С вождями и без них - Георгий Шахназаров

Горбачев согласился, что оптимальным способом "цивилизованного развода" может стать принятие новой программы. Предложив коммунистам радикально обновленную теоретическую основу партийной деятельности, руководство тем самым предоставляло им свободу выбора. По "прикидкам", за ним, наряду с убежденными сторонниками "нового мышления" (считалось, примерно пятая часть членского состава), потянулось бы много неопределившихся, которые в подобных случаях идут за лидером.

Но всю операцию надо было проводить в молниеносном темпе, она и так крайне запоздала. Между тем генсек действовал не спеша и вполне традиционно. Вместо того чтобы обратиться к партии со своим вариантом программы, он положился на созданную съездом комиссию, в состав которой было включено около 100 человек, представлявших различные течения и не оформленные официально, но давно уже существовавшие на деле фракции. Заведомо было ясно, что ничего стоящего этот конгломерат "разномышленников" не создаст, а драгоценное время будет потеряно. Так оно и случилось.

Следует признать, что перед официальными составителями новой программы стояла нелегкая задача. На ХХVII съезде КПСС слегка обновили прежний программный документ, очистив его от бросавшихся в глаза глупостей и включив несколько свежих идей. Но то, что позднее получило название "нового мышления", находилось еще в зачаточной стадии. Буквально на другой день после съезда потребовалось переосмысливать те или иные программные .установки, а в последующие три-четыре года они безнадежно устарели. В документах XIX конференции и пленумов ЦК, в многочисленных выступлениях генерального секретаря прозвучало признание истин, которые еще вчера были бы названы "марксопротивной" ересью, наказывались изгнанием из партийных рядов, если не хуже. Интеллектуальная жизнь в обществе, преподавание в вузах, содержание газет и журналов шли уже на другой волне, а в большинстве партийных организаций, словно они были отгорожены от мира железной стеной, все оставалось как раньше. Принимавшиеся в партию молодые люди должны были штудировать программу, выглядевшую как Ветхий завет, комиссии с участием ветеранов придирчиво проверяли выезжающих в загранкомандировки на "идеологическую стойкость", в партшколах и сети политпросвещения проповедовали марксистско-ленинские догмы едва ли не в интерпретации "Краткого курса истории ВКП(б)".

Задолго до ХХVIII съезда стало ясно, что дальше терпеть такое положение нельзя, нужно привести программу партии в соответствие с новым уровнем интеллектуального развития общества. Но это оказалось крайне сложной проблемой именно потому, что КПСС с самого начала формировалась не только как политическая, но и как идеологическая партия, даже в большей мере как вторая. Здесь, кстати, заключается одно из существенных различий между партиями социал-демократического и коммунистического типа. У социал-демократов организация строится главным образом на совместной борьбе за власть. Этому всецело подчинена идейная сторона, поэтому снисходительно смотрят на отклонения от программных установок, допускаются свободные дискуссии, существование различных течений. Сказался и опыт, накопленный в Западной Европе за два тысячелетия существования Христианской церкви. Сожжение еретиков на кострах инквизиции, религиозные войны, предание анафеме выдающихся просветителей - каких только проявлений нетерпимости не было в ее истории. Но, сделав из нее должные выводы, церковь сумела приспособиться к условиям нового времени, не требуя больше от верующих фанатизма, спасла этим самое себя. Примерно так же поступают социал-демократы да и другие традиционные политические партии.

Иначе обстоит дело с коммунистами. Наша партия перестала быть социал-демократической не в 1919 году, когда по предложению Ленина сменила свое прежнее название РСДРП(б) на РКП(б) и позднее ВКП(б), а намного раньше когда произошел ее раскол на две ветви, и одна из них, большевики, по сугубо идеологическим причинам (политических в то время было недостаточно, партия находилась в подполье и, следовательно, речь не шла о борьбе за власть внутри нее) вышвырнула из организации инакомыслящих. С той поры сама идеология партии стала не предметом убеждения, а символом веры. Всякий, кто осмеливался усомниться в истинности тех или иных догм, наказывался или изгонялся, а после Октября 1917 года платился свободой или головой. В соответствии с принципом любой религии право толкования канонического учения принадлежало только первосвященнику. Ленин стал своего рода пророком при Марксе, как потом Сталин и следовавшие за ним генеральные секретари - при Ленине.

