Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели - Дмитрий Панов

Наконец, 20 января 1940 года погода нам улыбнулась. Наша эскадрилья взлетела и пошла за лидером, штурмовиком, пилотируемым китайским полковником мистером Джаном, ярым антикоммунистом, который должен был нас привести к Чунцину. Когда мы перелетели три горных хребта, то следующий оказался закрыт облаками. Полковник Джан начал обходить горные вершины, окутанные облаками, и мы потеряли ориентировку. Чуть было не началась блудежка в горах, но, на наше счастье, по маршруту оказался строящийся запасной аэродром Гуйян, где мы и сели. Я уже упоминал об этом аэродроме, построенном на месте срезанной горы, высотой метров в пятьдесят. Взлетно-посадочная полоса была 1100 на 500 метров, а дальше начинались глубокие долины и овраги. Здесь нас, естественно, никто не ждал, и мы, кое-как поужинав, кое-как переночевали в этом маленьком грязном городишке, что, конечно, летчикам не рекомендуется. Нас поместили в единственный двухэтажный бамбуковый домик, который всю ночь раскачивался, грозясь завалиться. Правда, узнав, что у нас водятся деньги, нам предложили арендовать на ночь дом веселых девиц, которые находились в этом захолустье в постоянном простое. Я отказался, как ни уговаривали меня Ваня Корниенко и Петр Галкин. С одной стороны, ребята могли получить впечатления на всю жизнь, а с другой — какую-нибудь венерическую болезнь, тоже на всю жизнь. На следующий день, 21 января 1940 года, мы взяли курс на Чунцин. Наш лидер, мистер Джан, выполнявший роль штурмана, и его пилот мистер Ли, который летел с нами в Чунцин из Хами, снова увлекли нас в гористую местность и на этот раз устроили большую блудежку. Около часа мы болтались около горных вершин в поисках не закрытого облаками горного перевала. Едва нашли такой перевал, седловину среди гор, и проскочили его, как на нас обрушился дождь с грозой. Мы стали их обходить, и отклонились от своего маршрута влево, километров на двадцать, отчего проскочили свой аэродром Бешеи и реку Янцзы. Полковник Джан оказался отменно плохим штурманом, который не вносил никаких корректив в курс полета, и летел скорее наугад. Он сам заблудился и нас ввел в заблуждение.

Правда, здесь мы могли убедиться, что все в природе существует не даром. Ваня Корниенко, который вел себя, как строптивый бык, не признающий никакого ярма, и на этот раз плелся позади строя. Потому и увидел в разрыве облаков корпуса завода иностранной кампании, на крыше которой был большой знак в виде древнегреческой омеги. А отсюда до Бешеи было пять минут лета, курсом на 180 градусов. Иван откололся от нашей группы и вскоре совершил посадку на Бешеи.

А наши приключения продолжались. Мистер Джан, за которым летели наших десять самолетов, проскочил Чунцин на целых 135 километров к северу. Мы окончательно заблудились, горючее было на исходе — оставалось по 20 литров. Начинались сумерки, а кругом гористая местность. В последнюю минуту на нашем маршруте встретился маленький китайский городок Найнин, и мы, поняв, что спасение утопающих дело рук самих утопающих, бросили мистера Джана и стали кружиться над городком, возле которого протекала река средней величины, левый берег которой выглядел, как отмель, покрытая мелкой галькой, довольно ровная, уклон в сторону воды не превышал десяти градусов. Длина этой отмели с воздуха определялась примерно в 1000 метров, а ширина метров-200. Эта отмель блеснула надеждой на спасение. Мы стали в круг над ней, рассчитывая, есть ли возможность для посадки. Первым решился Коля Кузьмин у которого горючее почти закончилось. Колеса шасси его самолета попрыгали на мелких каменных валунах и остановились. За ним благополучно сели и все прочие, за исключением Кости Коккинаки, у которого от удара о крупный валун сломался хвостовой костыль — отлетел напрочь.

Едва мы успели совершить посадку, как вслед за нами приземлился и наш лихой лидер, мистер Джан с бравым пилотом Ли, которые в конце пробега самолета столкнулись левым колесом с каменной глыбой и отбили у штурмовика левую ногу, что было уже довольно серьезной аварией. Из задней кабины машины выскочил насмерть перепуганный полковник Джан и, бегая с планшеткой в руках, выкрикивая фамилию «Бенов», принялся меня разыскивать. Судя по тому, как был перепуган полковник Джан, Чан-Кай-Ши со своими не церемонился и наш полет мог стоить полковнику головы. Возбужденный Джан тыкал пальцем в китайскую карту и убеждал меня: «Тын-тын-пухо» — очень плохая. Как объяснял полковник Джан, эту карту по китайскому заказу, чуть ли не сто лет назад составляла какая-то иностранная кампания, проводившая съемки местности и очень плохо выполнившая заказ. Из вежливости я соглашался с мистером Джаном. Сравнительно благополучная посадка в очень сложных условиях поумерила злости. Мы имели все основания гордиться нашими летчиками, приземлившимися без аварии.

