Свет праведных. Том 1. Декабристы - Анри Труайя

– Все это ужасно! – вздохнула Софи. – Я сержусь на себя за легкомыслие, за свою неосмотрительность…

– Не говорите так! – перебил ее он. – Вы лишь усугубите свою боль!

Софи вскинула подбородок:

– У меня нет боли! Я испытываю отвращение!

Он схватил ее за руку. Она вздрогнула, и по жилам у нее расплылось тепло. Такая нежность, излившаяся на нее после пережитого стыда, вызывала желание плакать.

– Поверьте мне, – сказал Михаил Борисович, – ваш истинный смысл существования – здесь, посреди этой деревни, которую вы любите, в этом доме, который принадлежит вам. Отъезд Николая – хорошая вещь. Он увез с собою всю свою грязь, всю ложь! Чистое место! Мы не нуждаемся в нем, чтобы быть счастливыми!..

Он испугался, что зашел слишком далеко, и бросил беспокойный взгляд на сноху. Она, казалось, совсем ослабела. Да слышала ли она то, что он говорил? Дождливые сумерки окутывали кабинет. Михаил Борисович не осмеливался зажечь лампу. Отпустив руку Софи, он сел рядом с нею на стул и смиренно продолжил:

– Софи, Софи, вы меня понимаете, вы думаете так же, как я?

Она наклонила голову, не отвечая.

– Вы не сердитесь на меня за то зло, которое причинил вам мой сын?

Она отрицательно покачала головой.

– Вы останетесь здесь, что бы ни случилось?

– Да, – сказала она.

Софи встала и слабо добавила:

– Извините меня, батюшка, я поднимусь в свою комнату, мне нужно побыть одной.

Он проводил ее до двери, ступая совсем рядом, чтобы как можно дольше находиться в ее тепле. Затем, вернувшись в кабинет, сел в кресло, откуда она только что встала. И там сверхчеловеческое торжество охватило его, хотя одновременно нарастал страх по поводу того, что случится дальше.

13

Николай и Костя молча заканчивали обед в большой столовой, стены которой были обтянуты темной кожей. Двое слуг суетились вокруг них под присмотром Платона. Присутствие этих угодливых холопов раздражало Николая. Он жил у своего друга, ел всегда вместе с ним, но не обрел той беззаботности, которую ощущал во время предыдущего приезда. Несомненно это было связано с тем, что он беспокоился о жене! Уже было 27 ноября, а он так и не получил ответа на три письма, посланных Софи. Сегодня вечером он напишет ей опять. По совести, Николай задавался вопросом, зачем приехал в Санкт-Петербург. Напрасно он искал Седова по всему городу. Даже предположив, что повстречает этого человека, как он сможет доказать, что анонимное письмо действительно написано его рукой? На каком основании он бросил бы ему вызов, не спровоцировав нового скандала? Благоразумие требовало от него на время отказаться от расправы. С другой стороны, у Николая не возникло никакого желания вновь увидеть милую полячку. Он даже не заглянул в свой прежний дом. Дуэль закалила его душу, сделала серьезным. Он хотел посвятить себя целиком политике. Но политика, казалось, дремала. Отъезд императора в южные провинции для проведения смотров создал в Санкт-Петербурге нечто вроде перемирия между властью и заговорщиками. Наступила передышка. В России больше не было столицы. По некоторым неподтвержденным слухам, царь простудился и отдыхал в Таганроге. Императрица ухаживала за ним с необыкновенным вниманием. Князь Трубецкой привез эти новости из дворца четыре дня назад. Заговорщики не придали им никакого значения. Крепкий организм Александра очень скоро справится с болезнью.

Остатки фаршированного бекаса с орехами на тарелке перед Николаем были заменены фруктовым мармеладом под сметанным соусом. В его бокал налили вина – малаги. Он выпил глоток и вздохнул:

– Я здесь уже три недели! И каков результат, Боже мой?

Слуги, подав десерт, удалились за дверь. Остался один Платон, человек, пользовавшийся доверием.

– Надеюсь, ты как-никак предполагал, что Рылеев устроит революцию сразу после твоего приезда, лишь бы доставить тебе удовольствие! – сказал Костя.

– Нет, – согласился Николай. – Но, судя по твоим письмам, я все же ожидал, что наше общество бурлит, активно готовит войска к бою, раскинув сеть во всех казармах, всех административных частях… Однако ничего не изменилось со времени моего последнего приезда. Вы по-прежнему обсуждаете, какую конституцию следует выбрать для России и на каких условиях мы можем объединиться с Пестелем и южными заговорщиками. Уверяю тебя, ваша инертность обескураживает!

– Если бы ты прожил с нами весь год, – перебил его Костя, – ты лучше бы понял, какие трудности ожидают наше предприятие и что их можно избежать, лишь действуя медленно.

– Может быть! В любом случае, я решил уехать послезавтра.

Костя уронил вилку. Пристально глядя на Николая, нахмурив брови, он сказал:

– Уже? Ты ведь хотел остаться до 15 декабря!

– Я поразмыслил обо всем: это невозможно.

– Почему?

