карман не полезет и пойдет в огонь и в воду, чтобы помочь приятелю. Наверное, она втайне от всех зачитывалась ковбойскими романами.
— Конечно, мне нужна помощь, и я уже нашла ее. Это отличный адвокат, лучший в городе. Я говорила с ним сегодня утром и все ему объяснила.
— Зачем тебе адвокат? — Блэз старался говорить спокойно и рассудительно, но пальцы его рук были сжаты в кулак.
— Во-первых, чтобы избежать одного веселенького учреждения…
— Чего-чего? — Клей не собирался прерывать, он не понял Инид.
— Ну, сумасшедшего дома, куда вы горите желанием меня упечь.
— Мы хотели тебе помочь. И ничего больше. — Блэза трудно было заподозрить в неискренности.
— Кому помочь? Себе и Клею или мне? — Инид не ждала ответа на свой вопрос. — Но мой новый адвокат добьется развода со всем полагающимся гарниром.
