Завоевание империи инков. Проклятие исчезнувшей цивилизации - Джон Хемминг

Это случилось во время пребывания в Перу Толедо, когда Фернандес де Веласко открыл новый технологический процесс, который позволял использовать ртуть уанкавеликских рудников при очищении твердых руд Потоси. Толедо ликовал, узнав о возможностях этого «величайшего союза в мире». Поэтому он поспешил пересечь Боливийское альтиплано по направлению к Потоси, как только закончил свою инспекцию и реорганизацию в Куско.

Потоси становился уже огромным городом с населением 150 тысяч человек, что делало его одним из самых крупных городов во всем христианском мире, по величине уступающим лишь Лондону, Парижу и Севилье и равным Неаполю и Милану. Это был горделивый, броский и быстро растущий город, изобиловавший миллионерами, которые сколотили свои капиталы на горнодобывающей промышленности. Карл I даровал Потоси титул Имперского Города с подходящей хвастливой надписью на его гербе: «Я — богатый Потоси, сокровище мира и зависть королей». Филипп II прислал в город щит с такой надписью: «Для могущественного императора или мудрого короля эта высокая гора серебра могла бы завоевать весь мир».

В течение пяти дней Потоси отмечал приезд высокопоставленного посетителя расточительными празднествами. Толедо собрал на встречу горняков, чтобы решить вопрос о строительстве водяных мельниц для измельчения руды, чтобы потом ее можно было очищать при помощи ртути. Четверо богатых владельцев рудника вызвались построить за свой счет искусственное озеро для сбора вод летних дождей. Затем они потратили 3 миллиона песо на постройку системы из 32 озер, шлюзового канала длиной 10 миль, 18 плотин и сотен водяных колес: это было замечательное произведение инженерного искусства, которое обеспечивало энергией производственный процесс, дающий стабильный поток серебра. К концу XVI века быстро растущий город Потоси был так же притягателен, как и Клондайк, и Лас-Вегас: 14 танцевальных залов, 36 игорных домов, семь или восемь сотен профессиональных игроков, один театр, 100 или 200 проституток и дюжина великолепных церквей в стиле барокко.

Все это необузданное богатство зависело от труда тысяч индейцев: владельцы рудников требовали, чтобы в шахтах единовременно работали 4500 человек. Для удовлетворения этой постоянной потребности Франсиско де Толедо организовал гигантских размеров миту, которую он регламентировал при помощи столь характерных для него объемистых декретов, вышедших в Ла-Плате в феврале 1574 года. Толедо обозначил район, охватывающий большую часть Южного Перу, Боливии и Северо-Западной Аргентины. Шестнадцать высокогорных провинций, простирающихся от Куско к югу на 600 миль по прямой до Тарихи в современной Аргентине, были вынуждены поставлять рабочих-митайос. В этой области проживало около 95 тысяч пригодных к этой работе мужчин в возрасте от восемнадцати до пятидесяти лет; не подлежали призыву на эти работы только курака, их сыновья и немощные индейцы. По системе Толедо под призыв подпадала единовременно одна седьмая часть пригодных для миты мужчин; но на практике курака приходилось отсылать людей в Потоси чаще, чем на один год раз в семь лет. По этой системе в любое время в Потоси находились около 13 500 митайос, из которых 4500 человек работали в течение недели под землей, в то время как остальные две трети работали на поверхности или отдыхали. Объявление об очередном наборе на миту рассылалось всем курака в каждой общине за два месяца до того дня, когда работники должны быть уже на месте. Тогда курака был обязан по закону обеспечить свою долю людей, даже если это означало дорогостоящий наем работников на непостоянную работу, чтобы заполнить бреши, вызванные сокращением численности населения. Некоторые индейцы имели возможность откупиться от отбывания миты. Но большинство отправлялось в путь в сопровождении начальника миты. Альфонсо Мессия описывал один такой отряд, шедший из района Чукито, расположенного вдоль западного берега озера Титикака. «Из провинции Чукито каждый год отправляются 2200 индейцев для отбывания миты. Обычно все идут со своими женами и детьми. Дважды я видел их и могу сообщить, что всего их идет, должно быть, семь тысяч душ. Каждый индеец берет с собой по крайней мере восемь или десять лам и несколько альпака себе на пропитание. На них они перевозят свою пищу, кукурузу и чуньо, одеяла и соломенные тюфяки, чтобы защитить себя от сильного холода, так как они всегда спят на земле. Количество всего этого скота обычно превышает тридцать тысяч голов… и стоит свыше трехсот тысяч песо. Чтобы проделать путь длиной более ста лиг до Потоси, у них обычно уходит два месяца, так как скот и дети не могут идти быстрее. Из всего этого количества людей, вместе со своим добром ушедших из провинции Чукито, назад возвращаются только около двух тысяч: из других пяти тысяч одни умирают, а остальные остаются в Потоси или близлежащих долинах, потому что у них нет скота на обратный путь». Мессия показал, что такие индейцы в действительности несут чистые убытки, отправляясь в Потоси. Их доход за семнадцать недель работы в течение шести месяцев пребывания в Потоси составлял 46 песо, но им требовалось 100 песо, чтобы обеспечить себя и заплатить подати за те десять месяцев, которые прошли со времени их ухода из Чукито и до момента их возвращения.

