История города Рима в Средние века - Фердинанд Грегоровиус

Павел был первым римским епископом, занявшим священнический римский престол в качестве местного государя. Но, получив уже основанное церковное государство, Павел вместе с тем встретил и протест римлян. Как бы пробужденные от сна, римляне поняли, что их епископ стал их господином, и они почувствовали к нему ненависть и вскоре же начали вести с ним борьбу. Еще до своего посвящения Павел I возвестил о своем избрании благодетелю и заступнику церкви, «новому Моисею и Давиду», в тех же самых почтительных верноподданических выражениях, в каких его предшественники имели обыкновение это делать по отношению к экзарху. Таким образом впервые было признано, что в делах Рима король франков теперь то же, чем был прежде экзарх. Искать сближения с могущественным патрицием римлян заставляло вновь избранного папу его собственное положение; но было бы неосновательно заключать отсюда, что за королем франков было признано право прямого утверждения избрания папы. В своем письме к Пипину Павел робко и предусмотрительно пишет, что хотя он избран всем народом, тем не менее он счел за лучшее удержать в городе франкского посла Иммо, пока не состоится само посвящение, чтобы посол имел возможность удостовериться в безупречном поведении и приверженности к франкам и его самого, и всех других, и далее уверяет короля, что и он, и его народ и телом и душой до самой смерти останутся верными королю. Пипин ответил пожеланием благополучия и вскоре затем приглашением Павла быть воспреемником его дочери Гизелы. Формы придворного этикета того времени были грубы и оригинальны: отрезывание локона означало усыновление, а отсылка пеленок окрещенного была почетным удостоверением признания крестным отцом. Папа принял с благоговением этот символ королевской милости и елок ил его в исповедальню святой Петрониллы.

Из переписки с королем франков, следовавшей непосредственно за избранием Павла одно письмо имеет большое значение. Пипин отправил знати и римскому на оду письмо, в котором убеждал их оставаться верными св. Петру, церкви и папе; таким образом римский народ впервые оказывался состоящим в подданстве у своего епископа. Это требование Пипина нельзя понимать как простую формальность; оно дает нам основание предполагать, что среди римлян существовало недовольство, в связи с которым, вероятно, были также и раздоры, происходившие при выборе преемника Стефана. Помимо того, и в городе, и в окрестностях среди знатных уже существовали могущественные партии, а затем и лангобарды, и византийцы имели также своих приверженцев в Риме.

Римляне отвечали королю посланием, церковный характер которого выдает его происхождение. Невежественные герцоги или графы того времени, когда почти все дипломатические сношения ведались духовенством, поручили, конечно, папскому нотариусу заняться изложением их официальных чувств и отвечали или были вынуждены отвечать так: «Поистине, государь и король, Дух Господень создал свою обитель в Вашем источающем мед сердце, когда Вы прилагаете старания своими благими советами направить к добру наши мысли и чувства. Пресветлейший из королей, мы всеконечно пребываем верными рабами святой церкви и Вашего трижды благословенного духовного отца, нашего господина Павла, первосвященника и вселенского папы, так как он есть наш отец и Ваш наилучший пастырь, который, подобно блаженной памяти его брату, непрестанно предстательствует о нашем благе, печется о нас и во спасение нам управляет нами как своим духовным стадом, доверенным ему Богом». В этом письме наряду с заявлениями преданности не слышно голоса протеста против власти папы; очевидно, римляне признали папу своим государем, а короля его покровителем. Но еще нечто другое делает это послание заслуживающим внимания; надпись на письме гласит следующее: «Светлейшему и великому государю, посланному Богом великому победителю, Пипину, королю франков и патрицию римлян, весь сенат и весь народ хранимого Богом римского города». Здесь имя сената упоминается в первый раз после долгого молчания о нем; но мы знаем, что под сенатом понималась уже не Древняя государственная курия, а знать города.

Отношения Павла к Пипину были дружественны; и тот и другой не переставали отправлять друг к другу послов и в разных формах выражали внимание один другому. Можно отметить даже назначение в кардиналы, впервые состоявшееся по ходатайству иностранного государя. Пипин просил о назначении пресвитера Марина кардиналом церкви Св. Хризогона, и Павел удовлетворил это желание.

