Время Андропова - Никита Васильевич Петров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сообщение Л.И. Брежнева на заседании Политбюро ЦК КПСС
20 сентября 1979
[РГАНИ. Ф. 80. Оп. 1. Д. 462. Л. 78]
Расстались Тараки и Брежнев к общему удовольствию тепло и душевно. Не было края благодарности Тараки за советскую военную и экономическую помощь. Только одних советских военных советников в армии Афганистана насчитывалось полторы тысячи, и Брежнев не уставал напоминать: «Советский народ оказывает эту помощь, исходя из чувства революционной солидарности с братским афганским народом, идя при этом на ущемление своих собственных нужд»[1274].
Брежнев был готов к очередной просьбе Тараки о вводе в Афганистан советских войск, и на этот случай у него был заготовлен напечатанный крупными буквами для удобства чтения ответ. Как и ранее, в марте, отрицательный и с той же аргументацией.
Тараки возвращался в Афганистан со смутным чувством. Он почти три недели с конца августа провел в поездках. Что там ждет его в Кабуле? И эти намеки Брежнева. И мысли самого Тараки — кто там у него за спиной, может быть, он слишком наивен в отношении Амина? Не случайно Брежнев все время возвращался к этой теме. Вот и в конце беседы опять спросил: «…считаете ли Вы, что в Политбюро вашей партии существует полное единство?». Тараки тогда благодушно ответил: «Такое единство, по моему мнению, существует. До революции между отдельными членами Политбюро были плохие отношения, имела место личная неприязнь. Однако сейчас, когда партия находится у власти, эти элементы изжиты»[1275].
Наивность или хитрость? Так знал или не знал Тараки, что его ждет по возвращении в Кабул? Вполне возможно, он уже утвердился в мысли покончить с Амином и обдумывал детали. Пишут, что Андропов, провожая Тараки, сказал: «…когда вы прилетите в Кабул, Амина уже не будет…»[1276]. Но увы, Амин был на месте и встречал Тараки как ни в чем не бывало. Дальнейшие события разворачивались стремительно.
Советский посол взялся помирить Тараки и Амина и 14 сентября, находясь в резиденции у Тараки, пригласил туда же Амина. Тот откликнулся с неохотой, но отказать советскому послу не мог. Когда Амин прибыл, прямо у дверей покоев Тараки произошла перестрелка, погиб охранник. Амин объявил, что его хотели убить, и перешел к решительным действиям. В тот же день его люди разоружили охрану Тараки и отрезали его резиденцию от внешнего мира[1277].
Через два дня, 16 сентября, Амин собрал заседание Революционного совета, затем пленум ЦК НДПА, и Тараки был отстранен от власти и помещен под домашний арест. Москва была поставлена перед свершившимся фактом. На заседании Политбюро 20 сентября 1979 года Брежнев выступил с сообщением. Он вынужден был смириться с фактом смены власти в Кабуле, хотя и отмечал: «Конечно, не все в методах и действиях Амина нам нравится, в частности, его чрезмерное властолюбие, жесткость в отношении своих вчерашних коллег, склонность к интригам, волюнтаризм в оценках. Однако, считаясь с реальным положением дел, нам теперь придется работать с новым руководством Афганистана. Сам Амин сделал ряд заявлений, из которых видно, что он продолжит курс на развитие революции, на упрочение сотрудничества с Советским Союзом. В его окружении немало честных людей, стоящих на позициях марксизма-ленинизма, настоящих революционеров, хорошо относящихся к Советскому Союзу и получивших у нас образование»[1278].
Брежнев поделился и своей тревогой: «В то же время наши представители настойчиво стараются повлиять на Амина, чтобы не допустить репрессий в отношении Тараки и его окружения и вообще по возможности предотвратить различные крайности со стороны Амина в период его утверждения у власти»[1279].
Никакие усилия советников Кремля не помогли сохранить жизнь Тараки. По приказу Амина он был убит 8 октября 1979 года за полчаса до полуночи и тайно похоронен[1280]. Амин обещал Брежневу и Андропову, что сохранит жизнь Тараки и… обманул[1281]. Брежнев был вне себя. Чего же стоят его гарантии, что будут думать в других странах?! Получается, Кремль бессилен в защите своих друзей[1282].
Личная обида Брежнева многое значила и многое объясняла в дальнейших событиях[1283]. В Кремле решили покончить с Амином. И Андропов в октябре 1979 года изменил свое мнение об использовании советских войск в Афганистане — на прямо противоположное.
Советское военное ведомство поддерживало и делало ставку на партийную группировку «Хальк» (ее лидерами были Тараки, затем Амин), в то время как КГБ поддерживал группировку «Парчам», возглавляемую Бабраком Кармалем[1284]. Жестокая борьба этих группировок внутри Народно-демократической партии Афганистана (НДПА) серьезно омрачила обстановку и спутала карты советским советникам. Кармаля его противники «халькисты» выдавили из страны, и он оказался послом Афганистана в Чехословакии. Отстраненные от власти «парчамисты» жаловались руководству КГБ, там, естественно, искали материал на их обидчика Амина. Вспомнив о том, что Хафизулла Амин когда-то обучался в США, о нем тут же стали распускать слухи, что он агент ЦРУ. Потом и сами в это поверили. Это был «удачный» слух, что называется, «в масть». Хотя, конечно, «никаких документов, подтверждающих эту версию, никогда представлено не было»[1285].
Постановление Политбюро ЦК КПСС «К положению в “А”»
12 декабря 1979
[РГАНИ. Ф. 89. Оп. 14. Д. 31. Л. 2]
Многие сотрудники КГБ полагали, что большую роль в инициировании вторжения сыграл Владимир Крючков. Им вообще был непонятен выбор Андроповым его кандидатуры при назначении руководителем 1-го Главного управления КГБ. Негативное мнение о Крючкове не скрывал первый заместитель контрразведывательного главка КГБ Виталий Бояров. Он и многие его коллеги «не могли в то время понять, как человек такой безупречной совести, чести и ясного ума, как Андропов, мог назначить своим преемником чиновника, который не перенял от своего шефа ни одного положительного качества»[1286].
Записка Ю.В. Андропова и Н.В. Огаркова в ЦК КПСС о направлении мотострелкового батальона в Кабул
4 декабря 1979
[РГАНИ. Ф. 79. Оп. 12. Д. 4. Л. 2]
Крючков стоял у истоков взаимодействия