Впрочем, еще до появления Джана, приземлившегося минут на десять позже нас, почти в километре от наших самолетов, была реальной возможность отнюдь неблагополучного конца нашей благополучной посадки. От городка Найнин в сторону реки, к нашим самолетам, бежали сотни китайцев, держащие в руках палки, лопаты, вилы, топоры, а кто не имел ничего, тот принялся подбирать крупные галуны с отмели. Как обычно, нас приняли за японцев, чему способствовали рябые хвосты самолетов, и спешили расправиться на китайский манер. Я вышел навстречу бегущим и начал кричать: «Маманди!» — «Тише». «Пуе», — «Не подходите», — но тысячная толпа медленно приближалась, готовая вот-вот броситься и растерзать. Лица людей были перекошены яростью. Это было пострашнее встреч с японцами в воздухе. Когда китайцы приблизились к нам метров на 25, мы стали показывать им свои шелковые паспорта и угрожать пистолетами, не подпуская. Приземлившийся в этим мгновения мистер Джан ковырялся у своего поломанного самолета, не обращая на нас внимания.

А дела складывались неважно: небольшой городок Найнин, тысяч в пятнадцать жителей, располагал производством оборонного значения, и в нем дислоцировалась стрелковая дивизия китайских войск. По этому поводу японцы дважды жестоко бомбили городок и убили много мирных жителей. Во время второго налета китайцам удалось сбить японский бомбардировщик, пилотом которого, как на грех, оказался итальянец, разорванный китайцами за кампанию со всем экипажем на части. Так что наша европейская наружность отнюдь не успокаивала жителей Найнина, привыкших, вдобавок ко всему, считать любой пролетающий самолет японским — китайская авиация была крайне немногочисленна. На наше счастье в первые ряды толпы протиснулся китайский полицейский, оказавшийся грамотным, и он сумел прочитать наши паспорта, которые мы раньше без пользы показывали неграмотным китайцам. Когда полисмен вслух прочитал один из наших паспортов разъяренной толпе, то по ней будто гром прокатился, это падали на землю голыши, подобранные для расправы с нами. Потом китайцы, видимо желая лично удостовериться, совсем по детски принялись нас осматривать и ощупывать, выкрикивая: «Рус! Москва». А здесь подоспел и полковник Джан, блудежка которого могла, по крайней мере, несколько раз закончиться для нас очень печально. Появилась другая напасть: китайцы гурьбой полезли на самолеты. Их желтые лица с горящими от любопытства раскосыми глазами, уже выглядывали из кабин летчиков. А, учитывая, что у китайцев очень шаловливые руки, любящие все откручивать и отвинчивать, наши «Чижики» рисковали стать технически неисправными. Но мистер Джан накричал на полицейского, и тот при помощи большой палки и пары десятков помощников-активистов принялся прогонять толпу от самолетов.

Тем временем на отмель опустился полог ночи, да такой темной — глаз можно было выколоть. Мы очень устали и нанервничались в полете. Хотели есть, пить и спать. А до города Найнина было более пяти километров, вверх-вниз по сопкам. Полковник Джан, который немного оправился после перенесенного позора и в общении с китайцами быстро почувствовал себя высшим офицером, да еще авиатором, да еще вхожим в правящие сферы, безапелляционным тоном приказал появившемуся на отмели начальнику гарнизона обеспечить нас транспортом для отправки в гарнизон, где подготовить ужин и ночлег. Часам к двенадцати на отмели стало шумно: рикши приволокли двадцать кресел, прикрепленных к шестам. Это приспособление с усевшимся в кресле человеком волокла пара китайцев. Я уселся в плетенное из бамбука кресло и только здесь вспомнил о своих кубанских ста килограммах. Пришлось отказаться от услуг носильщиков, которым наш вес был явно не по силам. Я объяснил мистеру Джану, что кататься на людях против нашей политической морали, и мы пойдем пешком. Мистер Джан только махнул рукой и пробурчал что-то, в том смысле — мол, нечего терять время на разговоры с коммунистами. Он сам и мистер Ли уселись в носилки, а мы поплелись за ними в сторону города Найнина, где и оказались к 3 часам ночи, очень измучившись во время ходьбы по пересеченной местности. Правда, наше настроение очень улучшило сообщение, что мы идем в Найнин, в 30 километрах, от которого на запад находится аэродром Суйнин, отлично нам известный. Когда мы пришли на место, полковник Джан по телефону связался с Чунцином и доложил, где мы и в каком состоянии. Оказалось, что китайское командование и люди из аппарата нашего советника были очень обеспокоены нашим исчезновением.