Свет праведных. Том 1. Декабристы - Анри Труайя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они расхохотались. Костя Ладомиров присоединился к Николаю Бестужеву, Степан Покровский – к юному корнету, новому члену братства… Выйдя на улицу, каждая группа пошла в разных направлениях.
Ночь была светлая. Ледяной ветер дул с севера. Александр Бестужев повел Николая по большой Морской к казарме конногвардейцев. Было одиннадцать часов вечера. В большинстве домов за окнами уже не горел свет, двери заперли. Время от времени раздавался стук башмаков по сухой мостовой. Проезжала коляска с лакированными дверями, горящими серебряными факелами, лошадьми с шелковыми накидками и с бородатым кучером, вырисовывающимся наподобие китайской тени. Прохожие попадались редко. Николай уж и не надеялся встретить солдат, как вдруг Александр Бестужев показал на одного из них, идущего им навстречу.
– У него, должно быть, увольнение до полуночи, – предположил он.
Увидев офицера, солдат встал по стойке «смирно» у стены и снял кивер.
– Ничего не бойся, любезный! – сказал ему Александр Бестужев. – Мне надо задать тебе один вопрос. Ты слышал о завещании, которое наш возлюбленный император составил перед смертью? Завещании, написанном золотыми буквами…
Рыжий солдат, с расплющенным носом и бледными зрачками, засопел и хриплым басовитым голосом ответил:
– Нет, Ваше Благородие.
– Ну так вот! Такой документ существует! В нем обещана отмена крепостного права, увеличение денежного содержания, уменьшение срока службы в армии! Но враги народа не хотят, чтобы это стало известно…
В то время как он разглагольствовал с пафосом, ветер трепал его султан. Плащ, соскользнув, обнажил блестящий эполет и белую аксельбантовую ленту адъютанта. Ужас отобразился на лице солдата. Конечно, он никак не мог предполагать, что офицер позволит себе держать столь безрассудные речи в его присутствии. За это могут сослать в Сибирь и того, кто говорил, и того, кто слушал!
– Тебя это удивило, не так ли? – спросил Николай. – Ты расскажешь об этом своим товарищам?
– Никогда! – пробормотал солдат. – Обещаю вам, что никогда не стану повторять такое!
– Ну, дурак ты эдакий! – закричал Александр Бестужев. – Надо, чтобы ты рассказывал! Я прошу тебя, приказываю тебе рассказывать!
– Рад служить Вашему Благородию!
– Если многие из вас узнают, что такое завещание существует и вы потребуете исполнить его, новый царь будет вынужден дать вам все, чего вы хотите!
– Мы не хотим ничего, кроме блага нашему отечеству, Ваше Благородие!
– В этом-то и состоит благо отечества!
– В чем в этом, Ваше Благородие?
– В свободе!
– Бейте меня, убейте, Ваше Благородие, но я не виновен в свободе! – пробормотал солдат.
И вдруг он задрожал, спрятал голову в плечи и бросился бежать.
– Эй! Вернись! – крикнул Александр Бестужев. – Тебе не хотят зла! Вернись!
Беглец исчез за поворотом улицы. Эхо его галопа затерялось в ночи.
– Если все они так ограниченны, – заметил Николай, – наша задача не так проста.
Они сделали еще несколько шагов среди темных камней, срезанных с правого угла. Ветер свистел, завывал и бросал в лицо Николаю белую, колючую пыль. Время от времени он потирал нос, уши, чтобы они не отмерзли. Дыхание изо рта дымилось.
– Внимание! – прошептал Александр Бестужев. – Вот те, кого мы ищем!
Двое крепких парней спешили к казарме. Их сапоги стучали по мостовой в согласованном бравом ритме. Фонарь, висевший на столбе в белую и черную полоски, на секунду осветил их лица. Одному, должно быть, было лет около тридцати, другому – едва двадцать. Они были похожи на переодетых крестьян. Александр Бестужев и Николай вышли из тени. Солдаты застыли на месте, и теперь их лица абсолютно ничего не выражали. Ответив на приветствие, Александр Бестужев спросил, слышали ли они о завещании императора. К его великому удивлению, старший из солдат ответил:
– Да, Ваше Благородие.
– И что о нем говорят в казарме?
– Я не могу этого повторить, Ваше Благородие.
– Почему?
– Вы прикажете провести меня сквозь строй!
– Я не только не допущу, чтобы тебя наказали шпицрутенами, но еще похвалю и дам тебе три рубля! – сказал Александр Бестужев.
– Три рубля?
– Ну да! – подхватил Николай. – Мы – ваши друзья. И хотим помочь вам получить то, что почивший царь пообещал в своем манифесте.
– Этого не может быть! – пробормотал молоденький солдат. – Ты слышишь, Никанор?
Никанор покачал головой. Его светлые брови нахмурились под козырьком кивера. Он задумался на секунду и пробормотал:
– Говорят, в завещании царя указано, что всех плохих богачей повесят, что откроют все казармы, все тюрьмы, что землю раздадут мужикам и что творить суд будут бедняки!
Николай и Александр Бестужев обменялись удивленным взглядом: Никанор слишком далеко зашел в своих мечтах. Ни одна революция никогда не принесла бы того, на что он надеялся! Надо ли было переубеждать его, рискуя разочаровать, или использовать его восторг, позволив и дальше ошибаться?
