Записки мертвеца - Георгий Апальков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне стало страшно. Я помнил про легенду, которую мне поведал Астахов, и которой они с его друзьями — свидетелями расправы над Артёмом — договорились придерживаться. Но я боялся того, что со мной может быть, реши я тоже сейчас придерживаться этой легенды. Когда мы виделись в последний раз, Астахов строго-настрого запретил мне возвращаться сюда, потому что так я «подставлю пацанов». Но я уже вернулся. И совершенно не думал ни о каких «пацанах», когда планировал своё возвращение. Возникли новые обстоятельства, и вернуться мне было необходимо — конец истории. И что же теперь делать? Сейчас, после возвращения? Соврать этим офицерам и постараться держаться легенды, рискуя впасть в немилость с самого начала, а то и — чего доброго — нарваться на какое-нибудь наказание? Или наплевать на всё и сказать правду, тем самым обезопасив себя?
Я выбрал второе. Не потому, что желал зла друзьям Астахова. Я желал добра себе, я желал поскорее найти Иру, и это всё, о чём я мог думать. Я рассказал офицерам всё по порядку, в точности описав, как всё случилось на самом деле. Слушали они внимательно и даже с некоторым наслаждением. Ещё бы: действительно ведь почти киношная история вышла. А если её ещё и правильно преподнести… Словом, я выложил им всё. И про Иру — тоже. Честно сказал им, что вернулся сюда только за ней, и что если бы она не ушла сюда позавчера, то и я бы не вернулся, и всё было бы так, как планировали Астахов, Громов и Абидин. Там, в лесу, найдя тот обгоревший труп и впав в ступор от незнания того, что с ним делать, я, кажется, сформулировал для себя некое подобие жизненного кредо, которому и впредь постараюсь следовать неукоснительно: если не знаешь, что делать — делай то, что считаешь правильным. Не думая, не анализируя — просто делай, положившись на интуицию и на врождённое чувство того, что хорошо, а что плохо. И будь что будет. Так я и поступил.
— Ну дела, — ответил на это офицер с двумя звёздами и покачал головой.
— Н-да, — вторил ему уже знакомый мне майор.
— Так. Так-так-так… Значит, сейчас… Как же поступить-то нам… Хм-м… Ладно. Так: сейчас солдата позову. Он тебя отведёт к женской казарме. Там девчонку твою позовут. Как её звать, говоришь?
— Ира.
— Там разберутся. Увидишься с ней, покажешься, убедитесь, что друг с другом всё нормально. Поговорите там, решите, в какую команду пойдёте, если, конечно, оба захотите в одну. Жить вместе не будете — сразу говорю. По крайней мере пока, первое время. Но, если в одной команде окажетесь — будете на подготовке видеться. Долго там не стойте, не милуйтесь: не свидание. Как закончите, солдат тебя в казармы для новобранцев отведёт. А там уже в курс дела въедешь по ходу пьесы. Вопросы?
— Нет.
— Нет?! Нет, н-да… Ладно, ты пока гражданский человек у нас. Пусть будет «нет». Одно только тебе скажу. Девчонке твоей это, наверное, уже доводили.
Человек с двумя звёздами пристально посмотрел мне в глаза, чуть придвинувшись, отчего я машинально отпрянул.
— Назад больше дороги нет. Больше номер такой не пройдёт: захотел пришёл, захотел — ушёл. Имей в виду. А о том, что за побег и за самоволку бывает, тебе ещё расскажут. Это понятно?
— Да, сэр.
Не знаю, какого лешего я так сказал. Переволновался, наверное. Да и в фильмах, которые я обычно смотрел, так, вроде бы, было принято говорить с военными.
— «Сэр»?! Х-ха-ха-ха! Нормально, молодец, попытка хорошая! Х-ха! Хоть что-то. Давай, «Сэр», иди, в коридорчике подожди. Солдат сейчас придёт. Всё, свободен!
Я вышел из кабинета, скорее преисполненный положительных чувств, нежели наоборот.
Через некоторое время подошёл человек с автоматом. Он отвёл меня к двухэтажному кирпичному дому, в небольшом отдалении от здания администрации. Я старался запоминать дорогу, но там и запоминать было нечего: женские казармы находились буквально в двух шагах от штаба. Солдат вошёл в дом, побеседовал там с кем-то и попросил позвать Иру. Затем он вышел и сказал мне первую фразу за весь наш путь:
— Жди.
Через несколько минут из подъезда кирпичного дома вышла Ира. Я был без меры счастлив снова видеть её лицо и убедиться, что с ней всё в порядке. Она тоже улыбнулась мне при встрече. То была первая улыбка на её лице за долгое, долгое время.
— Привет!
— Привет! Ты где был?
— Да я… Долго рассказывать.
Но я, всё же, рассказал. Поведал ей всю эту безумную историю восьмидесятого дня и попросил прощения за то, что ушёл тогда по-английски. Слово за слово, и я уже просил прощения за всё на свете: за её мать, за отца, за то, что меня не было рядом, чтобы поддержать её как следует, за то, что я так и не отважился поговорить с ней по душам, пока мы были в Надеждинском.
— Ничего. Всё нормально, — ответила на это она, стараясь сдержать слёзы, душившие её всякий раз при упоминании родителей.
— Так что, получается, здесь теперь остаёмся? — спросил я.
— Ну да. А что тут уже поделаешь? Теперь назад уже никак. Я ведь знала, что так будет. На это и рассчитывала. Думала, во-первых, вместе тут будем, а во-вторых… Во-вторых, в деревне там всё равно без толку сидеть. Для чего? Зачем? А здесь — действительно дело какое-то, действительно можно как-то помочь.
— Наверное. Ты как тут вообще? Нормально? Я думал, ты в Надеждинское вернёшься, ждал там тебя. Как понял, что ждать бессмысленно — сразу обратно пошёл.
— Я тоже ждала. Спрашивала всех тут про тебя, но никто ничего не знал и сказать толком не мог. Думала, ладно, найдёмся когда-нибудь. Вот и нашлись.
— Тут мне про какую-то команду говорили. Что, мол, надо с тобой обсудить, куда идти, чтобы на построениях всяких видеться или типа того. Вместе нам тут жить не дадут.
— Понятно, что не дадут. А про команду — да, главный их что-то говорил вчера. Мол, подумайте до завтрашнего вечера — до сегодня то есть.
— И что это за команды?
— Это так условно называют сферы задач, как я поняла. То есть, где тебя будут задействовать. Тем, кто без военного опыта — а особенно девушкам, — настоятельно рекомендуют оставаться здесь. Тут всякие тыловые работы будут, вроде как — бытового плана. У кого права есть — тех в водители берут, тут без вариантов. Подвозить там что-то надо будет,
