Воскресение Сына Божьего - H. Т. Райт

Именно об этом непрерывном опыте познания единого истинного Бога в Иисусе Мессии, Владыке, и через него, о познании, совершающемся в церковном общении, говорит Павел во 2 Кор 4:1–6. Конечно же, существует богословская преемственность между тем, что он там сказал, и тем, что еще можно сказать (будь то Павел, Лука или мы две тысячи лет спустя) о событии на пути в Дамаск и значении, которое оно в себе несет. Однако 2 Кор 4 не описывает это событие, и мы не можем извлечь оттуда отдельные элементы (например, что свет сияет «в наших сердцах», что, конечно же, не соответствует описанию происшествия на дороге в Дамаск) и вставить их во встречу Павла с Иисусом, не говоря уже о том, чтобы считать их основой этого события.

5. Заключение

Можно было бы еще много чего сказать об обращении Павла и о том, как оно соотносится с его богословием в целом. Кое–что на эту тему мы кратко представим позже. Но сказанного уже достаточно для того, чтобы завершить наше исследование о Павле. Важнейшие вещи для нас ясны: Павел верил, что видел воскресшего Иисуса лично, при этом он был твердо убежден, что Иисус обладал преображенным, но все же материальным телом. Попытки поставить под сомнение это заключение с помощью довода о том, «что на самом деле произошло» при обращении Павла, будь то на основании Деяний Апостолов или других отрывков из Павла, неубедительны.

Итак, мы рассмотрели наше самое первое свидетельство. Теперь пришло время расширить горизонт и изучить тексты последующих полутора столетий.

Часть третья. Воскресение у первых христиан (помимо Павла)

Туда — в непостижимый, но желанный край,

Куда идут не торными путями,

Сквозь мрак и неизвестность прозревая

Иную землю, где свершенье всех надежд.

Глава девятая. Новое средоточие надежды (1): Евангельская традиция (за исключением Пасхальных повествований)

1. Введение

Учитывая тот факт, что канонические евангелия, несомненно, отражают верования и надежды первых христиан, приходится лишь удивляться тому, сколь мало в них говорится о воскресении. Конечно, все они завершаются рассказом о пустой гробнице Иисуса и везде, кроме Евангелия от Марка, мы находим повествование о его явлении, живым, своим последователям. Но напрасно будем мы искать подробные трактовки воскресения в рассказах об общественном служении Иисуса, по вере ранней Церкви, восставшего из мертвых[1275].

Это, конечно, яркое свидетельство (среди многих других) о том, что Церковь на заре христианства отнюдь не страдала склонностью изобретать «речения Иисуса», как то думали исследователи в прошлом[1276]. Даже если бы мы предположили, что рафинированный интерес Павла к воскресению отнюдь не разделяли в большинстве своем его современники, нам все же пришлось бы постулировать, что воскресение в целом, и, в частности, воскресение Иисуса, оставалось в высшей степени спорным — как в проповеди и апологии Церкви, адресованной людям внешним, так и в спорах внутрицерковных. Насколько было бы легче, согласно прежнему пониманию предания, призванного служить нуждам Церкви, иметь хоть несколько «слов Владыки», которые бы объяснили нам поточнее, что такое воскресение и в чем его значение для нас. В Мк 9:7–9 ученики нуждались в объяснении относительно воскресения, но объяснения не последовало. Можно даже вообразить себе ситуации, где прозвучали бы такие слова объяснения или хотя бы притча–другая на эту тему; но все это показывает лишь одно: исследователи новозаветных документов куда более склонны воображать надуманные сценарии, нежели сами авторы Нового Завета. Можно быть уверенным лишь в одном: если бы у кого–нибудь в памяти хранились еще какие–то слова, сказанные Иисусом о воскресении, — их бы сохранили[1277]. То обстоятельство, что их нет, свидетельствует о том, что это не было главной темой его учения; едва ли вообще он к этой теме обращался, и единственный случай, когда он как будто обратил сюда свое внимание, вызван был чьим–то чужим интересом. Иисус безусловно верил в воскресение как в обетование для народа Божьего, однако непохоже, чтобы оно играло в его учении более важную роль, нежели вообще в иудаизме того времени, где, как мы уже видели, даже и для тех, кто в него верил, это был один из предметов среди многих прочих, и обычно отнюдь не главный.