Не случайно противодействие реформаторским намерениям Горбачева приняло первоначально не политический, а именно идеологический характер. Ревнители чистоты марксизма-ленинизма, от имени которых выступила Нина Андреева, были более всего возмущены посягательством на основополагающие элементы марксистско-ленинского учения о коммунизме. С их стороны это была неслыханная дерзость - как если бы захудалый провинциальный священник бросил вызов самому Римскому Папе и клану кардиналов, обвинив их в богохульстве (впрочем, церковно-боярская оппозиция реформам Петра в свое время объявила его антихристом). Но Андреева и те, кто водил ее пером, понимали, что самое опасное для политического господства партии - самим усомниться в справедливости исповедуемой доктрины, ее абсолютной неприкасаемости. "Внутренняя мощь всякого верования, - заметил Стефан Цвейг, - всякого мировоззрения оказывается надломленной в тот момент, когда оно отрекается от безусловности своих прав, от своей непогрешимости"*.

Приняв все это во внимание, легко понять, с какими трудностями столкнулась программная комиссия. Чуть ли не у каждого ее члена были свои представления о том, какой быть идейной основе партии. Посыпались письма от коммунистов с предложениями изложить тот или иной раздел в их интерпретации. Одни категорически настаивали сохранить тезис о диктатуре пролетариата, другие столь же страстно требовали его убрать. А уж от преподавателей марксизма-ленинизма и научного коммунизма поступали целые проекты.

Никогда еще 100 человек не водили одновременно перьями. В конце концов было решено создать рабочую группу во главе с бывшим помощником генсека, главным редактором "Правды" Иваном Тимофеевичем Фроловым. Засев в Волынском на несколько месяцев, "программисты" высидели не один вариант, а целых шесть. Получился пухлый документ, оставлявший странное впечатление - нечто вроде попытки пришить к старческому телу юношескую голову. Беда составителей заключалась в том, что они, следуя традиции, старались положить в основу программы философские постулаты, звучавшие анахронизмом. К тому же смысл реформы - превратить КПСС из "авангарда" в нормальную политическую партию требовал изменить сам тип программного документа. Не сочинять нового комманифеста, а изложить цели партии и средства их достижения, не затрагивая мировоззренческих проблем, которые должны быть заботой не партии, а науки, религии, совести.

Увы, как ни старалась рабочая группа улучшить свой труд, он оставался именно новым изданием "Коммунистического манифеста" без блеска и новизны последнего. Познакомившись с последним вариантом, я пришел в уныние, а затем начал соображать, чем бы следовало "начинить" этот документ. Сперва машинально, по привычке, свойственной, думаю, всякому политологу, а потом с проснувшимся азартом занес на листок из блокнота сложившийся в голове план, вызвал стенографистку и тут же продиктовал ей проект. Никогда еще столь сложный документ не давался так легко, и причина очевидна: все время наша мысль работала в этом направлении, новая программа стала естественным итогом теоретических исканий и практического опыта, накопленного в ходе реформ. И лучшим тому доказательством явилось то, что Горбачев сразу же его одобрил, внес несколько небольших поправок и стал активно продвигать.

Задача была из деликатных. Чтобы не обидеть рабочую группу, которая продолжала безмятежно заседать в Волынском, генсек попросил нас с Фроловым обогатить новый вариант за счет официального. Подобные операции всегда болезненны, ведут к нарушению логики, ломке целостного текста. Хотя не без препирательств, мы с ним поладили, помогли и другие члены рабочей группы Дзасохов, Красин. Затем была созвана Программная комиссия, и все выступавшие одобрительно отозвались о новом варианте, он получил путевку в жизнь.

Впрочем, еще до официального обнародования проект был опубликован "Независимой газетой", неизвестно откуда раздобывшей его копию. В "заставке" Ю. Лебедев писал: "Горбачев, которому надоело баловство марксистов-теоретиков, отправил в корзину все пять официальных редакций проекта Программы, а заодно и все альтернативные документы и решил, что пленум будет обсуждать один-единственный проект - тот, который подготовил его помощник Георгий Шахназаров"*. "Правда" откликнулась на это репликой, утверждавшей, что проект, "целиком приписываемый "НГ" непонятно почему Г. Шахназарову, практически мало чем отличается от предпоследнего, якобы выброшенного в корзину"**.