Линкор «Альбион» - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Миледи, — доктор жестом пригласил её пройти к специальному ложу. — Прошу вас.
Оставив за дверью своих лакеев, она прошла к ложу и, не дожидаясь предложения, скинула с себя рубаху. Осталась абсолютно обнажённой. Женщина ничуть не смущалась присутствующих. Тем более, что Мюррей был здесь единственным мужчиной.
— Кто это? — герцогиня случайно бросила взгляд на одно из странных существ. У того были удивительно длинные пальцы и огромные глаза.
— Это Мунки, — отвечал ей доктор.
— Он странный, — продолжала разглядывать существо леди Кавендиш.
— Его специализация — мелкие детали, — пояснял Мюррей. — Он будет сшивать места вокруг ногтей… веки, промежности и прочее.
— Это хорошо, я надеюсь, ногти у меня не будут приживаться так долго и болезненно, как это было в прошлый раз, — вспомнила леди Джорджиана.
— Я создал ему глаза именно для тонких работ, надеюсь, что процесс приживления новых тканей пройдёт более гладко.
— И там сзади тоже! Пусть он отнесётся к этому внимательно, в прошлый раз меня донимал зуд… Донимал длительное время, у меня там было раздражение, и я не могла во время близости повернуться к мужчине спиной.
— Я помню об этом. Мунки сошьёт вашу прямую кишку с кожей лучше, чем я, — заверил её доктор. — Прошу вас лечь на левый бок, герцогиня.
Властная, привыкшая повелевать женщина безропотно повиновалась своему врачу. А тот, взяв блокнот и карандаш, начал говорить:
— Левая стопа, левая голень…
Тут же Сунак стал прикладывать к стопе и к голени герцогини мерную ленту с дюймовой шкалой. Он прикладывал и сообщал:
— Левая ступня — девять дюймов без отступления.
— Усечение лишней кожи донора…, — доктор задумался, — по дюйму с каждой стороны.
— Да, наверное, по дюйму, — согласился с ним Сунак.
— Пальцы? — спросил Мюррей. — Что будем делать с ними?
— С пальцами проблем не будет, Мунки подгонит их по ходу операции, всяко по коже донора у нас будет большой запас, — скрипел в ответ начальнику помощник.
— Доктор, — произнесла герцогиня, не поворачивая к нему головы.
— Да, миледи.
— Я не хочу, чтобы у меня был слишком жирный лобок, — произнесла она. И сразу поняла по его многозначительному молчанию, что это её пожелание не по душе Мюррею.
— Доктор, вы слышите меня? — настояла она, всё ещё не шевелясь.
— Да, миледи, слышу, — отвечал врач.
Конечно, ему это не нравилось. Операция по пересадке кожи — очень долгая из-за множества мелкой и кропотливой работы, и лишние задания ему были не нужны. Он должен был пришить молодую кожу к не очень молодому телу, при том что тело в любой момент под наркозом могло забарахлить. И чем дольше длилась эта операция, тем выше был шанс сбоев в сердечно-сосудистой системе.
— Миледи, — наконец начал он, так как надо было ей отвечать, — в науке слово «слишком» не имеет выраженных значений. Ведь у каждого свои «слишком».
— Доктор, — продолжала герцогиня, чуть раздражаясь, — не будьте идиотом. Хватит этой вашей казуистики. Девка с фермы крупновата на мой вкус, у неё много лишнего сала, и я не хочу, чтобы у меня был пухлый лобок. Да и живот я хочу умеренный, без лишнего жира.
— Я понял вас, миледи, — ответил Мюррей. Меньше всего ему сейчас хотелось с нею спорить. — Я сделаю всё, как вы хотите.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Глава 16
⠀⠀ ⠀⠀
Квашнин снова смотрел через заклеенное газетой окно, приставляя свой цейсовский бинокль к дырам в бумаге; теперь он не только высматривал появлявшихся из проходной верфей господ, но и поглядывал на одну коляску, на козлах которой восседал долговязый кучер с видными бакенбардами.
То был недосмотр самого резидента. Брат Тимофей не проконтролировал это дело, и посему этот кучер не очень походил на других извозчиков, хотя подобрал себе такую же одежду, что носят местные. Бакенбарды… Тут их носили лишь извозчики-старики. Молодые люди этой профессии предпочитали залихватские кручёные усы. Да и коляску он выбрал подороже, чем у других, с хорошим диваном, с очень качественными рессорами. В общем, этот извозчик, хоть и не кардинально, но отличался от остальных. И не мог он не отличаться, ведь на козлах экипажа сидел не какой-нибудь «хамбургер», обладатель характерного нижнегерманского диалекта, а настоящий донской казак по фамилии Тютин, дорогой приятель инженера Квашнина. И сидел он там не напрасно, а по распоряжению великосхимного, сторожил лейтенантика-наркомана Беннета.
И не нравилось всё это инженеру, ой не нравилось, не та была казаку уготована роль, ну какой из него шпик? Ему бы револьвер, шашку, ему бы кулаки на ком-нибудь пробовать, а тут сидит покорно и ждёт бледного англичашку. А когда тот появится, как он остальных извозчиков опередит? Ведь у них тут очередь. А если ведьма прикатит? Она тут каждый день ошивается. Каждый божий день появляется у проходных. Вынюхивает, выглядывает всё вокруг своими погаными глазами. Может остановить и на Тютине пристальный взгляд, может заинтересоваться. И то, что здесь поблизости где-то находится сам Елецкий, мало успокаивало брата Аполлинария. Конечно, брат Тимофей придёт казачку на помощь и, если надо будет, поддержит того и кинжалом, и револьвером, но всё равно риск был велик.
«Вот сдался же великосхимному этот любитель опиума!».
Инженер всё смотрит и смотрит на улицу: не едет ли паровой экипаж новой ведьмы, что отвечает за периметр верфи. И не замечает, как из ворот проходной выходит какой-то господин средних лет в приличном платье. Зато брат Вадим не спит, видит вышедшего.
— Кажется, офицер!
Квашнин тут же переводит бинокль на ворота и сразу находит цель.
— Да, но этот у нас уже есть!
— Точно есть? — переспрашивает Варганов, не отрывая глаза от видоискателя камеры.
— Есть, есть, — убеждает его инженер. — Я его снимал, он просто в другом сюртуке был.
— Ладно, тогда отбой, — он снова садится к окну и берёт в руки газету, а потом, словно вспомнив, спрашивает: — Брат Аполлинарий, а сколько мы всего снимков сделали?
Квашнин отрывается от бинокля и прикидывает:
— Шестнадцать, девять… И сегодня девять.
— Итого тридцать четыре. Значит, больше половины морд с «утюга» у нас уже имеется.
— Да, где-то так, — отвечает инженер и снова подносит к глазам бинокль.
Хорошая коляска с гнедым меринком стоит у забора верфей, а его приятель Тютин так и сидит на козлах, кажется, полез