Столь очевидное молчание авторов евангелий и сохраненного ими предания порождает своеобразную проблему структурного рода для настоящей книги, которую, хотя она и не столь уж важна, стоит все же отметить. Что–то из материала евангелий следовало бы по идее отнести выше, к 3–й главе, к источникам, говорящим о вере иудеев периода Второго Храма. Сюда относится, в частности, эпизод, когда Ирод Антипа полагает, что Иисус, возможно, есть воскресший Иоанн Креститель[1278]. Другие отрывки, даже если они восходят в конечном итоге к Иисусу, по своей форме и особенностям языка могут указывать на развитие раннехристианской трактовки. Отчасти я решил поместить все эти материалы в данном месте книги потому, что, как мне показалось, было бы искусственным разделять их на отрывки, которые, по всей видимости, просто отражали современные нехристианские еврейские верования, но еще важнее другое соображение: поскольку евангелия пришли к нам из ранней Церкви, они имеют первоочередную ценность свидетельств о повествованиях первых христиан, а также и о самой жизни и образе мыслей, которые вызывались и поддерживались этими устными свидетельствами. И хотя я утверждал в другом месте, что евангелия действительно дают нам куда более явное свидетельство о публичном служении Иисуса, чем это часто себе представляют, нам по–прежнему приходится сначала рассматривать их как свидетельства о жизни, деле, образе мысли и особенно устном предании Церкви в первые четыре или пять десятилетий ее существования[1279].

Примером такой очевидной странности этого материала внутри нашей общей темы служит, на фоне характерной для первых христиан обращенности к воскресению, положение учения Иисуса о воскресении (в целом или применительно к себе самому), если его сравнить с общепринятым взглядом на то, что произошло с ним после его смерти. Павел не ссылается на учение Иисуса по этому вопросу, но Павел вообще редко ссылается на учение Иисуса о чем бы то ни было. Несмотря на тот факт, что сохранились — в первозданном виде или, возможно, отредактированные — немногие речения в рамках предания и что они говорят нам о предмете постоянного интереса первых поколений христиан, почти все ссылки на слова Иисуса о воскресении касаются тех моментов, когда сам воскресший Иисус объясняет, что это именно то, о чем он говорил прежде, — и момента, когда первосвященники, согласно Матфею, вспомнили, что «обманщик тот» предсказывал свое воскресение из мертвых, и поэтому просили поставить у гроба стражу[1280].

Теперь, после сказанного выше, необходимо подчеркнуть и то, что главной темой, о которой Иисус говорил и словом, и деяниями, было Царство Божье[1281]. Хотя не все движения того времени, связанные с Царством Божьим, непременно включали в себя веру в воскресение (то есть иные группы, употреблявшие выражение «Царство Божье», говоря о своем движении, не разделяли упований фарисеев), вероятнее всего провозглашавший Царство Бога Израилева в первой половине I века включал воскресение в общую картину своих чаяний. Таким образом, находя хотя бы разбросанные и косвенные упоминания о воскресении в учении и действиях Иисуса, мы можем не без основания полагать, что для Него воскресение — не отдельная тема, но часть грядущего Царства. Тем не менее главный пункт остается неизменным: воскресение, очевидно, не было одной из центральных или главных его тем.

Упоминания о воскресении, или фактически о некоей новой жизни после смерти, появляются в евангельской традиции случайно и несистематично[1282]. Можно было бы их упорядочить, но, поскольку задача этой части книги — попытка рассмотреть христианство I века в общем и понять имеющиеся в нем представления о нашем предмете, лучше брать отрывки по мере их появления в различных пластах евангельского предания, как это обычно делают ученые. Я говорю это без всякого предубеждения касательно представлений об истории предания, ибо скептично отношусь к возможности изучить развитие евангельской традиции от первой фиксации текста в доступных нам источниках до последней редакции[1283]. Я даже не уверен, можно ли полагаться на Q–источник, и если да, то на какую из версий. Вторая рассмотренная ниже категория (данные, которые можно найти и у Матфея, и у Луки), безусловно, будет тому соответствовать; первая категория (данные у Марка, которые есть у одного или обоих остальных синоптиков) содержит материал, который многие считают относительно ранним. Это заставляет рассматривать материалы, которые встречаются только в одном из евангелий — или от Матфея, или от Луки, или от Иоанна — отдельно.