Громыко. Война, мир и дипломатия - Святослав Рыбас

Почему американцы так поступили? Ответ прост; они уже имели качественный канал связи через посла Добрынина и не хотели рисковать.

А. Черняев в своем дневнике так характеризовал Арбатова: «Делатель политики, главный источник информации для Брежнева, орудие камуфляжа истинных намерений Москвы»{295} *.

Американцы предпочли державный подход Громыко и Добрынина.

Глава 32.

АРАБО-ИЗРАИЛЬСКИЕ ВОЙНЫ

Война 1967 года

Отчасти согласимся с послом Добрыниным, который считал, что «в повестке дня советско-американских отношений Ближний Восток не фигурировал постоянно, как Европа или Юго-Восточная Азия». Правда, при этом он уточнял, что это был потенциально опасный район.

На самом деле Ближний Восток и Средиземноморье всегда были в зоне особого внимания России. В Русско-турецких, Крымской, обеих мировых войнах — везде присутствовал этот вектор. По-другому и быть не могло по причине огромного геополитического и экономического значения региона, значительно усиливавшегося в связи с борьбой мировых держав за контроль над местными нефтяными месторождениями. Как говорили англичане накануне Первой мировой, «господство само по себе было главной наградой всего предприятия». Даже в самом факте дипломатического признания Советским Союзом Израильского государства был скрыт долговременный интерес Москвы к Ближнему Востоку и ее намерение потеснить западные страны. Правда, после Первой мировой политики уже мыслили свои действия не в категории «господство», а более тонко.

После Суэцкого кризиса 1956 года, который завершился военной победой Израиля и политической победой Египта, арабский мир стал объединяться. Президент Египта Гамаль Абдель Насер стал самым авторитетным лидером арабского Востока. Соответственно укрепились позиции Советского Союза, а в ближневосточной шахматной игре определились ключевые игроки — СССР и США, каждый из которых поддерживал своих союзников.

В апреле 1967 года советской разведке стало известно о возможном вторжении израильских войск на территорию Сирии, и 13 мая эта информация была передана египтянам, у которых было два варианта действий: подготовиться к обороне или нанести превентивный удар.

Однако качество переданной информации и сами основания для ее передачи были сомнительны. Так, Г. Корниенко, бывший в то время заведующим Отделом США в МИД, так описывал ситуацию:

«Нагнетание обстановки началось с того, что в начале мая 1967 года израильские официальные лица стали публично угрожать Сирии военными репрессалиями, если с сирийской территории не прекратится проникновение палестинских террористов и диверсантов в Израиль. 8 мая сирийцы информировали египетское руководство о том, что они располагают сведениями о концентрации израильских войск на границе с Сирией для нанесения удара по ее территории. 12 мая американским агентством Юнайтед Пресс было распространено сообщение о сделанном высокопоставленным израильским деятелем (по разным данным, это был либо начальник Генерального штаба Рабин, либо начальник военной разведки Ярив) заявлении, что Израиль осуществит военную операцию “с целью свержения военного режима в Дамаске, если сирийские террористы будут продолжать диверсионные рейды в Израиль”. Как объяснял потом президент Египта Гамаль Абдель Насер, именно эта израильская угроза сыграла решающую роль в принятии египетским руководством решения перебросить войска на Синайский полуостров, чтобы в случае нападения Израиля на Сирию прийти ей на помощь в соответствии с египетско-сирийским договором о взаимной помощи от 6 ноября 1966 года. В качестве дополнительного аргумента в обоснование своего решения о переброске войск Насер ссылался впоследствии и на то, что сведения о концентрации израильских войск на сирийской границе были получены египтянами не только от сирийской, но и от советской стороны.

Действительно, как потом выяснилось, 13 мая представитель КГБ в Каире в соответствии с существовавшей практикой обмена информацией между советской и египетской разведками передал египтянам полученное им из Москвы сообщение о наличии сведений относительно концентрации израильских войск (10—12 бригад) на сирийской границе. Эти сведения, поступившие в Москву то ли из той же Сирии, то ли из Ливана, были переданы египетской разведке, повторяю, в рабочем порядке по усмотрению руководства советской разведки, без специальной на то санкции политического руководства страны.

Как объяснял позже тогдашний начальник Первого главного управления КГБ Сахаровский, уверенности в достоверности переданной египтянам информации у советских разведчиков не было (не исключено, что она могла быть подброшена самими израильтянами для запугивания Сирии), но они все же сочли необходимым поделиться ею со своими коллегами-египтянами. В глазах же египетского руководства переданная по линии разведки информация могла приобрести дополнительный вес в связи с тем, что, по египетской версии, эта информация в тот же день была доведена советским послом в Каире Пожидаевым и до сведения руководства МИД Египта. Более того, в тот же день, 13 мая, нечто подобное было сказано и заместителем министра иностранных дел СССР Семеновым членам египетской парламентской делегации во главе с Садатом, которая находилась в Москве проездом на обратном пути из Северной Кореи. Именно эта трехкратная передача египтянам не совсем точной, как затем оказалось, информации о концентрации израильских войск вблизи Сирии преподносилась на Западе как свидетельство того, что Москва сознательно подталкивала Каир к конфронтации с Израилем.

(П. Судоплатов считал, что ошибка советской разведки сопоставима с ее просчетами в 1941 году, так как могла привести к войне СССР и США. — С Р.)

Между тем мне достоверно известно, что никаких указаний послу Пожидаеву из Москвы на этот счет не давалось, и если он продублировал египетскому МИД ту информацию, которую представитель КГБ передал по своей линии, о чем мог рассказать послу, то это было сделано по собственной инициативе Пожидаева. То же самое, думаю, случилось и с Семеновым, который имел обыкновение перед встречами с иностранными представителями интересоваться у “ближних соседей”… Когда 16 мая, уже после того как египетские войска начали перебрасываться на Синай, министр иностранных дел Египта Риад и военный министр Бадран обратились через советского посла с пожеланием получить из Москвы оценку положения дел на сирийской границе с Израилем. В данном им 20 мая ответе тоже упоминалось о наличии разведывательных данных о концентрации израильских войск на границе с Сирией, но подчеркивалось, что эти данные нуждаются в проверке»{296}.