Баудолино - Умберто Эко

Стихи Поэта были проверены по стихам Архипииты Кельнского (так как это, согласно логике, реальный прототип вымышленного персонажа), по-русски они публиковались в переводах М. Л. Гаспарова и О. Б. Румера; а стихи Абдула часто совпадают со стихами Джауфре Рюделя (рус. перевод В. А. Дынник, А. Г. Наймана).

Среди менее очевидных источников некоторых пассажей текста, как обычно, присутствует традиционный для Эко Борхес: лестница с глазком из «Алефа», цитаты из «Богословов». Ощущаются в описаниях, определяя собой ритм фраз, кинематографические подтексты от «Кабаре» Боба Фосса до (по подсказке самого автора в одной журнальной публикации) вестерна «Дикая банда» («The Wild Bunch», 1969). В этом фильме была разыграна одна из самых кровавых битв в истории мирового экрана, и ее динамика повлияла на ритм описания в романе битвы чудовищ под Пндапетцимом.

В страстных, но пронизанных умственностью монологах проповедницы гностицизма Гипатии — о познании Бога через акт любви — сквозят «богоявления» Джойса, Пруста и мотивы Томаса Манна («Смерть в Венеции»).

В том, что касается утопических языков, прежде всего учтен опыт перевода «Путешествий Гулливера» Джонатана Свифта, выполненных А. А. Франковским. Несомненно, в тексте «Баудолино» немало отсылок и к другой утопии — Роберта Пэлтока «Жизнь и приключения Питера Уилкинса» (1751), но это произведение, к сожалению, на русском языке нам не попадалось. Эко явно использовал также созданный в 1879 г. немецким пастором И. Шлейером «воляпюк», но вряд ли существует возможность отобразить этот факт средствами перевода. Для понимания языков, на которых положено выражаться чудовищам, полезным оказалось обращение к материалу книги самого У. Эко «Поиски идеального языка в европейской культуре» 1993 г. (на русский язык пока не переведенной).

Одного из героев романа, быстроногого и услужливого исхиапода, зовут Гавагай. Gavagai — ключевое слово теории Уилларда ван Ормена Куайна о «неопределенности перевода» (indeterminacy of translation) («Слово и предмет», Word and Object, 1960): «Если кто-нибудь, увидев кролика, воскликнет на неведомом для нас языке „gavagai“, мы не будем знать, имеет ли он в виду кролика, части кролика или „всё минус кролик“. Какой-нибудь другой язык мог бы работать с совсем другой системой классификаций». Другой литературный контекст, необходимый для перевода уже не имени Гавагая, а его речей: следует воображать неправильную речь сипаев (наемных индийских солдат в британских колониальных войсках), в том виде, в котором она воспроизводилась в любимых приключенческих книгах детства Эко.

Два неразлучных друга героя носят имена Борон и Гийот. Откуда они взялись, понять нетрудно. Известен «Роман-история о Святом Граале», написанный Робером де Бороном, клириком из Франш-Конте, между 1190 и 1199 гг. Легендарные Борон и Кийот (во Франции — Guyot de Provins) — основные авторы мифа о Граале. «Кийот» — общепринятая форма имени, но в данном случае предпочтительнее бытующая во французских текстах более редкая форма «Гийот», позволяющая избегнуть неуместных фонетических связей с «киотом» и «койотом». Провансалец Кийот (Гийот) — так звали рассказчика, со слов которого Вольфрам фон Эшенбах якобы узнал сюжет «Парцифаля».

Естественно, центральное место в этой истории занимает чаша Грааль, но, как явствует из сюжета, она не должна так называться. По латыни Gradalis означает «чаша», в романе Эко, написанном по-итальянски, священный предмет называется Gradale, «миска». Для перевода, в частности по фонетическим причинам, было принято решение употребить слово «братина»: означая «чаша», оно содержит гласные и согласные итальянского Gradale и попутно вызывает в памяти «братство», братство Грааля.

