Мартлет и Змей - Олег Яковлев

Потирая от нетерпения руки, граф зубами откупорил бутыль и наполнил кубок до краев.

– Ваше здоровье. – Сэр Уильям обернулся и заговорщически подмигнул древнему панно на стене, где было изображено фамильное древо «Славного и древнего рода Бремеров». Терпкая жидкость слегка обожгла горло.

Надо сказать, что обычно пил граф Реггерский много, а пьянел мало. Сам Сноббери винил в подобной несправедливости собственное могучее телосложение – мол, с его пропорциями выпивать надо не меньше сотни бутылок за раз, чтобы хоть как-то опьянеть. Но на самом деле всему виной был его маг и советник Моран, не желающий допустить того, чтобы любезный граф закончил свои дни горьким пьяницей. Вовремя заметив нездоровое пристрастие графа к выпивке, чародей начал разбавлять вино волшебными эликсирами, но затем явно заподозривший что-то граф повадился доставать бутылки не только из своего личного погреба. Тогда Искряк придумал более верное средство – он наложил сложное отрезвляющее заклятие на самого сэра Уильяма, и теперь любое вино, выпитое графом, оказывало на него эффекта не больше, чем самая обычная вода. Конечно, заклятие приходилось частенько обновлять, но Моран всегда был рядом, и Сноббери пока что ни о чем не догадывался.

Обычно пьют, чтобы опьянеть или забыться. Сэр Уильям волей обстоятельств был лишен и того, и другого, поэтому пил он скорее по привычке, превратив этот процесс в некий ритуал. Обязательным элементом сего действа была бутылка вина на столе – верный и надежный собеседник, с которым граф с некоторых пор привык вести задушевные разговоры и делиться переживаниями. Порой в стеклянном образе по вине воображения отражались реальные люди: живые или уже давно мертвые, но всегда готовые выслушать и даже молча кивнуть в ответ. Случалось, он вел так беседы с давно почившими отцом и братом, ругался с женой или высказывал излишне заботливому Морану все то, что не решался сказать тому вслух.

Сегодня в зеленом сархидском стекле отражалось немолодое, подчеркнуто надменное лицо с высоким лбом и прямым носом. Густые брови привычно вздернуты вверх, глаза пренебрежительно сощурены – на Сноббери смотрел не кто иной, как средний и теперь уже единственный брат Бремер. И сэру Уильяму явно было, что сказать своему новому слушателю.

– Не так уж далеко ты от меня и ушел, подлец. – Граф Реггерский едва сдерживался, чтобы не схватить за горло своего давнего врага, лишь четкое осознание нереальности происходящего сейчас останавливало его. – Не так далеко. Хоть и строил всю жизнь свои мерзкие козни.

Отражение молчало, но Сноббери прекрасно видел, как омерзительно усмехается зеленое лицо в бутылке.

– Тебе смешно, да? – зло произнес сэр Уильям. – Смешно? Можешь выглянуть в окно, в этот твой ров – посмейся. Там на поверхности плавает твой братец, редкостная скотина. Плавает себе мертвее некуда, если, конечно, птицы его еще не склевали или собаки на части не растащили…

– Что? Нет, ни за что не поверю, что тебе все равно. Мне было не все равно, когда ты лишил жизни Патрика, и ничто в этом мире было не в состоянии утешить меня. Теперь и ты остался один – ни Джона, ни Олафа больше нет рядом. И знаешь, я даже рад, что приложил к этому руку. Видит Синена, я не стремился к мести, но порой Хранн сам вкладывает в ладонь меч и направляет воздающую руку. Ты сделал мне много зла, но я не стал бы мстить сам – для меня воля моего государя значит не меньше, чем долг перед братом. Ты мог бы и дальше наслаждаться своим Теалом, Танкред, если бы не поднял руку на короля. Если бы не предал его величество Инстрельда…

Отражение улыбалось, будто бы обдумывая слова графа.

– Тебе все еще смешно, бывший барон? Теперь ты никто, отныне тебя будут преследовать и травить собаками, словно бешеную лисицу. Дома у тебя нет, братьев – нет. Что там еще? Сын? Ах да, я и забыл. Сын, который тебя ненавидит, – достойный отпрыск, не правда ли? Помешал мне иметь наследника, но и сам недалеко от меня ушел – не знаешь даже, что лучше: иметь сына, который годами не желает тебя видеть, или же не иметь вовсе…

Отражение молчало – ему явно нечего было ответить.

– Вике! – Граф закричал в сторону двери, требуя своего оруженосца. Не прошло и пары секунд, как мальчишка с красными от недосыпания глазами заглянул в комнату – видимо, всю ночь караулил у дверей.

– Ээээ… Ваша светлость?

– Эй, ты это чего? Так и не спал всю ночь? – удивленно осведомился Сноббери. Он только сейчас заметил, что на дворе уже начинает светать.

– Сеньор граф не изволили ложиться… – оруженосец запнулся.

– А ну, марш спать! Это приказ! – разъярился сэр Уильям. Не хватало еще верному слуге загонять себя бессонницей. Это была его, Сноббери, персональная привилегия. – Давай, иди, отдыхай. Хотя нет, постой! Раз уж ты не спишь, сбегай в погреб этих мерзавцев Бремеров и принеси мне оттуда пару-тройку бутылок такого вот замечательного вина. – Граф показал на опустевшую бутыль. – Мне еще до утра здесь работать.

Вике с сомнением покачал головой, явно не одобряя ночных бдений своего господина, но все-таки, как и положено хорошему оруженосцу – сначала выполни поручение рыцаря, а уже потом начинай поучать, – почтительно поклонился и захлопнул за собой дверь. Сэр Уильям вновь обратил свой взор на уже почти растаявший в зеленом стекле бутылки образ.

– Так вот и скажи теперь, Огненный Змей, – наставительно продолжил Сноббери, – стоило ли тебе, подобно той самой змее, которую вы, Бремеры, взяли на герб, разорять чужие гнезда, чтобы в результате самому оказаться у разоренного гнезда? Все твои яйца разбиты – твои родные либо мертвы, либо до смерти боятся, либо же презирают тебя. Это не я – ты сам все здесь разрушил. Поверь, ни один из обитателей Бренхолла не станет вспоминать тебя добрым словом. И Сеймус, бедный Сеймус, мой племянник, что опустил нам мост… Вот уж кого действительно жаль. Так стоило оно того, а? Стоило?

– Все, что было сделано, – все к лучшему, – вдруг раздался за спиной графа уверенный и насмешливый голос.

Сноббери вздрогнул, словно в спину ему ткнули мечом: он моментально вскочил и обернулся. Центральная часть панно с фамильным деревом Бремеров отъехала в сторону, пропуская из потайного хода в кабинет человека. Пришелец вошел, и дверь, прорезанная в панно, тут же задвинулась обратно, идеально скрывая за собой уходящие вниз ступени, словно и не было в стене никаких скрытых от глаз путей. Возле пылающего камина теперь стоял не кто иной, как сам Танкред Огненный Змей. Волшебник был облачен в свою излюбленную алую мантию, расшитую золотыми змеями. Его тонкие поджатые губы привычно кривились в усмешке.