Монах - последний зиндзя - Роберт Ши

- Если бы я только мог выйти в море на одном из наших кобая! неожиданно сказал Саметомо, стиснув кулаки.

- Даже и не думай об этом, - испуганно сказала Танико. - Тебе следует вернуться назад, в Камакуру, твое место не здесь. И конечно же, не в открытом море.

- Простите меня, мама, - сказал Саметомо, внимательно глядя на неё. Я не вернусь назад в Камакуру.

- Саметомо, мы ведь уже говорили об этом, - сердито возразила Танико. - Ты не нужен здесь. Ты только прибавляешь забот нашему самураю, ему придется защищать ещё одного человека.

- Простите меня, мама, но ведь я сегун, - спокойно ответил Саметомо, Мунетоки подбрил мне голову и завязал в узел волосы. Я мужчина. Я готов занять свое место среди воинов. Я бы не ослушался вас во многом другом, мама, но в данном случае я не могу вам подчиниться, потому что в вас говорит сердце простой матери, а не разум Ама-сёгун!

- Ты не прав! - спокойно возразила Танико. - Женщина-самурай посылает своего сына на битву с улыбкой. Ты правильно сказал, ты - сегун. Именно поэтому ты нужен в Камакуру, чтобы управлять страной.

- Я неопытен в руководстве. Кузен Мунетоки справится с этим лучше меня. Если я останусь здесь, то я смогу продолжить то, что вы начали вчера, мама. Войска будут сражаться ещё лучше, зная, что они делают это на глазах у сегуна.

- Ты предлагаешь мне вернуться в Камакуру? - сердито спросил Мунетоки. Дзебу подавил улыбку.

- Кузен, - сказал Саметомо, - я никогда не забуду, как вы вернулись после последнего нападения на нашу страну и рассказывали нам о том, как вам удалось победить монголов. Теперь окажите мне честь доложить вам о том же по окончании этой войны.

Мунетоки со смиренным видом повернулся к Танико:

- Мальчик хочет заслужить уважение самурая. Он не сможет заслужить его, находясь в Камакуре в качестве императора-ребенка. Кому-то одному из нашей семьи следует остаться здесь, чтобы вдохновлять наших людей. Мы с вами вернемся в Камакуру. Хотя прежде я хотел бы совершить рейд на одном из наших небольших кораблей.

- Очень хорошо, Мунетоки, - сказал Танико. - Тогда возвращайтесь в Камакуру. Но если Саметомо останется здесь, то и я тоже. И если он совершит какую-нибудь глупость, он ответит передо мной.

- Мама, - вздохнул Саметомо, - вы меня стыдите.

- Зато тебе не будет стыдно здесь всё время, пока ты будешь на берегу наблюдать ход сражения, а самураи будут видеть своего Верховного главнокомандующего, находящегося вне опасности. Но как только ты ступишь ногой на одно из этих маленьких суденышек, то по возвращении тебе действительно придется приготовиться к настоящему стыду. Потому что я буду стоять на берегу, ожидая тебя.

Её глаза сверкали гневом, Дзебу нашел это забавным, хотя для Саметомо это было страшным. Дзебу выглянул в окно и увидел нечто такое, что заставило его крикнуть:

- Смотрите!

Пламя охватило вражеские суда, их паруса почернели и обвисли, тёмно-серый дым клубами поднимался в воздух. У Дзебу и у всех, кто видел, что монгольские корабли вот-вот потонут, вырвался радостный крик. На этом расстоянии было трудно разглядеть кобая, они были очень маленькими. Но было ясно, что они были там, между вражескими судами, подходя к их бортам и поджигая их. Воздух озарялся яркими вспышками огня, раздавались раскаты, похожие на удары грома. Хуа пао, находившиеся на джонках, были брошены на помощь кораблям. Но пылало все больше и больше вражеских кораблей.

Сражение у входа в порт бушевало более часа. Дзебу снова и снова спрашивал себя: где Моко? Вскоре все пространство воды покрылось дымом, и уже не было видно флота, уходящего за линию горизонта. Впрочем, дым начал наконец рассеиваться. Дзебу смог увидеть, как низкие почерневшие призраки потянулись назад, к Хакосаки. Он попытался сосчитать их. Это было трудно сделать с такого расстояния, но казалось, что их было примерно около тридцати. Его душа успокоилась. Более сотни ушли. Горевшие джонки тонули. Но монгольский флот появился снова, заполняя все видимое пространство. Дзебу ожидал, что захватчики снова начнут заходить в порт, однако вместо этого ближние корабли начали поворачивать и уходить к острову Шинга.

- Они сделают попытку высадиться на Шинге и обойти стену, - сказал Мунетоки.

- Мне надо идти, - сказал Дзебу. Он низко поклонился Саметомо и Танико.

- Бой за остров Шинга уже закончится, пока вы попадёте туда, запротестовала Танико.

- Он может затянуться на многие дни, моя госпожа, - сказал Дзебу, направляясь к лестнице. А затем тихим голосом, который никто другой не расслышал, сказал:

- Перестаньте пытаться защитить мужчин, которых вы любите.

- Последняя попытка защитить Саметомо дала мне возможность остаться возле тебя, - прошептала Танико. - Обещай мне, что ты не пустишь Саметомо драться. И обещай, что вернёшься ко мне.

- Обещаю! - шёпотом отвечал Дзебу. Он стиснул ее руку и вышел.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Красные и жёлтые огни слегка покачивались впереди в темноте, их было так много, что они казались звёздами в небе. Сильный, высокий голос разносился над водой - кто-то пел по-монгольски песню о молодом влюблённом, который скакал девяносто девять дней и девяносто девять ночей, чтобы соединиться со своей любимой, а нашёл лишь её могилу, на которой выросли дикие цветы. Эту песню Дзебу много раз слышал у лагерных костров на краю пустыни Гоби. Странно было слышать ее теперь в заливе Хаката, на галере "Летящее Перо", которая с тридцатью воинами на борту бесшумно, как летит журавль, скользила к монгольскому флоту. Ветра в эту ночь не было, поэтому галера шла на веслах, без паруса. Дзебу стоял в середине судна, одной рукой держась за мачту, а другой сжимая нагинату.

Был конец месяца, и узкий серп убывающей луны ещё только всходил, хотя после полуночи прошло уже много времени. Когда маленькая галера подошла ближе, борта монгольских сампанов с желтыми фонарями на носу и красными на корме поднялись над ней, как укрепления замков. Дзебу и его воины оказались перед заграждением из рыболовных сетей, которые были протянуты между стоявшими в ряд кораблями и увешаны колокольчиками, чтобы не только останавливать вражеские суда, но и предупреждать об их приближении. Хаяма Сакагура, сын Моко, стоял на корме "Летящего Пера", крепко сжимая обеими руками древко нагинаты, очень длинное и прекрасно отточенное лезвие которой, изготовленное из самой лучшей стали, было таким, как у меча. Гребцы - тоже вооружённые самураи - ударами весёл удержали маленькую галеру на месте. Сакагура три раза взмахнул нагинатой. Большой квадратный кусок сети бесшумно упал в воду, и "Летящее Перо" проскользнуло через преграду. Мунетоки, стоявший за спиной Дзебу, облегченно вздохнул.