Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 24. Аркадий Инин - Скибинских (Лихно)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Куда, кровать зальешь…
— Я аккуратно, честное слово! — пообещал Костик. Майор еще покрутил мясорубку, но, что-то сообразив, пошел в комнату.
На прикроватном коврике лакал молоко из блюдца пушистый котенок.
— Папа! — Костик шлепнулся на пол, прикрывая котенка. — У Колькиной мамы сразу шесть котятков народились… Не ругай меня!
— Да как не ругать? Я — на службе, ты — в саду. А кормить, гулять — кто?
— Утром и вечером — я. А днем бабушка — я ей звонил — будет его гулять…
— Бабушке хватает прогулок с больным дедушкой. Нет, отдай котенка.
— Папочка, он такой красивый! И умный! И лечебный!
— Чего-о? — недоуменно протянул майор.
— Ну, Колька говорит, что все кошки — лечебные. Если у хозяина что болит, они его лечат — ложатся ему на больное место!
Отец усмехнулся и присел перед котенком.
— Заливает твой Колька…
— Не заливает! Я коленку стукнул, и он сразу лег мне на больное место…
Тут котенок вдруг подпрыгнул и приземлился на голову Виктора.
Майор замер с выпученными глазами.
Илюша стоял у окна, глядя в ночь.
За его спиной шагал из угла в угол Семен Ильич.
— Ты взрослый мальчик… Сам поедешь, сам посмотришь, сам решишь…
— Нет! — сказал Илюша, не оборачиваясь.
— Сказать «нет» легче всего. Пойми, здесь все очень сложно… У вас в школе не платят учителям… У нас в больнице сократили врачей…
— Поедем вместе, — сказал Илюша, так же не оборачиваясь.
— Уехать от моих больных? Я могу жить только здесь. Здесь у меня — все.
— И у меня все — здесь. А там — ничего и никого.
— Там твоя мама.
— Мама? — Илюша наконец обернулся. — Кукушка, променявшая меня на…
— Не смей так говорить о матери!
— А как о ней говорить? Она вытерла о тебя ноги! Она просто дрянь…
Отец оборвал сына пощечиной. На миг оба застыли.
Потом Семен Ильич прижал к себе Илюшу, заговорил сквозь слезы:
— Прости! Сыночек… Родной мой… Прости… Пойми… Я люблю тебя!
Илюша безжизненной куклой покачивался в его объятиях.
Но затем все-таки сломался, обмяк, заговорил тоже сквозь слезы:
— И я тебя люблю! Очень… Понимаешь… Я… Ну я… Прости!
Отец и сын плакали, обнимались и что-то шептали друг другу.
А Сергей спал. Утомленный безразмерным отцовским рабочим днем, он заснул в кухне — щекой на гладильной доске посреди детских вещичек.
Зазвонил телефон — долго, пока очнувшийся Сергей не нашел трубку.
— Алло! Какой… Союз? А… ну, да… отцов… А который час? Девять утра?
Сергей глянул в темное окно, потом на часы.
— Какое утро — час ночи! Ах, у вас на Камчатке… Ладно, чего теперь извиняться… А что за срочность, Камчатка? Нет, дорогие женщины, у нас все же не брачная контора! Ну да, на письмо ответил — один раз. А переписка — извините! Да понимаю, что у вас — коллектив… Я вам адреса наших мужчин дал — вот с ними и переписывайтесь… Желаю счастья в личной жизни!
Сергей положил трубку. Тронул утюг, отдернул руку и продолжил глажку.
Утром Сергей вел такси по улице с трамвайными путями.
Повернул налево, и был остановлен свистком милиционера.
— Чего свистишь — денег не будет! — улыбнулся ему Сергей.
Гаишник на улыбку не ответил, четко козырнул.
— Инспектор Глушко. Почему произвели поворот с трамвайных путей?
— Так в новых правилах поворот с путей разрешается…
— Если нет знака, — закончил за него гаишник. — А знак висит.
— А вчера не висел, — Сергей опять улыбнулся. — Ты, что ль, повесил?
Инспектор снова на улыбку не ответил, а глянул очень недобро.
Сергей достал сумочку с документами и как бы невзначай уронил купюру.
— Командир, у тебя денежка упала!
— Это у вас упало, — возразил гаишник.
— Нет, мои все красненькие, а эта синенькая. Твоя денежка.
Инспектор поднял купюру и опять четко козырнул.
А Сергей покатил дальше. Женский голос сказал в радиотелефон:
— Кто в районе Сокола? Заказ на Песчаную улицу…
— Ноль пятьдесят, — откликнулся Сергей.
Он подъехал к дому, открыл багажник и нырнул в него, сдвигая свой инструмент, чтобы освободить место для вещей клиента.
— Пожалуйста, скорей! Я опаздываю!
Сергей резко выпрямился, стукнувшись затылком о крышку багажника.
Перед ним стояла Кира — с большим чемоданом и видеокамерой в чехле.
— Дьявол побери, все-таки вы за мной следите! — возмутилась она.
— Нет, вы сами меня вызвали. — Он потирал ушибленный затылок.
— Я вызвала не вас, а такси! Но теперь придется на попутной…
Кира поставила чемодан и замахала рукой машинам.
— Только оплатите ложный вызов, — сказал Сергей.
— А говорят, — усмехнулась Кира, — гусары с женщин денег не берут!
— Я не гусар, вы не женщина.
— А кто же я, по-вашему?
— Вы — борец с мужчинами.
Она вскипела, но не успела ответить — он сунул чемодан в багажник.
— Поехали! А то действительно опоздаете.
Он захлопнул багажник и сел за руль. Она чуть помедлила, но тоже уселась, демонстративно отвернувшись к окошку.
И они поехали. Молча. Потом он спросил:
— А чего вы так не любите нашего брата?
— С вашим братом я не знакома! — отрезала она. — А если вы имеете в виду мужчин вообще, то я их просто не замечаю.
— Но все-таки ищете. Днем с огнем.
— И все-таки не находим. Даже днем с огнем.
— Не там ищете. Как тот мужик искал кошелек у фонаря. Его спрашивают: где потерял? В кустах. А чего не в кустах ищешь? Так там темно, а здесь светло!
Сергей засмеялся. Кира даже не улыбнулась.
— Встречный вопрос: а почему вы так не любите женщин?
— Як женщинам отношусь нормально.
— Да, конечно, это норма: отнять у женщины детей и…
— Моя жена, — перебил Сергей, — умерла при родах сына.
С Киры слетела вся надменность, она прижала обе ладони ко рту.
— Извините! Я не знала… Ради бога, извините!
— Ничего. Уже четыре года…
Они вновь замолчали. За окном мелькали деревья загородного шоссе.
— В командировку? — Сергей кивнул на видеокамеру.
— Нет, вырвалась в отпуск. Но поснимаю на Байкале…
— Так вы байкалочка? — обрадовался Сергей.
— Нет, я москвичка. На Байкале у меня друзья.
— A-а, я подумал — мы земляки… То есть сам я не совсем с Байкала — алтайский. А после армии приземлился в Москве.
— Лимитчик? — вырвалось у Киры.
— Лимита, — добродушно кивнул он. — А что ж, если столичные брезгуют крутить баранку? Сначала на стройке пахал, потом арендовал эту развалюху…
Он хлопнул тяжелой ладонью по приборному щитку. Машина задрожала, зафырчала, начала спотыкаться. Сергей взмолился:
— Прости, подруга! Не обижайся на болвана!
