Чаша и Крест - Вера Семенова

— А вы это можете? — Бэрд, облокотившийся о стойку, заговорил впервые, и в его голосе было скрытое восхищение. — Тех, кто владеет техникой проникновения в сознание животных, можно сосчитать по пальцам.

Рандалин закусила нижнюю губу. Выражение лица у нее от этого становилось совсем детским, но переполненным решимости.

— Я это умение получила при очень мрачных обстоятельствах. И я очень не люблю делать такие вещи. Но если нет другого выхода… Все существа в этом мире свободны, и я не считаю себя вправе им приказывать. Но я могу попросить…

— А лодка?

— Давайте постепенно. Лодку я постараюсь найти.

— У нас мало времени, Рандалин, — сказал я почти умоляющим голосом. — Если завтра открытое заседание суда, то потом будет только собрание магистрата, который вынесет приговор. Нам нельзя тянуть до этого времени.

— Скажите, Торстейн, — она уже не смотрела ни на кого из нас, постукивая пальцами по плану тюрьмы, — ему лучше будет знать, что мы здесь? Любой побег проходит проще, если к нему все готовы.

Я в глубине души не был уверен, что Гвендор вообще согласится бежать, и поэтому протянул нерешительно:

— Ну в общем… Конечно… А что вы задумали?

— Мне кажется, нам было бы не лишним появиться на суде.

— Нам? Вы кого имеете в виду?

Рандалин обвела нас всех оценивающим взглядом. С фигуры Бэрда ее взгляд соскользнул сразу, почти не задержавшись, а вот нас с Жераром она осмотрела с легким мстительным выражением в глазах.

— Конечно, на это придется потратить какие-то деньги, — сказала она задумчиво, — но в общем жертва того стоит.

— Ты соображаешь, что собираешься делать? — подозрительно спросил Жерар. — На суде будут Ронан и весь магистрат, которые знают, где у нас с Торстейном родинки на лице.

— Ну что же, никогда не поздно проверить, насколько у них хорошая память. И настолько ли они тосковали в разлуке с вами, чтобы узнать вас в любом обличье. В конце концов, вы сегодня уже обещали выполнить одну мою просьбу.

— Что значит в любом? — голос Жерара от подозрительности стал похож на скрип ржавого железа.

Рандалин не удостоила его ответом и отвернулась, но ее взгляд не обещал нам спокойного будущего.

— Да, — шепотом протянул Жерар, опять толкнув меня в плечо и склоняясь к моему уху. — Видимо, не стоило называть ее рыжей сукой. Она, похоже, не слишком любит собак.

К зданию магистрата, где проходил суд, мы подошли, относительно затерявшись в толпе. Видимо, никто не ожидал такого интереса, причем в первую очередь со стороны простых жителей Эмайны, обитателей портового городка и маленьких рыбацких деревень, прилепившихся к скалам вокруг главной резиденции. Поэтому у воинов, стоящих в оцеплении, были несколько растерянные лица, хотя они и пытались сохранять отстраненное выражение.

Я не напрасно употребил выражение "относительно затерявшись", полностью затеряться мы все равно бы не смогли — по прихоти Рандалин, превратившей нашу троицу в нечто, вызывающее пристальные взгляды всех вокруг. Мэй и Тарья, шедшие в обнимку чуть поодаль, поскольку им полагалось делать вид, что они к нам не имеют никакого отношения, то и дело оборачивались и с трудом сдерживались от фырканья.

Рандалин была одета в костюм вельможи из Эбры. В огромных широких шароварах, из которых выпирал достаточно объемный живот, с головой, замотанной по их обычаю неким подобием длинного полотенца, край которого свисал чуть не до колен, в жилетке, усыпанной драгоценными камнями настолько плотно, что они стучали друг об друга, она была неузнаваема и великолепна. На глаза она нацепила цветные стекла, которые эбрийцы часто носили, объясняя это чрезмерной яркостью своего солнца, и изобразила себе густые черные, сросшиеся у переносицы брови. Они были единственной растительностью на лице, и вы скоро поймете почему. Она вышагивала, гордо неся все десять привязанных к телу подушек, и положив руку на рукоять кривой сабли, стоившей еще дороже, чем расшитая камнями жилетка. Но нам с Жераром приходилось гораздо хуже. Если честно, я с удовольствием стерпел бы и обмотанную полотенцем голову и забитые подушками штаны в такую жару, чем выносить свой нынешний облик. Но деваться было некуда — тем более, что Рандалин, скорее всего, была права, только в таком обличье нас невозможно было узнать.

За эбрийским вельможей, опустив густо подведенные глаза, семенили две закутанные в покрывала фигуры. Жерар все время сбивался с ноги и наступал на длинный подол, но в толпе это не было особенно заметно, к тому же Рандалин крепко держала нас за руки, таща за собой. Нижняя часть лица у каждого из нас так же была надежно укрыта под серебристой тканью, так что виднелись только глаза и брови, на которые Рандалин не пожалела краски. Себя я со стороны видеть не мог, но внешний вид Жерара вряд ли мог прославить эбрийских женщин — угловатая и крепко сбитая фигура, лишенная всякой грации, да и глаза чуть навыкате, неопределенного цвета, словно выцветшие, тоже не вызывали смутных желаний дорисовать в воображении все остальное, спрятанное под покрывалом. Впрочем, я вскоре убедился, что все с уважением поглядывают на меч на поясе Рандалин и поэтому не особенно обшаривают нас взглядами. Вспыльчивость эбрийцев и их странные понятия об оскорблениях, нанесенных их женщинам, были довольно неплохо известны.

Хотя мы вышли заблаговременно, к дверям магистрата мы подошли в толпе и вряд ли заняли бы там относительно удобные места, если бы не угрожающий внешний вид Рандалин и вообще экзотичность нашей троицы, вызывающей смутное стремление не связываться. Однако в результате нам достались места на одной из скамеек, не очень близко к столу, за которым полагалось сидеть магистрату, но почти по центру. Все передние ряды были заполнены воинами в орденских плащах, они сидели ровно, не шелохнувшись. Эмайнские горожане, купцы, любопытствующие приезжие вроде нас или сидели вокруг, или толпились в проходах. Тарья и Мэй примостились сбоку, на два ряда вперед, на коленях друг у друга. Они жевали яблоко, откусывая от него по очереди, и периодически оглядывались в нашу сторону. Чем больше прибывало воинов из оцепления и вставало в дверях зала и в проходах, оттесняя публику, тем более встревоженными становились их взгляды. Похоже, мы сами засунули голову в осиное гнездо.

Рандалин сидела, вернее, восседала совершенно невозмутимо, глядя в одну точку, как и положено важному эбрийцу. Время от времени она восклицала высоким скрипучим голосом, отчего все сидящие рядом невольно оборачивались в нашу сторону: "Не верти головой, Ниэнья, свет очей моих! А ты, Шандора, поправь покрывало. Сколько раз тебе можно повторять!"