Золотой Лис. 1-2 часть - Валерий Иващенко

Означенная блондинка в сомнении навострила уши, зато Черныш согласно мотнул головой и оскалил зубы в своей дьявольской усмешке.

— Ну а вторая-то зачем? — допытывался разморенный жарой, долгой дорогой и бездельем парень. — Чего это тебя вдруг на рыжих малолеток потянуло, извращенец ты этакий!

На этот раз конь дёрнул ухом и старательно изобразил на лоснящейся довольством чёрной морде раскаяние. Ну-ну, можно подумать, будто тут ему кто поверит! Не и наче как удумал, злодей этакий, что как старшую кобылицу обрюхатит и та уже отгонять от себя станет, захмурышка вторая как раз в самый сок войдёт. Вот уж воистину жеребец, прости, пресвятой Динас, что выразишься…

Глава 19. На рубеже времён

Обратно к полуденным границам королевства Ридд возвращался не спеша. Нарочито он свернул с королевского тракта и пробирался просёлочными дорогами, кривыми и извилистыми в той же мере, как и мысли в его голове. И всё же, если бы кому-нибудь в небесной сини вздумалось присмотреться пристальнее к этой одинокой человеческой фигуре отрёхконь, зоркий взгляд с удивлением приметил бы, что по мере приближения родины славного во всех краях муската продвижение одинокого путника постепенно замедлялось.

Иные края, иные ветры и совсем, совсем иные мысли одолевали парня в этих местах, где неброская и словно чуть суровая прелесть полуночи уступала место пылкой и словно вызывающей красоте пышного полудня. Как будто жгучая южанка встречала его, истосковавшись по этому взгляду и этим прикосновениям…

Колебался ли он? Вряд ли, уж самое главное было сделано. Не быть должным никому и ничему, свобода от всяких обязательств и клятв — но отчего-то Ридд счастливым от того себя не ощущал ни в коей мере.

— Хорошо тебе, Черныш! Понукают — скачи. Насыпали кормушку — хрумкай себе. А обо всём остальном пусть у хозяина голова болит, да?

Жеребец не обратил на ворчание разморенного обедом парня ровным счётом никакого внимания. Размеренно считал ногами путь, косил гневным взглядом на кляч редких встречных, а главное, не забывал периодически заигрывать с такой симпатичной белобрысой кобылицей…

Леса полуночных краёв уже давно сменились рощами, всё чаще дорога огибала пробивавшиеся из-под земли каменные гряды. Словно прорастающие когти дракона или ещё какого-нибудь исполина неведомого роду-племени, они торчали в самых, казалось, неподходящих местах и одним своим видом напоминали о предстоявшем.

А что предстояло? Если честно, Ридду больше всего хотелось быстренько забрать из тайников свои ухоронки и тотчас уехать из баронства Шарто подальше. Показать ему конские хвосты и порадовать зрелищем пыли из-под быстро удаляющихся копыт.

Эй, а как же Меана?

Воспоминание об эльфке резануло неожиданно свежей болью.

— Флора — если она метит в королевы, это её личные проблемы, — сердито огрызнулся Ридд и остановил коня.

Ощущение едва не совершённой ошибки сыпануло изморозью по спине так внезапно, что парень непроизвольно ухватился за рукоять трости и закрутил на месте свего Черныша, придирчиво высматривая возможные источники неприятностей.

Так-так… как-то незаметно межевая дорога уже в сумерках привела своих путников в одно из тех мест, кои землемеры обожают обозначать на своих картах и потом заставляют зазубривать учеников. Здесь сходились углами владения сразу трёх дворянских маноров, а посему не зря молва приписывала подобным местам всякие-разные, порою вовсе даже небезобидные свойства.

Обычно-то как? Ну заспорят двое ясновельможных — чей же вон тот лесок меж их владений, который уже подрос до такой степени, что не грех уже и под топор пускать. Один с азартом доказывает, что ещё прадед приобрёл его за звонкую монету, да ещё и готов перерыть в поисках купчей весь родовой замок. Другой с не меньшим жаром спорит, что дед выиграл ту рощицу у соседушки то ли в карты, то ли в кости, а посему именно ему сами боги велели прибрать к рукам строевую и деловую древесину. Или за какой заливной луг с сенокосами, на который ревниво косят глазом сельские старосты обоих дворян — поспорить, а то и позвенеть железом за такое богатство то дело почтенное…

Так то на спорной и весьма путаной границе меж маноров. А вот на углу, где сходились интересы сразу троих лендлордов, подобные шутки уже куда как чреваты, доложу я вам. И переместить чуток таковое в свою пользу означало уже гораздо большие осложнения, потому как в дело оказывался замешан кто-то третий. А у него обязательно сыщутся сторонники да родственнички, да кое-какие старые счета. Там уже просто междусобойчиком не обойдётся — непременно выльется в такую похабень, что придётся самому королю присылать войска да замирять расходившихся их благородий.

Потому-то углы владений всегда обустраивались добротно и обозначались солидно, на века. Ридд вычленил взглядом три массивных каменных изваяния и усмехнулся уголками губ. Так и представлялось, как тёмной ночью трое вельмож сошлись здесь и порешили, что вот тут и заканчиваются интересы каждого из них — как раз меж трёх выступающих из-под земли гранитных скал. А потом уже камнетёсы немного облагородили форму тех, высвободили сокрытые до поры в камне символы. Да магики наложили свои многомудрые, ощущавшиеся даже спустя века заклятья.

Слева от уже едва видневшейся дороги хмуро и недоверчиво поглядывал здоровенный, в два конских корпуса дикий вепрь — то маркиз дю Фрембо грозил неведомым супостатам всею мощью своей верной дружины. Справа к земле прижался перед прыжком ничуть не меньших размеров гранитный лев, показывая — что же предстоит дерзнувшим нарушить границы графа Мейзери. А собственно за угловой точкой, почти напротив, в сумраке мрачно чернел уже готовый встать на дыбы могучий медведь. И судя по размерам, нарушителю покоя баронов Шарто тоже пришлось бы ох как несладко.

То ли древняя магия чем-то насторожилась, то ли Ридд потревожил её своим неурочным визитом — но глаза исполинских стражей откровенно мерцали тускло-багровым…

И всё же, как он ни осматривался и прислушивался затаив дыхание, источник возможных неприятностей вычленить так и не удалось. Но тем не менее, обе доселе трусившие позади кобылки безо всякой команды подтянулись поближе и, чуть сдавив сапоги всадника, даже прижались своими боками в неосознанных поисках защиты.

— Хотелось бы ещё знать, от чего? Флора, ты что-нибудь чувствуешь? — Ридд сам поразился, как хрипловато и чужеродно прозвучал здесь и сейчас его голос.

От верной дриады, которая то хлопотала над ним со вполне похвальной, хотя иногда и докучливой материнской заботой — то весьма язвительно высмеивала иные поступки и взгляды парня — то вдруг признавалась в любви, да причём в самых пылких и изысканных выражениях, почерпнутых из дальних уголков памяти прочитанных книг — так вот, от бедняжки Флоры донеслась лишь не мелкая, а очень даже крупная дрожь. Настолько чувствительно дриада вибрировала от страха, что человек и сам ощутил, как то ли от вечерней сырости, то ли ещё невесть с чего у него словно сами собою лязгнули зубы.