Мои дневники - Никита Михалков

Пустота и временность фестивалей.

Один человек ест в машине, пьет сок, а другой, праздно стоящий в стороне и кого-то ожидающий, от нечего делать хамски его озвучивает (чавканье, хлюпанье сока и так далее).

Никак не могущая уйти Надя… Все возвращается из-за угла, делает пируэт и вновь уходит. Но снова возвращается…

Тонкая и вечная привязка ее ко мне и моя к ней.

5–7 стариков-ветеранов на чеченской войне, и последовательные истории каждого из них в той, Великой, войне.

Униженные ветераны, без лекарств, денег, без помощи, собираются с силами и едут на войну в Чечню. Их может собирать старик-чечен, которого за сопротивление сталинскому выселению отправили тогда в штрафбат. И вот он собирает по бывшему СССР своих однополчан. Из Курска, Минска, Донецка и т. д.

Параллельно мы видим их Великую войну, кто как воевал, как выжил. Кто-то, возможно, тогда предал. Расплата – здесь, через 50 лет.

Может быть, старик-хохол встречает тут среди наемников своего внука.

– Зачем ты здесь? Что защищаешь? – Нет ответа.

Может быть, в Чечне историю можно локализовать: освобождение заложников в роддоме. Беременные женщины. Басаев. Тут могут быть и снайперши.

Старик-хохол убивает внука-наемника. (Тарас Бульба.)

Может быть, один из ветеранов вообще живет давно в Израиле. Ему звонят, зовут, объясняют, и он приезжает.

М. б. идентичность ситуационная и энергетическая между ними в той войне и в этой.

Лето. Дача. Солнце. Собираюсь на тренировку. Захожу к брату. Маленькая дочка его, Маша, чего-то гугукает. Я называю ее Марья Андреевна. Женщины хлопочут на кухне, в детской…

Поднимаюсь к брату. Он сидит, Андрончик, на кровати, свесив ноги. Без очков. Смотрит на меня, щурится. Я пытаюсь пошутить о чем-то. Подхожу. Он сажает меня рядом, обнимает. Сидим, прижавшись друг к другу. У него вдруг задрожали плечи…

Я прижал его к себе, и он как-то обмяк и разрыдался. У меня перехватило дыхание. Глажу его по голове, спрашиваю: «Что случилось?» Он молчит, плачет. Чувствую, слезы и у меня закипели. «Что случилось?» «Ничего, ничего… Я твои письма перечитывал… Прости меня! Я так виноват перед тобой!.. Я читал, как ты замерзал в тундре… и т. д.». Так мы с ним и сидели. А я подумал: какое счастье, Боже, что у меня и мысли не было прощать его, потому что я никогда и не считал его в чем-то виновным передо мною. Да, порою раздражался, злился, но того, что называется злой памятью, никогда у меня к нему не было.

Со старшим братом, Андроном Михалковым-Кончаловским. 90-е

Благодарю Бога за этот подарок!

Сидели, обедали… Вспомнили Иерусалим, Крестный путь Спасителя и то, что Он никого, кроме Отца, ни о чем не просил. Неожиданно расплакались от полноты благодарности к Нему за Подвиг ради нас, грешных.

Смотрел на такую вытянувшуюся Наденьку и думал, кто и когда уведет ее из дома?..

Печально.

Муж смотрит на жену (или жена смотрит на мужа) и предугадывает все, что она (он) сейчас скажет или сделает.

Таинственная, манящая притягательность Луна-парка. Что-то напрашивается контрапунктное. То ли преступление, то ли страстное объяснение на какой-нибудь сумасшедшей горилле. А может быть, покушение.

Есть в этом балагане что-то завораживающее, как в цирке.

Только что взошедшая травка газона вдруг застелилась под легким, нежным ветерком, обнажив нежную бледно-зеленую подложку травинок. Так это было трогательно и сильно. Только что вынули из земли и тут же сделали единым со всем живым!..

«Тот, кто боится людей, любит законы».

Принцип: сумасшедший масштаб от капли росы до танковой армии.

(Воплощено в картине «Утомленные солнцем. Цитадель», 2011. – Современный комментарий автора)

С Дмитрием Дюжевым и Андреем Мерзликиным в фильме «Утомленные солнцем. Цитадель» (2011)

Сноски

1

Я тогда не знал слов Уинстона Черчилля: «Кто в молодости не был революционером – у того нет сердца, кто в зрелости не стал консерватором, у того нет ума». Эти слова в полной мере иллюстрируют те изменения, которые происходили с годами в моем мировоззрении, так же как и мою полную искренность и в 70-е годы, и сегодня.

В те годы, под впечатлением ХХ съезда, «оттепели», все те обличения и «откровения», которые были подарены советскому обществу в отношении И. В. Сталина, расстрелянного Л. П. Берии и т. д., словно воодушевили народ на прозрение. И, как это часто бывает в такие периоды в народе, ощущение мгновенного прозрения вдруг в одночасье расставило простые ответы под множеством сложнейших вопросов, которые не могли не возникать у людей, живущих в столь огромной и многосоставной державе с множеством проблем. А тут вдруг всем стало понятно, кто в этих проблемах виноват и что именно не так он сделал. В чем, так сказать, состояло «абсолютное зло» на пути к коммунизму. Через какое-то время мы уже совершенно уверовали, что Сталин «воевал по глобусу», что никакой он не был Верховный Главнокомандующий, а был он бездарен, малограмотен, труслив, туп, кровожаден и даже психически болен. Хрущев в этой ситуации выглядел как человек, освободивший советский народ от ига заблуждения.

И мало кому из нас приходило тогда в голову, что обличающая предыдущее руководство страны информация выдавалась очень избирательно и порционно, и в полном соответствии с политической конъюнктурой новых «эшелонов власти». Мало кому вспомнились тогда слова Л. Н. Толстого, что «самый страшный враг правды – не ложь, а полуправда».

Сегодня, когда мы с годами стали объективно знать больше (и в отношении статистических данных во всех областях, и в осмыслении стоящих тогда перед страной немыслимых задач, которые в итоге оказались решены, и в отношении многих шагов внутренней и внешней политики Сталина), сегодня, когда мы имеем столь печальный опыт в итоге действительно безграмотных либо предательских действий вождей либеральных реформ, конечно, я уже не скажу так о Сталине.

А тогда… 72-й год! – всего-то лет 10–15 назад пришла к нам «оттепель». Беспечная творческая интеллигенция, Политехнический музей, там – Окуджава, Евтушенко, Вознесенский, Белла… Журнал «Новый мир», публикации Солженицына, Астафьева. Феномен «лейтенантской прозы» – по-настоящему правдивая литература о войне. В кино – тоже первое свободное, свежее дыхание – Марлен Хуциев, Михаил Ромм… Ставшие доступными вдруг зарубежные фильмы.