– Жена не поняла бы меня.

– Да что ты! Я уверен, она поймет! Она же знает, зачем ты находишься в Санкт-Петербурге! И одобряет тебя! Во всяком случае, до сих пор не проявляла нетерпения…

Николай в глубине души признал, что Костя прав. И эта мысль огорчила его. Он хотел бы, чтобы свобода, которой он сейчас пользовался, не обернулась для него охлаждением со стороны Софи. Как живет она в его отсутствие? А если супружеские отношения, обросшие тысячами привычек, тысячью разочарований, покрылись плесенью, побеждающей их любовь? Быть может, он сейчас теряет свою супругу? А вдруг она уже не будет рада снова увидеть его? Он испугался и посмотрел на своего друга так странно, что тот спросил:

– Что с тобой?

– Ничего, – ответил он, – я размышлял о моем возвращении. Надо заказать лошадей на почтовой станции.

Он приехал в Псков в наемной карете, без слуг.

– Друзья будут огорчены! – заметил Костя. – Побудь с нами еще неделю…

– Нет!

– Ты упрям, как осел! Неужели так влюблен в свою жену, что не можешь подождать?

Николай засмеялся, но невесело, и пробормотал: «Кажется, да!», и согласился выкурить маленькую сигару. Они вышли в гостиную. Поджав длинные ноги на груде турецких подушек, Костя, вытянув нос, взъерошив волосы, еще раз попытался переубедить друга:

– Предупреждаю тебя: чем сильнее ты заставишь ее скучать, тем радостнее будет ваша встреча. Торопя события, ты лишаешь себя возможности еще ближе привлечь ее!

– Ты рассуждаешь, как холостяк! – буркнул Николай.

– Почему же! Разве у супруги не то же восприятие любви, что у других женщин?

Николай зевнул, стряхнул пепел с кончика сигары в медную плошку и сказал:

– Любовника и любовницу связывает только любовь, а в жизни супружеской пары существует также дружба, взаимное доверие, уважение… Например, Софи и я…

Он не закончил фразы. В коридоре послышались торопливые шаги. Раздался лепет Платона:

– Подождите! Подождите хотя бы, пока я доложу о вас!..

Дверь открылась. На пороге появился Степан Покровский. Его румяное лицо побелело от мороза. Из-под очков блеснул полный трагизма взгляд. Он передохнул и произнес:

– Государь скончался!

Николай задрожал. Внешний мир померк, как и его собственные мысли. Вскочив на ноги, Костя спросил:

– Ты уверен?

– Абсолютно! – подтвердил Степан Покровский. – Новость только что обнародована! Он умер от лихорадки 19 ноября в Таганроге. Уже восемь дней Россия без царя! И никто об этом ничего не знал!..

Голова Николая склонилась на грудь. Умер победитель Наполеона! – подумал он. Умер полубог, который провел парад своих войск в Париже, на Елисейских полях! Он мысленно представил себе царя: в парадном мундире, грудь колесом, эполеты блещут, в треуголке, украшенной петушиными перьями и затеняющей его мраморное лицо; это воспоминание взволновало его, потому что напомнило о молодости. Как бы строго он ни осуждал Александра в последние годы его правления, он ничего не мог поделать с тем, что большая часть его души скорбила по поводу этой кончины, как будто перевернулась страница его собственной жизни.

– Кто наследует ему? – спросил он. – Его брат Константин, этот своенравный и невежественный зверь, которого поляки едва терпят как наместника?

– Ничего еще не решено, – ответил Степан Покровский. – Во дворце действительно все приносят присягу Константину. Но он находится в Варшаве. Неизвестно, примет ли он венец. Некоторые люди заявляют, что по завещанию почившего императора законным наследником будет великий князь Николай Павлович.

– Что?! – воскликнул Николай. – Но это же невозможно! Значит, очередность наследования будет нарушена?

– Может быть! Я надеюсь на это и опасаюсь одновременно!

– Какая путаница! – заметил Костя.

– Во всяком случае, – сказал Степан Покровский, – развитие событий может заставить нас принять главное решение. Рылеев ждет всех нас в восемь часов сегодня вечером. Вы придете?

– Конечно! – ответил Николай.

И он с леденящей ясностью понял, что уже не имеет права покинуть своих товарищей.

Приехав к Рылееву к восьми часам вечера, Николай и Костя обнаружили, что дом полон народу. На всех лицах запечатлелась значимость события. На пороге столовой Николай столкнулся с Васей Волковым. Здесь они впервые встретились после дуэли. Но нынешние обстоятельства были очень серьезны, и, вместо того чтобы повернуться спиной друг к другу, они обменялись благожелательным взглядом. Этот дружеский знак удивил Николая, и он покраснел от удовольствия. Но прежде чем успел произнести хоть слово, Вася Волков отошел от него. Еще погруженный в свои мысли, Николай увидел Рылеева, который сидел за круглым столом в группе офицеров. Он был бледен, лохмат, галстук плохо завязан, и что-то нервно обсуждал с двумя братьями – Николаем и Александром Бестужевыми. Вдруг он поднялся и уставился на дверь.