Первое поражение Сталина - Юрий Жуков

Внезапное, ничем не мотивированное, не объясняемое расширение круга стран, с которыми Советская Россия намеревалась заключить мир и, следовательно, признать их де-юре, да ещё и установить государственные границы, не могло означать ничего иного, как попытку круто изменить внешнюю политику. Вроде бы навязанную внезапным катастрофическим положением на Южном фронте (4 сентября Красная Армия оставила Севск, а 7 – Орёл), но более всего – вполне реальной угрозой нового наступления на Петроград. Согласованного, в отличие от первого, командующими Северо-Западной (генерал Родзянко), эстонской (генерал Лайдонер) и финской (генерал Маннергейм) армий.

К такому выводу заставляла прийти полученная Чичериным ещё 24 июля секретная информация о поездке генерал-лейтенанта В.В. Марушевского, направленного диктатором Северной области (губернии Архангельская, Вологодская, северная и восточная части Олонецкой), генерал-лейтенантом Е.К. Миллером в Гельсингфорс.

«В половине июня, – уведомляли Главу советского внешнеполитического ведомства, – Миллер командировал в Финляндию генерала Марушевского, участвовавшего в переговорах, приведших к принципиальному соглашению между Маннергеймом и Юденичем, по которому Маннергейм предполагает в десятидневный срок мобилизовать семь дивизий численностью до ста тысяч для занятия Петрограда. В качестве компенсации за оказанную помощь Маннергейм стимулирует полное признание независимости Финляндии, уступку порта в Печенгской губе с необходимой полосой для постройки железной дороги, рассмотрение впоследствии Особой конференцией вопроса самоопределения некоторых карельских волостей. Миллер советует Колчаку принять эти условия».63

Данная разведывательная информация содержала всего три, но зато весьма серьёзных искажения. Официальное предписание Миллера запрещало Марушевскому «входить… в переговоры о признании независимости Финляндии, ибо это дело будущего Всероссийского правительства». Соответственно, автоматически отпадал и вопрос возможного расширения территории Финляндии за счёт русских земель. Во-вторых, в общем верно изложенный проект соглашения являлся лишь инициативой одного Маннергейма и только рассматривался Юденичем, но так и не был им одобрен. Наконец, никаких рекомендаций по поводу такого соглашения Миллер адмиралу Колчаку не дал.64

Но если своё стремление во что бы то ни стало заключить мир с Финляндией Ленин, Троцкий и Чичерин могли, в случае чего, оправдать тем, что были введены в заблуждение ложной информацией, то никакими разумными доводами они не могли подкрепить настойчивую рекомендацию начать переговоры с Каунасом.

Ведь от Советской России к тому времени Литва была уже прочно отделена отторгнутой у неё польскими легионерами Виленской областью.

Ещё больше недоумения должно было вызвать слишком настойчивое желание Ленина, Каменева и Крестинского (именно они приняли 6 сентября решение о переговорах с Эстонией и созыве 11 сентября совещания) как можно скорее подписать мирный договор с режимом Ульманиса. Он, хотя теперь и обосновался в Риге, но всё-таки контролировал только одну из трёх земель, и составляющих Латвию – Видземе. В Курляндии по-прежнему хозяйничали немецко-русские войска, командование которыми генерал фон дер Гольц уступил П.Р. Бермонт-Авалову а над Латгалией продолжало реять красное знамя. Поэтому мирные переговоры с Ульманисом вести могла, скорее, Советская Латвия, но никак не РСФСР.

В таких сложных политических условиях установление Москвой дипломатических отношений с буржуазным правительством Ульманиса выглядело демонстративным отказом от идеи мировой революции, от пролетарской солидарности, от лозунгов, провозглашённых Первым конгрессом Коминтерна всего пять месяцев назад. И, ко всему прочему, откровенным соглашательством. Принятием «права наций на самоопределение» не в большевистском его понимании, а в трактовке Вудро Вильсона, в интерпретации Совета Четырёх.

В намеченный день, 11 сентября, совещание всё же состоялось. На него прибыл из Смоленска Сталин, но не было трёх членов и кандидатов в члены Политбюро. Троцкий отбыл на Южный фронт, где после провала августовского контрнаступления Красной Армии царил хаос. Зиновьев не мог покинуть Петроград, готовя город к новой обороне. Калинин находился в агитационной поездке вблизи Юго-Восточного фронта.

Собравшимся предстояло обсудить пять вопросов, являвшихся практически одним. Первый – предложение мира Финляндии – поддержали восемь участников совещания: члены Политбюро Ленин, Каменев, Крестинский и Сталин, члены ЦК Компартии Финляндии Э. Рахья и Кальске, председатель ЦК Компартии Литвы и Белоруссии В. Мицкявичюс; воздержались – председатель ЦК

Компартии Латвии П. Стучка и члены ЦК О. Карклин, Д. Бейка. По второму вопросу – о необходимости начать переговоры с Литвой – «за» проголосовали только члены Политбюро, все же остальные воздержались. По третьему – в поддержку предложения мира правительству Ульманиса – снова высказались лишь четверо членов Политбюро, «против» проголосовали три представителя ЦК Компартии Латвии, а Мицкявичюс, Рахья и Кальске воздержались.

Четвёртый вопрос, наименее принципиальный, мало что значащий – об обращении с мирными предложениями к каждой стране порознь – разногласий не вызвал. Зато пятый, непосредственно с ним связанный – о необходимости приступить к переговорам незамедлительно – привёл к давно назревавшему открытому столкновению.

Бейка от имени всего ЦК Компартии Латвии решительно потребовал перенести обсуждение вопроса о времени фактического признания режима Ульманиса на пленум ЦК РКП. До тех же пор уже принятое решение в исполнение не приводить.

В ответ Ленин попытался объяснить, что столь поспешно, в этот день, собрать пленум невозможно. Потому предложил ограничиться приглашением лишь тех членов и кандидатов в члены ЦК, которые находятся в Москве. Однако предупредил, что даже в случае несогласия большинства расширенного совещания с предложенным им (а потому и перенос обсуждения вопроса на ближайший пленум) решение Политбюро останется в силе и будет исполнено в наикратчайший срок.

После прихода Н.И. Бухарина, А.Г. Белобородова, Ф.Э. Дзержинского, Е.Д. Стасовой и Л.П. Серебрякова в совещании участвовало всего девять членов и кандидатов в члены ЦК из двадцати семи, однако прения всё же решили открыть. Ленин настойчиво призывал одобрить предложение начать переговоры с Ригой, а его оппонент Карклин столь же категорически высказывался против фактического признания режима Ульманиса. И хотя при очередном голосовании, на этот раз окончательном, Ленина вновь безоговорочно поддержали Каменев. Крестинский, Сталин, а также примкнувшие к ним Белобородое. Бухарин, Дзержинский, Рахья и Кальске, всё же нашлись и несогласные. «Против» проголосовали Стучка, Бейка, Карклин, а Мицкявичюс, Стасова, Серебряков – воздержались.