ВАМП. Практикум по целительству - Лана Ежова

И все ж я успеваю услышать напевное:

— Будем скоро далеко мы, там, где пламенеют маки и течет ковыль…

Глава 23

ОРОХОРО

Мечты любой травницы я могу коснуться рукой. Было бы желание. Сегодня оно есть, и я прижимаю к груди охапку редких трав.

Степь… Бескрайняя, прекрасная, по-весеннему яркая, щедрая на разнообразные краски. На зеленом фоне алые всполохи маков, нежные ирисы всех цветов радуги, белый и розовый дикий лук, синие бубенчики, фиолетовые колокольчики и шлемники, индиговые свечи живокости, золотой пятилистник, молочная звездчатка, голубовато-зеленые лазурьки… Здесь столько видов трав, что устают глаза. Целебные и ядовитые, многолетники и одного сезона, влаголюбивые и неприхотливые, стойкие и увядающие от прикосновения. Степь потрясает многообразием растительного мира. Жаль, что почти вся эта красота завянет дней через десять.

А еще здесь царствует сизая полынь, горький аромат которой сильней всего ощущается в пик жары. Встречаются серебряные вкрапления ковыля, который действительно течет, перекатывается волнами, когда дует ветер. А если провести по сверкающему в лучах солнца растению рукой, можно ощутить его шелковистую мягкость.

Прекрасна степь и бездна синевы над ней…

Спугнув дрофу, иду дальше, куда глаза глядят. Веселые мелодичные песни жаворонков немного разгоняют печаль. Жарко.

О! А вот и самая ценная находка утра — седой барышник. Невзрачный серый кустик, преображающийся, когда начинают распускаться ярко-розовые бутоны, обладает уникальным свойством очищать кровь от яда любых видов. Сорвав с десяток веточек, прячу их в глубине букета. Если старая шаманка, кхм, моя будущая свекровь, решит в нем поковыряться, это не убережет их, но так есть шанс, что пронесу свое сокровище в поселение без препятствий.

Как же все-таки жарко…

— На! — впихивает мне в руки флягу охранница, каким-то образом почувствовав мою жажду. Дождавшись, пока напьюсь, отрывисто бросает: — Домой пора.

Домой… Слово горчит во рту полынью, коей здесь пропахла вся степь.

Я разворачиваюсь и покорно следую за четырехрукой Охрой. Ей, незамужней сестре Нгрна Тш-Кра, моего похитителя, выпала честь присматривать за невестой до ритуала.

Над плечом пролетает темно-фиолетовая бабочка. Я долго провожаю ее взглядом. Любимый цвет моей магиссы. Я смотрю легкокрылому насекомому вслед, заново переживая неприятные воспоминания.

Уснув в катакомбах, очнулась уже в шатре, в степи.

Как Нгрн меня доставил, сложный вопрос. Языковой барьер мешает правильно понять: то ли он шел «тропою предков, благословенных Ма», то ли «путем старших детей Ма». Но логика подсказывает: у орохоро был аварийный телепорт, открывающийся теми древними амулетами, о которых почти забыли. И это правдоподобнее всяких «троп» и «путей». Орохорские шаманы не боятся нечисти, поэтому могут заходить в проклятый город Зореаполь в Туманной долине. Это сокровищница уникальных магических вещиц и кладбище героев.

Очнулась я, когда меня переодевали, заодно лишая украшений. Первым делом сняли серьги, слегка искажающие внешность, и артефакты Фликса. Даже амулет святой Виржии подчинился узловатым пальцам бабки! А магисса… магиссу сначала не заметили — она спряталась в волосах. Лишь когда я села и мне начали заплетать косы, старушенция цапнула бабочку за крыло. Я успела закричать, но подарок Фрайда шмякнули об землю и раздавили ногой… Еще долго ее жалобный писк стоял у меня в ушах.

Теперь пролетающие мимо бабочки, особенно фиолетовые, делают меня слезливой. Привязалась я к магиссе сильно, даже неожиданно для самой себя.

Сегодня в поселении орохоро суета. Разделываются туши диких зубров, жарятся лепешки, варятся ароматные каши, томятся в горячем пепле гигантские яйца шваршей. Последний день перед великим праздником — Расцветом Ма. И его превращают в торжество — свадьбу молодого шамана и его невесты-чужачки.

Я уже не бьюсь в истерике — все-таки миновала неделя с момента похищения «женихом». А может, и больше времени прошло — сколько я находилась без чувств, точно сказать не могу. И это обидно, ведь на днях я стала совершеннолетней…

— Охра, я к шваршам.

Правой удерживая здоровенный букет трав, левой рукой указываю направление. Язык орохоро сложен, и без жестикуляции и гримас не обойтись. Правда, не все гримасы подходят: улыбаться можно только родным, а показывать зубы, то есть скалиться, значит, бросать вызов.

Сестра шамана кивает — она больше нянька и телохранитель, чем надсмотрщица, и тяготится своими обязанностями. На территории племени мне ничего не угрожает, и молодая женщина только рада избавиться от обузы.

Сдерживая радость, степенно шагаю к загону с ездовыми ящерами, которые заменяют степнякам лошадей, гончих псов и кур-несушек одновременно.

Ухаживают за шваршами рабы — две девушки и парень, все трое маги. Та, что постарше, как и я — целитель. Она и подает идею, как не допустить свадьбы: надо просто-напросто бежать. Вместе с ними.

Именно рабы — точнее, упоминание о них — вытаскивают меня на второй день пребывания в степи из истеричного скулежа. Мысль о том, что это могут быть мои родители с братом, придает сил. Увы, надеюсь я зря. Маги, бессильные и вечно сонные от зелий, которыми их пичкают, не осознают сами себя.

Как ни горько, приходится принять тот факт, что я должна думать не о поиске родных, а о собственном спасении. Только через Туманный перевал идти минимум четыре дня. Я не могу рассчитывать на помощь Каррая. Он-то, может, и появится, да только когда я буду замужем, а то и того хуже — помирать после брачной ночи.

Когда хочется жить, о стыде забываешь. В первый же день плена я едва ли не на пальцах объясняю шаману, что нам нельзя заключать брачный союз. Категорически нельзя! Ибо несовместимые расы. Нгрн, пожав могучими плечами, покидает шатер. В то, что он извращенец или сражен моей красотой, не верится. Да и была у него до меня невеста, притом любимая, от которой он был вынужден отказаться. Высоченная, крепкая соплеменница, я в сравнении с ней — как блоха рядом с саранчой…

Когда Ашшка узнала, что статус будущей супруги шамана больше ей не принадлежит, то кинулась меня душить. Спасло то, что случилось это при всем племени. Нгрн, отругав ее, запретил меня трогать. Ашшка дала клятву. И теперь каждый раз при встрече убивает взглядом, раз нельзя руками.

За воспоминаниями не замечаю, как подхожу к загону со шваршами. Разомлев на солнышке, серые ящеры мирно дремлют. Приблизившись к палатке, где хранится запас их корма, тихо зову:

— Яника, ты здесь?