Солярис. Эдем. Непобедимый - Станислав Лем

Изображение снова переместилось. Виден был только самый край массы, окаймленный темной линией. Тут же рядом двигались вращающиеся диски, гораздо меньшие, чем те, с которыми встречались люди. Они вращались лениво и как бы скачками, можно было заметить рывки ажурных рычагов — это был эффект съемки.

Постепенно движение на экране становилось все более оживленным, хотя из-за ускоренной съемки оно и казалось происходящим как бы в очень густой невоздушной среде. Появился район, который снимавшие фильм Физик, Доктор и Инженер приняли за "центр города". Это была густая сеть желобков, по которым в разные стороны двигались своеобразные устройства. На каждом из них, тесно прижимаясь друг к другу, стояли от двух до пяти двутелов, преимущественно по трое. Казалось, их маленькие торсы охватывает что-то, соединенное с внешней стороной едущей «бочки», но это мог быть просто отблеск. Тени под заходящим солнцем были очень длинные и мешали рассмотреть детали. Над желобковыми магистралями бежали изящные ажурные мостики. На этих мостиках кое-где стояли, крутясь на месте, огромные волчки, и опять вращение распадалось на серию сложных вращательно-поступательных движений. Один волчок застыл неподвижно, и из него начали выходить фигурки в ослепительно блестящем одеянии. Пленка была черно-белая, поэтому утверждать, что оно серебряное, было невозможно. В тот момент, когда выходил третий двутел, вытягивая за собой какой-то непонятный предмет, изображение переместилось. На переднем плане через середину экрана бежал толстый канат. Этот канат или трубопровод слегка покачивался, натянутый подвешенной к нему узкой сигарой, из которой сыпалось что-то переливающееся, точно туча листьев. Но эти предметы, вероятно, были довольно тяжелыми: они не кружились, а падали вниз, как гирьки. Внизу на вогнутой площадке в несколько рядов стояли двутелы, от их ручек к поверхности планеты летели непрерывные мелкие искорки. Это было совершенно непонятно — туча сыплющихся сверху предметов исчезала, не долетев до стоящих внизу. Изображение медленно перемещалось. У самого края экрана неподвижно лежали два двутела, к ним приблизился третий, и тогда оба двутела медленно встали. Один из них покачивался; малый торс у него был спрятан, и он выглядел как сахарная голова. Координатор отмотал пленку назад, снова пустил проектор и, когда на экране появились лежащие тела, остановил пленку и попробовал сделать изображение резче, потом подошел к экрану с большим увеличительным стеклом.

Сквозь стекло он увидел только крупные расплывающиеся пятна.

Экран погас — первая пленка кончилась. В начале другой была запечатлена та же самая картина, только немного сдвинутая и более темная; видимо, свет ослаб и это не удалось скомпенсировать даже полностью открытой диафрагмой. Два двутела медленно отходили, третий полулежал на грунте. Через экран протянулись трепещущие линии, объектив двигался так быстро, что ничего не было видно; потом появилась большая сеть с пятиугольными ячейками, в каждой стояло по одному двутелу и лишь в немногих — по два. Под этой сетью дрожала другая, размазанная. Люди не сразу сообразили, что это тень, отбрасываемая на грунт, выложенный гладкими, похожими на бетон плитами. Двутелы, стоявшие в ячейках сети, были одеты в пышные темные одежды, делавшие их толще и шире. Почти все они совершали одинаковые движения: их маленькие торсы, закрытые чем-то полупрозрачным, медленно наклонялись в стороны; эта своеобразная гимнастика выполнялась чрезвычайно медленно. Изображение задрожало, перекосилось, некоторое время опять было плохо видно, становилось все темней. Показался самый край сети, растянутый на тросах. Один из них кончался у большого неподвижного диска. Дальше можно было наблюдать такое же «уличное» движение, как на первой пленке: в разные стороны ползли бочкообразные объекты, набитые двутелами.

Камера еще раз наехала на сеть, потом сдвинулась в сторону, появились пешие двутелы, снятые в косых лучах заходящего солнца. Они, по-утиному переваливаясь, прогуливались парами; дальше появилась целая толпа, надвое разделенная посредине узким проходом. По нему полз трос, уходящий за край кадра. Трос тянул что-то длинное, ослепляющее яркими вспышками, похожее на продолговатый граненый кристалл или обложенную зеркальными пластинами колоду. Предмет переваливался из стороны в сторону и бросал световые зайчики в толпу; вдруг на мгновение он застыл — изображение сделалось очень четким, в центре его показалась лежащая фигура.

Раздался чей-то сдавленный крик. Координатор перемотал пленку назад и остановил проектор. Все подошли к самому экрану. Там, окруженный рядами двутелов, посреди пустого прохода лежал человек.

Стояла мертвая тишина.

— Кажется, мы все-таки свихнемся, — послышался из темноты чей-то голос.

— Ну, сначала досмотрим до конца, — ответил Координатор.

Все вернулись на свои места, пленка двинулась, изображение вздрогнуло, ожило. Одна за другой по улочке в толпе проезжали удлиненные, похожие на гробы глыбы, но на них было наброшено что-то светлое, свисавшее до самой поверхности и тащившееся по ней, как толстая ткань. Камера сместилась, на экране появился пустырь, закрытый с одной стороны наклонной стеной. Под ней торчали группы кустов. Вдоль борозды, бегущей через весь экран, шел одинокий двутел… Вдруг, словно чего-то испугавшись, он отскочил, медленным огромным прыжком взлетел в воздух. Над бороздой мелькнул вращающийся волчок, что-то ярко сверкнуло, экран как будто затянулся туманом. Когда он разошелся, двутел лежал неподвижно, раскинувшись. Его тело вдруг стало почти черным. Все это погружалось в надвигающийся мрак. Казалось, двутел вздрогнул, пополз, на экране заметались темные полосы, потом вспыхнул белый квадрат. Фильм кончился.

Когда зажгли свет, Химик забрал катушки и ушел, чтобы делать увеличенные фотографии с отобранных кадров. Пятеро его товарищей остались в лаборатории.

— Ну, а теперь начнем все это растолковывать, — сказал Доктор. — Я сразу же могу дать два, даже три различных толкования.

— Непременно хочешь довести нас до отчаяния? — вдруг разозлившись, бросил Инженер. — Если бы ты серьезно взялся за физиологию двутела, прежде всего — за физиологию их органов чувств, наверное, мы сегодня знали бы гораздо больше!

— Когда я должен был этим заниматься? — спросил Доктор.

— Коллеги! — повысил голос Координатор. — Похоже, что начинается заседание Космологического института! Естественно, всех нас поразила человеческая статуя, — а это была, без сомнения, статуя, неподвижная копия, залитая, как кажется, в какую-то массу. Весьма вероятно, что через свою информационную сеть они разослали наши изображения по всем населенным пунктам планеты, где на основании полученных сведений изготовлены человекообразные куклы.