Между тем король лангобардов не шел дальше одних обещании и не думал серьезно об уступке папе Болоньи, Имолы, Озимо и Анконы. Впрочем, король имел полное основание быть недовольным папой; еще Стефан склонил герцогов Сполето и Беневента отпасть от их законного государя и стать под покровительство короля франков.

Выступив в 758 г. в поход против возмутившихся герцогов, Дезидерий направился через Пентаполис и разграбил в нем города и поля; папа горько жаловался на это Пипину. Альбоин, герцог Сполето, был побежден и кончил жизнь в заточении; затем Дезидерий двинулся к Беневенту, но герцог Беневентский, Лиутпранд, бежал в самый отдаленный свой город на берегу Ионического моря, в Гидрунт. Назначив герцогом Беневента своего вассала Арихиса, Дезидерий вызвал из Неаполя императорского посла Георгия и предложил ему заключить такой союз: император вышлет в Италию войско, с которым соединится для покорения Равенны все лангобардское воинство; в то же время флот из Сицилии должен вести осаду Гидрунта.

Несмотря на эти переговоры, Дезидерий вскоре же направился в Рим, куда, без сомнения, пригласил его сам Павел, имевший в виду ослабить раздражение Дезидерия против герцогств и затем склонить его на уступку четырех вышеназванных городов. Дезидерий дал уклончивый ответ и потребовал прежде всего выдачи заложников, которых Айстульф вынужден был отослать во Францию. Папа притворился согласным на это требование и вручил своим послам письмо, в котором, называя Дезидерия, «своего светлейшего сына», самыми льстивыми именами, убедительно просил Пипина об отпуске заложников. Но одновременно с этим открыто посланным письмом папа отправил тайно другое, которое поясняло действительный смысл первого письма и в котором папа жаловался на опустошения Пентаполиса, сообщал о переговорах с греками и заклинал Пипина не выдавать заложников. Такое поведение Павла, предполагавшее, что для папы в известных случаях допустима ложь, способно было смутить истинного христианина; высокая мораль апостолов могла отвечать только отрицательно на такой вопрос. Вообще же становилось очевидным, в какое опасное противоречие с его духовным саном ставило римского епископа занятое им светское положение.

Дезидерий продолжал удерживать за собой города и захватил даже патримонии церкви, а Павел не переставал посылать жалобы Пипину, пока наконец в марте 760 г. не состоялся договор, заключенный при посредстве франкских послов Ремигия и Аутхара. Король лангобардов дал обещание уступить римской республике все патримонии и города и действительно возвратил некоторые, но удержал за собой Имолу. Таким образом причина к раздору все-таки осталась, но отношения к лангобардам стали более сносными. Иного и совершенно исключительного характера были отношения папы к императорам Константину и Льву. Павел отправлял послов и к тому, и к другому императору, желая склонить их к восстановлению иконопочитания, но в своих посланиях не упоминал ни одним словом о разногласиях из-за экзархата и Рима. Даже в одном своем письме к Пипину папа пишет: «Греки преследуют нас только потому, что мы остаемся верны ортодоксальной вере и держимся благочестивых преданий отцов, греки же горят желанием уничтожить и то, и другое». Такое умолчание дает нам основание усомниться в том, что император действительно был лишен власти над Римом; если бы вся эта власть была сосредоточена исключительно в руках папы, было бы странно, что папа не указывал на отторжение римского герцогства и экзархата как на причину гнева императора. В актах папы не переставали признавать верховную власть императора, но римская провинция уже не платила дани императору и в Риме не было никакого византийского чиновника как представителя императорской власти. Рим так же, как и Равенна, был отнят у императора, которому приходилось подумать о том, как бы при случае вернуть их себе. Рим был далек и против нападения со стороны Неаполя был защищен дружественным Беневентом, тогда как до Равенны, более важной по своему положению, можно было добраться скорее и овладеть ею было легче. В 761 г. прошел слух о враждебных намерениях греков. Поэтому папа обратился к Пипину. прося его склонить Дезидерия к тому, чтобы он оказал в случае необходимости помощь и повелел герцогам Сполето и Беневента как соседям также принять участие в обороне; отсюда следует заключить, что Павел опасался за Рим, что с Дезидерием был заключен мир и что названные герцоги признавали суверенитет короля лангобардов. Император безуспешно старался склонить на свою сторону архиепископа