Великолепие шелка - Эллен Марш

Ее сомнения только усилились, когда на следующее утро оба джентльмена прибыли на остров на борту «Темпуса» и Джордж Стенли – малоинтересный франт, живо напомнивший ей своим внешним видом безалаберных друзей Фрэдди Линвилла, – начал трясти ее руку. Мистер Мартин Форбс произвел на нее гораздо лучшее впечатление. Ему было далеко за пятьдесят, и его отличали высокий рост, мягкая речь и хорошие манеры. И ей захотелось, чтобы они поменялись ролями: мистер Форбс оказался бы весьма перспективным инвестором, а его беспутный молодой компаньон – писателем.

Она повела гостей на плантацию, где они и пробыли довольно длительное время. Подлинный интерес к производству выказывал только мистер Форбс, но никак не его спутник. Несмотря на разочарование, испытанное Чиной при встрече с ними, она прониклась во время экскурсии симпатией к мистеру Форбсу и с воодушевлением принялась рассказывать ему о производственных процессах; между ними завязалась оживленная беседа, к которой погрузившийся в уныние молодой человек проявил полнейшее равнодушие.

– Бадаянский шелкопряд, – объясняла Чина мистеру Форбсу, открыв гроссбух и просмотрев кое-какие заметки, – все двадцать восемь дней своей жизни только и делает, что жует. После четырехразовой линьки он готов к производству коконов. Те гусеницы, которых отсадили для откладки яиц, через две недели превращаются в бабочек, спариваются и по истечении трех дней умирают. Яйца, отложенные самками, требуют от восьми до десяти недель для своего развития.

Мистер Форбс прекратил записывать в свой блокнот и посмотрел на Чину.

– Что дает вам приблизительно шесть поколений в год, не так ли? Очень интересно! А что происходит с теми, кто не был отсажен для производства яиц?

Чина показала ему ряды плетеных корзин, в которых хранились высушенные на солнце коконы, выставленные сюда, чтобы уберечь их от инфекции и гнили, обычных во влажном климате острова.

С утра шел дождь, но теперь снова вовсю светило солнце, рассеявшее туман, который сохранялся еще лишь у горных вершин, и ярко блестевшее на промытых листьях деревьев. С покатой крыши цеха, где они находились в данный момент, стекала вода.

– Коконы ошпаривают паром, чтобы убить находящихся в них куколок, – продолжала объяснения Чина, – а потом им дают хорошенько высохнуть, перед тем как начать их разматывать. Разумеется, вы знаете, что именно из кокона получают сырую шелковую нить. – Она махнула рукой в сторону корзин. – Этими мы займемся уже сегодня.

Глаза мистера Форбса загорелись от любопытства. Он подошел к одной из корзин, захватил в руку горсть продолговатых коконов и пропустил их сквозь пальцы.

– Значит, это уже убитые коконы, в них нет бабочек? Чина кивнула.

– Перед тем как приступить к размотке, их надо промыть в горячей воде. Из каждого кокона тянут одновременно восемь нитей. Этой работой занимаются китаянки, в основном молодые девушки.

– Как я понимаю, вы обходитесь без жаккардовых ткацких станков? – спросил мистер Форбс, торопливо записывая. – Я видел такие во Франции.

На губах Чины появилась улыбка.

– Совершенно верно. Шелковые ткани у нас на Бадаяне изготавливаются вручную. Это очень длительный и трудоемкий процесс, что и объясняет, почему мы производим так мало продукции.

Воодушевленная его вопросами, она пустилась в пространные объяснения, не замечая, что голос ее вновь зазвучал энергично, как до обрушившихся на нее трагических событий, а во взоре заиграли прежние огоньки, и Джордж Стенли, чье рассеянное внимание привлекла новая тональность ее речи, был заинтригован происшедшей с ней переменой.

Вообще-то Джорджа Стенли всегда влекло к высоким женщинам с темными волосами и дерзким, многообещающим взглядом. Чина Уоррик – слишком маленькая, по его мнению, хрупкая и юная и к тому же облаченная в беспросветный траур, – не понравилась ему с первого взгляда, и он решил, что она не заслуживает с его стороны внимания. Однако теперь, когда он разглядел ее получше, у него появилось желание незамедлительно пересмотреть свою точку зрения.

– Могу ли я сказать вам несколько слов конфиденциально, мисс Уоррик? – спросил он несколько развязно, когда они шли в ткацкие цеха, и, бесцеремонно схватил ее за руку.

Чина нахмурилась, поскольку терпеть не могла подобной фамильярности, однако видя, что мистер Форбс, поглощенный процессом производства шелка, быстро прошел в соседнюю комнату и не замечает того, что они отстали, она наклонила голову и вежливо произнесла:

– Конечно, мистер Стенли. Так что же вы хотели бы мне сообщить?

Он произнес несколько бойких, витиевато построенных фраз, но не успел докончить монолог, так как на его удивленную физиономию опустилась рука Чины. Пощечина вышла звонкой, и в двери показалась голова мистера Форбса, вопросившего тревожно:

– Что случилось?..

Но ему тут же пришлось быстро отступить в сторону, давая дорогу проскользнувшей мимо него раскрасневшейся Чине Уоррик. Глаза ее сверкали самым недвусмысленным образом, и мистеру Форбсу оставалось лишь удивляться, что же заставило эту робкую молодую леди впасть в такой гнев.

Мальвина Уоррик задала себе тот же вопрос, когда ее дочь появилась в доме, пылающая от гнева и без гостей, которым Чина только недавно так любезно предложила свои услуги, когда они изъявили желание побывать на плантации. Но она недолго оставалась в неведении, потому что девушка тут же объявила ей спокойно и кратко, что не намерена больше искать инвесторов для их предприятия.

– Я уверена, что Джордж Стенли не исключение из общего правила, – заявила она холодно. – И если для того, чтобы добыть деньги для плантации, необходимо терпеть подобную наглость со стороны разных испорченных типов, то я уж лучше займусь воровством!

Мальвина обеспокоено взглянула на разгневанное лицо дочери. Чина выглядела все эти дни до такой степени одинокой и несчастной, что причину теперешней вспышки она видела вовсе не в покушении на ее добродетель и даже не в страхе потерять Бадаян. Однако она никогда не была близка со своей дочерью и потому не смела надеяться, что Чина доверится ей.

– Боюсь, что ты права, дорогая, – это все, что смогла она сказать в ответ. – Теперь, когда у плантации такая плохая репутация, я не думаю, чтобы кто-то действительно решил вложить в нее деньги.

Чина с грустью увидела, как лицо матери мгновенно осунулось и заострилось. Повинуясь внезапному порыву, девушка обняла ее за шею:

– Не стоит расстраиваться, мама, – произнесла она быстро. – Мы придумаем еще что-нибудь, я тебе обещаю.

– Ты и впрямь так считаешь? – спросила Мальвина безо всякой надежды.