Наряду со смысловыми и стилистическими сигналами, переводчики зачастую улавливают ритмический рисунок исходного текста и затем передают этот рисунок в прозе на своем языке. В масштабе такой объемистой формы, как большой роман, очень важно избегать ритмической монотонности. Переводчик стремится к разнообразию; но все, естественно, зависит от того, помогает ли избежать этой монотонности исходный текст. Эко, спасибо ему, спасает жизнь переводчику, бесконечно модулируя ритмическую и дискурсивную композицию каждой главы.

Во-первых, тексту «Баудолино» присуще постоянное перетекание от одного жанра к другому: от исторического романа к фантастическому, к философскому, к бытописательному, а по мере приближения к концовке текст все четче выстраивается как детективный триллер с разоблачениями и погонями.

Кроме того, Эко умело играет прямой и непрямой речью. Традиционно в литературе повествование «от первого лица» не претендует на абсолютное читательское доверие; такое повествование принято в фантастике, в утопиях, в игре с читателем; Баудолино — лжец — входит в наше восприятие, рассказывая о себе сам. Авторское же повествование в третьем лице претендует на более высокую степень читательского доверия. Эко пользуется этими закономерностями. Внутри одной главы, одного пассажа он неоднократно переходит с одного дискурса на другой. Зная основательность исторической подготовки автора, читатель склонен верить Эко, когда он вываливает на страницы обильные дозы средневековой истории. Но стоит читателю расслабиться и во все поверить, как герой начинает крутить роман с женщиной-козой и попадает в плен к собакоголовым.

Роман «держится» за счет искусного переплетения исторического исследования с сочинением на вольную тему. При этом читатель чувствует, что между позицией Эко-ученого и позицией Эко-сочинителя есть обширный зазор, временами даже контраст, именно благодаря которому роман и наполняется иронией, свободой, в общем — радостью. «Пересматривая прошлое, поневоле поддаешься пессимизму: все повторяется. Прогресс имел место в гораздо меньшей степени, нежели нам хочется думать. Не думаю, что собеседования Рональда Рейгана с его референтами носили более цивилизованный характер, чем разговоры Фридриха Первого с придворными. Барбаросса не понимал психологии итальянских городов-коммун… а Джордж Буш-младший, как установлено, не знает, где находятся Балканы. Пессимизму истории я противопоставляю оптимизм рассказывания истории. Баудолино — это воплощенная радость рассказывания», — сказал однажды журналисту Эко.

Елена Костюкович

Примечания

1

в Регенсбурге (лат.).

2

года Господня месяца декабря 1155 хроника Баудолино из семьи Аулариев (искаж. лат.).

3

я, Баудолино сын Гальяудо из Аулариев с головой, похожей на льва (искаж. итал.).

4

благодарение Господу и да помилует меня (искаж. итал.).

5

я совершил (искаж. лат.).

6

самое большое воровство в моей жизни, то есть я взял (искаж. итал.).

7

…чать пролог о двух царствах истории в год Господен 1143 (лат.)

…часто и подолгу размышляя о переменчивости и превратности дел земных… (изм. пер. с лат. яз. Т. И. Кузнецовой.)

8

я счел необходимым, дорогой брат Изенгрим, в ответ на твою просьбу начать первую книгу Хроники (изм. пер. с лат. яз. Т. И. Кузнецовой)

9

ни заблуждений людского рода (лат.).

10

города Милана (лат.).

11

Деяния Бога через франков (лат.). Название хроники первого крестового похода на Иерусалим в 1095–1100 гг., составленной Гвибертом Ножанским.

12

Пер. со старопрованс. яз. В. А. Дынник.

13

Пер. со старопрованс. яз. А. Г. Наймана.

14

Пер. с лат. яз. О. Б. Румера.

15

Пер. с лат. яз. О. Б. Румера.

16

Пер. с лат. яз. Н. М. Любимова.

17

Пер. с лат. яз. Н. М. Любимова.

18

Славься, миром правящий! (Лат.)

19

Пер. со. старопрованс. яз. В. А. Дынник.

20

игра, шутка (лат.).

21

Изм. пер. с лат. яз. М. Л. Гаспарова.

22

Здесь львы (лат.). — формула, предупреждающая о запретности места.

23

В торжественных облачениях (лат.).

24

всем и каждому (лат.). Дословно: «и золотушным и цирюльникам». Гораций, Сатиры, I, 7, 3.