Оказавшись в Потоси, несчастный митайо терпел «четыре месяца непосильного труда в шахтах, работая по двенадцать часов в день, спускаясь на глубину 60-100 эстадо [350-600 футов] в вечную темноту, где всегда нужно работать при свечах, где воздух в недрах земли тяжел и полон испарений». В указах Толедо, регламентировавших работу на рудниках, говорилось, что индейцы должны были начинать работу через полтора часа после восхода солнца и заканчивать ее на закате с часовым перерывом в полдень. Но по мере того, как стволы шахт углублялись в гору, даже эти установленные часы тяжелого труда игнорировались: работников заставляли оставаться под землей по шесть дней кряду. Когда занималась заря над открытым всем ветрам альтиплано, каждый понедельник у подножия горы появлялись «капитанес де ла мита» со своими группами рабочих. Эти люди спускались в забой и работали там группами по трое: двое кирками ломали руду, пока не догорала сальная свеча, а тем временем третий отдыхал. Ночью они спали в шахте. Условия постепенно становились все более невыносимыми. Управляющие рудниками назначали тяжелые еженедельные нормы для каждого митайо и налагали на них штрафы в размере однодневного заработка при недовыполнении нормы на каждые 100 фунтов. Рудники пустели каждое воскресенье, а также в дни главных святых, которых было тринадцать. В эти дни, согласно традиции, индейцам разрешали проводить изыскания для себя, и они сумели пресечь все попытки лишить их этой привилегии. Но даже это не давало митайо возможности заработать достаточно, чтобы прокормиться и вернуться в свою деревню: многим приходилось оставаться в Потоси и работать в качестве вольнонаемных рабочих — мингас, чей заработок превышал фиксированную плату митайос в три раза. Некоторые из этих мингас привыкали к климату, заработной плате и условиям работы в Потоси и оставались на неопределенное время. В XVII веке в Потоси проживали около 40 тысяч мингас. В этом отдаленном быстро растущем городе женщин не хватало. И хотя были индианки, которых всякий мог купить за деньги, многие индейцы обращались к гомосексуальным контактам и обижались на то, что у испанцев это вызывает глубокое негодование.

Это было незадолго до того, как огромные рудники Потоси и Уанкавелики начали подрывать всю структуру поселений в центральных и южных Андах. Индейцы ненавидели тяжелый труд в неестественных для них условиях и свое вынужденное отсутствие дома. Самым очевидным способом избежать этой принудиловки был побег от обязательной повинности и бродяжничество в других частях Перу. Такие побеги стали представлять собой серьезную проблему. Диего Муньос де Куэльяр подсчитал, что через сорок лет после узаконивания миты Толедо население связанных с ней провинций сократилось наполовину. К середине XVII века население 16 охваченных митой провинций сократилось более чем на три четверти. Оставшиеся индейцы должны были поставлять такие же отряды митайос, какие собирали их предки при Толедо, а поденная плата митайо в Потоси оставалась неизменной в течение двухсот лет. Оттого, что побеги стали частым явлением, а от тех, кто еще оставался, требовали чаще отбывать эту повинность, сельское хозяйство этих районов непоправимо пострадало. И по иронии судьбы, сумма королевских податей, которую не заплатили индейцы, убежавшие из королевских владений в Чаркасе и Кольяо, реально превысила одну пятую доходов от серебряных рудников, положенных королю.

Франсиско де Толедо, добросовестного слугу короны и человека, который хотел защитить индейцев, помнят за легализацию миты на рудниках. Он только принимал неизбежное: Перу был завоеван ради ценных металлов, и раз уж были обнаружены серебряные и ртутные месторождения, то из них нужно было извлекать пользу. Истинная и поразительная забота о благосостоянии коренного населения, таким образом, была побеждена неутолимой потребностью в серебре. Население империи инков было привычным к совместному труду на общее благо и продолжало трудиться, но уже на ее завоевателей-испанцев. Около четырех пятых всех мужчин на территории бывшей империи стали подлежать призыву на принудительные работы. Из них 90 процентов должны были работать в энкомьендах, чтобы заплатить налоги сельскохозяйственной продукцией, а у около 40 процентов индейцев были еще дополнительные трудовые повинности либо на рудниках, либо на текстильных фабриках, расположенных вдоль побережья.