– Примерно так, – сказал Николай. – Перед смертью царь пожелал искупить свои грехи, подарив свободу и благополучие народу, который столько страдал по его вине. Однако плохие советники завладели документом. Они хотят уничтожить его. Но армия не допустит этого.
– Армия? – спросил Никанор.
– Да, ты и твои товарищи, которым ты расскажешь то, что услышал от нас!
– А офицеры? Они будут с нами?
– Одни – с вами. Другие – против вас…
– А как в нашем полку, к примеру?..
– Будьте спокойны! Ваши командиры поведут вас туда, куда надо! – ответил Александр Бестужев.
– Когда это произойдет?
– Скоро! Очень скоро! – бодро заявил Николай.
Он сознавал, насколько ребяческими и непродуманными были их действия. Конечно, необходимые для революции армейские части Николай с Бестужевым не соберут, останавливая случайных солдат на улице. Но как бы то ни было, другого способа обратиться к этим людям и завоевать их доверие не существовало!
– Да услышит вас Господь, Ваше Благородие! – сказал молоденький солдат.
– Я рассчитываю на то, что вы распространите добрую весть!
Глуповатая улыбка обнажила крепкие и белые зубы Никанора:
– Можете рассчитывать, Ваше Благородие. С завтрашнего дня мы начнем везде рассказывать, что господ будут вешать!
Александр Бестужев закашлялся с раздражением, достал три рубля из кармана и вручил их Никанору. Двое солдат щелкнули каблуками, отдали честь, повернулись и, как автоматы, пошли дальше.
– Они, дураки, ничего не поняли! – вздохнул Александр Бестужев.
– Быть может, ничего не поняли мы? – усомнился Николай.
И они уже были готовы окликнуть других солдат, чьи шаги приближались во мраке ночи.
14
Письмо было датировано 28 ноября, «на рассвете». Софи перечитала несколько фраз из него: «Почему ты не сообщаешь мне никаких новостей? Ты не больна? Я терзаюсь беспокойством, как ты там. Пришли мне ответ с обратной почтой, умоляю тебя!.. Кончина царя, о которой я узнал вчера, вынуждает меня задержаться здесь еще на некоторое время. Друзья рассчитывают на меня. Я не могу их покинуть… О Софи, если бы ты знала, как опьяняет ощущение, что ты после стольких лет бездействия снова нужен!.. Я возвращаюсь с ночной прогулки по городу. Говорил с солдатами. Эти простые, грубые люди понимают нас… Кстати, три-четыре дня назад я видел Никиту. Он навещал старика Платона, который стал его наставником во всех делах. Санкт-Петербург пошел на пользу твоему подопечному. На мой взгляд, он теперь выглядит не совсем по-деревенски. Поначалу он работал у торговца кожами. А теперь служит в лавке по продаже тканей. Болтая с ним, я припомнил Каштановку, и это усилило мою тоску. Я был бы предельно счастлив, если бы ты была здесь со мной. Как вспомню твое милое лицо, мне не хватает воздуха, сердце разрывается и хочется сжать тебя в объятиях! Совершенно необходимо, чтобы ты приехала ко мне. Отец чувствует себя достаточно хорошо, значит, ты можешь оставить его без опасений…»
Она подняла глаза и посмотрела на окно гостиной, по которому хлестал сильный дождь со снегом. Эти любовные уверения очень мало трогали ее, как будто письмо предназначалось другой. Она чувствовала, что окончательно освободилась от Николая, забыв и о его достоинствах, и о недостатках. Поскольку он требовал ответа, она напишет ему, что ему незачем больше искать встреч с нею. Ему остается только поселиться в Санкт-Петербурге, тогда как она сама останется в деревне. В глазах света они будут представлять собой разъехавшуюся супружескую пару, каковых очень много. Позже она, быть может, вернется во Францию. В любом случае, Софи не бросит никакого упрека в адрес мужа. Зачем? Он бы не понял, почему ее оскорбила такая малость. Безвольное, легкомысленное, непостоянное существо – вот за кого она вышла замуж и от кого должна сейчас избавиться. Она рассчитывала на свекра, который мог защитить ее от возможных выпадов Николая. Михаил Борисович проявлял такую заботу о чести и спокойствии снохи, что рядом с ним она ощущала себя в безопасности, как в крепости. Ей нравилось их уединение в Каштановке, неяркая и уютная жизнь, которую поверхностный наблюдатель счел бы тоскливой; Софи полюбила эти невеселые края с нежными красками, полюбила простых людей, бывших у нее в услужении. Впрочем, ее супружеская жизнь закончилась. Она не могла представить себе, что увлечется другим мужчиной. И после десяти лет брака знала, что детей у нее не будет. Какой обрыв в нити ее жизни! Ребенок с жадным ротиком, удивленным взглядом, неловкими и мягкими ручонками! Она снова задумалась об этом, разволновалась, стала терзаться. Чувство неудовлетворенности, вызванное несовершенством собственной плоти, иногда охватывало ее с неистовой силой. После ссоры с Седовым она больше не ездила в Отрадное. А он, наверное, уже снова уехал. Как только она узнает об этом наверняка, то поедет повидать Мари и маленького Сережу.
