История Греции. Курс лекций - Соломон Яковлевич Лурье

ряющимися из года в год состязаниями и жертвоприношениями мы доставляем душе возможность получить многообразный отдых от трудов». Автор псевдоксенофонтовой «Афинской поли-тии» касается обеих сторон этой проблемы: «Что касается

жертв, святилищ и празднеств... то народ понял, что не по средствам каждому бедному человеку самому приносить жертвы, устраивать празднества, возводить храмы и украшать и возвеличивать город, в котором живет; поэтому государство совершает на общественный счет жертвоприношения в большем числе, а народ и пирует и получает по жребию мясо жертвенных животных. Кроме того, гимнасии и бани с раздевальнями у богатых — по крайней мере, у некоторых — собственные, народ же строит специально сам для себя многочисленные палестры, раздевальни и бани. И больше пользуется ими простонародье, чем немногие зажиточные... Им приходится справлять столько праздников, сколько ни одному из греческих государств... Праздников они справляют вдвое больше, чем остальные

люди...». Той же цепи социального обеспечения беднейших граждан косвенно служили и общественные повинности (литургии) богатых граждан и суд присяжных: «Что касается хо-регий, гимнасиархий и триерархий, то народ получает от них выгоду. Народ желает получать деньги за пение, и за бег, и за танцы, и за плавание на кораблях... Да и в судах он участвует не столько из заботы о справедливости, сколько радея о своем доходе». Наконец, из приводимого ниже свидетельства Плутарха мы убедимся, что и грандиозные постройки Перикла имели одной из основных задач социальное обеспечение

бедноты.

Однако средства для народного питания и народных развлечений в эпоху Перикла еще не добываются путем систематических экстраординарных обложений и конфискаций имущества состоятельных граждан: предполагается, что богатые люди

сами настолько сознательные граждане и добрые патриоты, что примут участие в литургиях не только в той мере, как от них требует закон, но из побуждений благородного честолюбия даже в большей степени. Нам известно, что так поступал Кимон; впоследствии, как сообщает Фукидид, «Алкивиад, выполняя хорегии и т. п., выступал с таким блеском, что возбуждал зависть в горожанах, но. . . эти безрассудные траты. . . приносили пользу государству». Отдельные богатые граждане оказывали в широких масштабах социальную помощь той или иной группе населения Афин, своей филе или своему дему; так, Кимон снабжал своих земляков, Лакиадов, пищей, одеждой и т. и. Богатые люди устраивали на свой счет не только палестры и бани, но также кружки, занимавшиеся гимнастическими и му-сическими выступлениями на праздниках. Перикл в «Надгробной речи» отмечает, что культурный отдых народ получает не только на празднествах, организуемых на государственный счет, но и от «блестящих частных устройств; повседневное наслаждение, доставляемое ими, изгоняет печаль из души».

Разумеется для борьбы со все возрастающей нуждой и безработицей эти старые методы оказывались паллиативами: необходимо было идти по другому, более планомерному пути. Так, продолжается эксплуатация союзников, систематически проводившаяся уже господствовавшей до 461 г. аристократической группой Кимона; организуются в широких масштабах общественные работы и государственные раздачи хлеба; число потребителей государственных пайков сокращается путем систематической проверки списков и исключения всех тех, кто не мог доказать чистокровное афинское происхождение, — обо всем этом мы расскажем еще подробнее ниже.

Свобода быта

Одним из главных лозунгов Перикловой демократии была свобода быта. Нам трудно представить себе теперь, насколько в античных государствах старого типа человек был связан в своей личной жизни. Было строго регламентировано, как должно производиться воспитание ребенка. С семи лет он отбирался уже от родителей и воспитывался в особых детских казармах, где царила жесточайшая дисциплина. Его отношения со взрослыми имели строго установленные обычаем формы, кажущиеся нам отвратительными и безнравственными. Обычай устанавливал, как должен мальчик или юноша держать себя за столом, обедая со взрослыми, как он должен петь за столом, как сидеть, что есть (он должен был довольствоваться худшей пищей, иногда объедками взрослых). Строго регламентированы были случаи, когда женщина может и должна появляться в обществе, как она должна одеваться и т. д. За этим наблюдали особые должностные лица — гинекономы. Что же касается взрослого мужчины, то каждый шаг его жизни проходил на глазах у общины и подвергался ее критике, а иногда и суду;

1 Впоследствии народ вынужден был отказаться от этого вида благотворительности частных лиц, так как такие кружки стали центрами антидемократической деятельности.

так, малейшее отсутствие традиционной респектабельности по отношению к родителям могло лишить его политических прав.

В Спарте обычай, имевший силу закона, предписывал мужчинам обедать вместе, питаясь однообразной, строго установленной пищей, одеваться определенным образом, носить бороду, брить усы, брить волосы на голове, оставляя только чуб, вставать и уступать место старшим и т. д. Обычай предписывал даже, как должно быть построено жилище каждого гражданина.

Эти обычаи были различными в различных греческих государствах: международные сношения не могли не привести

к смешению обычаев, расшатавшему устойчивость и косность старого уклада. Недаром спартанцы, боясь порчи обычаев, запрещали своим гражданам долго оставаться на чужбине, а иностранцам надолго оставаться в Спарте; они устраивали регулярные изгнания иностранцев —ксенеласии —и держали в секрете свои обычаи и установления.

Афины были одним из величайших торговых центров Эллады; они лежали на стыке ионийской и дорийской культур. Здесь поэтому уже рано имело место смешение различных обычаев, расшатывавшее старинный афинский уклад. В этом отношении показательна одежда афинянина представлявшая собой смешение дорийской и ионийской. В противоположность спартанцам афиняне всячески привлекали иностранцев в свой город, давая им возможность все осматривать и всему учиться у афинян: «Благодаря величию нашего государства, к нам со всей

земли проникает все, что угодно; поэтому, тем, что считается хорошим у других народов, мы пользуемся и наслаждаемся, привыкнув к этому так же, как к тому, что у нас собственное. От наших противников. . . мы отличаемся следующим: государство наше мы делаем общим достоянием всех, не высылаем иноземцев, никому не препятствуем ни учиться у нас, ни осматривать наш город, так как нас нисколько не тревожит, что кто-либо из врагов, увидев что-нибудь не сокрытое, воспользуется им для себя». Так с гордостью говорит об Афинах в «Надгробной речи» Перикл. Не удивительно, что у олигархического автора «Афинской политики» эти же особенности афинского строя вызывают негодование, — для него афиняне это какой-то сброд: «Из всякого наречия, какое ни приходилось слышать, они переняли от одного то, от другого другое. И в то время как каждое другое греческое племя ведет свой особый