Зигмунд Фрейд - Пол Феррис

В парке Бадена, под Веной, оркестр прервал игру посреди мелодии. Серж Панкеев, который за неделю до того последний раз приходил к Фрейду на анализ, вспоминал, как возвращался с прогулки в Пратере и получил специальное издание «Нойе фрайе прессе» с этим известием. Фрейд в письме Ференци в то воскресенье говорил о последствиях, которые невозможно предвидеть, хотя казалось, что «личной заинтересованности тут немного». Но ослабевшая Австрийская империя, «изъеденный червями галеон», как кто-то ее назвал, решила поступить смело и наказать Сербию.

Потребовался месяц угроз и ультиматумов на то, чтобы создать альянсы и втянуть в ссору всю остальную Европу. В это время, Юнг покинул международную ассоциацию, разорвав последнюю связь с фрейдистами, а аналитики из Цюриха ушли вместе с ним. «Итак, мы избавились от них, – писал Фрейд 26 июля Абрахаму, – от этого жестокого лицемера Юнга и его ханжеских попугаев».

Страны уже начали мобилизацию. Генералы были практически готовы к войне. Фрейда охватило то же волнение, что и всю Вену. Он признался, что впервые за тридцать лет почувствовал себя австрийцем и хочет дать «этой не очень вселяющей надежды империи» еще один шанс.

В Англии Джонс повез Анну с компанией на воскресную прогулку по Темзе. Он услышал о «всеобщем Армагеддоне» и вызвался сопровождать ее в Германию. В это время госпожа Герберт Джонс активно скупала морфий, заявляя, что он предназначен для раненых иностранных солдат.

К началу августа все объявили друг другу войну. Анна смогла вернуться домой вместе с отъезжающим австрийским послом и его сопровождающими, которые плыли через Гибралтар и Геную. Вскоре Германия и ее союзники, Центральные силы, начали успешные сражения с русскими и французами. Что до Англии, Абрахам ободряюще писал из Берлина, что «мы можем положиться на Круппа и Цеппелина».

Фрейда эти события захватывали так же, как и франко-прусская война, когда он учился в школе. Будучи в Гамбурге с Софи и ее мужем, сын которых, Эрнст, родился в начале этого года и стал его первым внуком, Фрейд писал Абрахаму, что когда он с семьей говорит о «наших» сражениях и «наших» военных займах, он иногда вспоминает о «разговорах о другой битве, которая после некоторого успеха закончилась ничем». Это, – писал он, – как «воспоминания прошлой жизни». Он имел в виду великую войну с Юнгом.

Глава 25. Война

Лу Андреас-Саломе росла в России с любящими ее братьями, и поэтому всегда чувствовала себя в безопасности с мужчинами, будучи уверенной в их добрых намерениях. «Неужели вы все еще верите, что все старшие братья такие хорошие?» – писал ей Фрейд в ноябре 1914 года. Она ответила из Германии, где тогда жила, что старшие братья во всем мире «все совершенно сошли с ума», вежливо добавляя, что причиной этого является то, что странам нельзя сделать психоанализ.

Этот ответ был слишком прост для Фрейда с его пессимистическими взглядами на человеческую природу и убеждением, что у многих людей слишком слабый характер, чтобы психоанализ мог им помочь.

Я не сомневаюсь, что человечество переживет даже эту войну, но я точно знаю, что для меня и моих современников мир никогда не будет счастливым домом. Он слишком отвратителен. И самое грустное то, что все происходит совершенно так, как мы ожидаем от людей, опираясь на свои психоаналитические знания. Из-за такого отношения к человечеству я никогда не мог согласиться с вашим блаженным оптимизмом. Моим тайным выводом всегда было то, что раз мы не можем видеть самую развитую современную цивилизацию без груза огромного лицемерия, получается, что мы органически к ней не приспособлены. Нам приходится оставаться в стороне, а Великое Неизвестное, Он или Оно, таящееся за Судьбой, когда-нибудь повторит этот эксперимент с другим народом.

Фрейд добавил, что немцы, «возможно, потому, что [они] уверены в победе», ведут себя лучше остальных народов. Эту точку зрения он впоследствии изменил.

Его сыновья тоже оказались вовлеченными в войну. Оливер до мобилизации учился на инженера-строителя и работал над строительными проектами. Когда-то Фрейд называл его «своей гордостью и тайной надеждой», но тот разочаровал отца, продемонстрировав признаки такого же навязчивого невроза, как и у самого Фрейда «Оливеру делали психоанализ, правда, не отец, в 1920-х годах. Его характер, по словам Фрейда, был безупречен, пока „не появился невроз и не сбил все цветы“». Двое других сыновей, Мартин и Эрнст, были военными с самого начала. К январю 1915 года капрал М. Фрейд уже сидел в окопах Галиции возле русского фронта. Фрейду не раз снилось, что их убивают, и он решил (поскольку сны – это исполнение желаний), что это говорит о его скрытом желании избавиться от детей, поскольку он завидует их молодости.

Анна продолжала жить дома. Она начала работать учительницей, переводила статьи с немецкого на английский и наоборот, рассказывала сны отцу и радовала его, став его ученицей внутри семьи. Отсутствие стремления к науке у сыновей огорчало Фрейда. Анна это компенсировала.

Война сократила возможности путешествовать и количество пациентов. Очень немногие приезжали из-за границы. «Внешний мир», для проникновения в который была когда-то организована международная ассоциация, оказался еще более отдален, чем раньше. Джонс и Фрейд изредка обменивались письмами, которые пересылали через нейтральные страны. Осенью 1914 года известие о смерти Эммануила Фрейда шло до Зигмунда из Манчестера три недели.

«17 октября Эммануил Фрейд в восемьдесят один год погиб на железной дороге, выпав неподалеку от дома из движущегося поезда. Военная истерия Великобритании привела к яростным антинемецким настроениям по отношению к тем, у кого были немецкие имена и родственники. На их собственность посягали. Возможно, англофил Эммануил покончил с собой.»

Теперь у Фрейда было больше времени для написания трудов. Он начал с Волчьего Человека, анализ которого длился с февраля 1910 года по июнь 1914 года. Это был последний случай, получивший подробное описание. Серж Панкеев вернулся в Россию еще до начала войны и жил в своем имении. Его имя в статье не упоминалось и стало известным только в последние годы. Волчьим Человеком он официально не был, равно как и его предшественник Крысиным Человеком, хотя в конце жизни Панкеев отвечал на звонки, говоря: «Волчий Человек у телефона».

Статья, занявшая в «Стандартном издании» сто шестнадцать страниц, получила название «Из истории одного детского невроза». Написанная ближе к концу 1914 года, она была, как подразумевалось в заголовке, не полным отчетом о болезни Панкеева, а рассказывала только о детских событиях и их значении. Яркий рассказ о чувственной жизни ребенка был очередным подтверждением теории.