Психопомп - Александр Иосифович Нежный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3.
Он чувствовал, что за каждым его шагом теперь следит умный, сильный и опасный зверь. Вскоре он поехал в Вильнюс и думал в один день покончить с делами, а второй оставить для прогулок по городу, который любил еще с советских времен. Остробрамские ворота с иконой Девы Марии, дивный костел Святой Анны с устремленными ввысь шпилями, оставляющий в душе тихое, радостное, счастливое чувство – и бесконечное изумление перед тайной вдохновения, возносящего человека высоко над землей с ее заботами и нуждами и просветляющего его небесным светом, улочки с пленительными поворотами, дворы, которые – мнилось – как древние сосуды, наполнены были тяжелым красным вином Средневековья, – и однажды пережив восторг приобщения к старому городу, он хотел испытать его вновь. Утром он вышел из номера, захлопнул дверь, но в кармане у него зазвонил мобильник. Карандин выругался. Как всегда, не ко времени. Он взглянул на экран – номер не определился. Не отвечай, подсказывало шестое чувство; он не внял, ответил и в ту же секунду ощутил себя инфузорией, которую холодный внимательный взгляд рассматривает в микроскоп. Сергунчик, услышал он, хорошо тебе в Вильнюсе? Отдыхай. Тебя сюрпризы ждут. Он закричал, перестань меня мучить! пес поганый! оставь в покое! Свет, который горел в нем, погас, словно кто-то из-за его плеча сильно дунул на огонь свечи, и она, зачадив, потухла. Не ругайся, миролюбиво сказал Володя. Как все подпишем, ты меня не увидишь и не услышишь. Он вернулся в номер, взял из бара бутылку коньяка, плеснул в стакан и медленно выпил. Не до костела Святой Анны стало ему. Надо было заказывать билет на ближайший рейс в Москву и думать о жизни, пространство которой сжималось на глазах. В самом деле, что может противопоставить он Сухорукову и его сообщникам? Они были, он не сомневался. Не сам же Володя взрывал машины, узнавал номера телефонов и следил за его перемещениями. И у него почти наверняка были сообщники среди близких Карандину сотрудников. Теперь он даже на Машу, Марию Павловну, своего секретаря, сухую, англизированную девушку сорока одного года, верой и правдой служившую ему десять лет, посматривал с подозрением и однажды, не вытерпев, спросил, а как бы отнеслась она к предложению гипотетических конкурентов за приличное вознаграждение сообщать им кое-что о делах компании? Она покрылась красными пятнам и сказала дрожащим от негодования голосом, не совестно ли ему задавать ей такие вопросы. Он сказал, ну, Маша, не сердитесь, но таков нынче мир. Она твердо ответила, что мир с его продажностью не имеет к ней никакого отношения. Не так воспитана, отчеканила она и вышла, сильнее, чем обычно, хлопнув дверью. Спросить ее – это было самое простое, что он мог сделать. Кроме того, он стал менять сим-карты; избавлялся от телефонов, в которых мерещились ему «жучки»; вызвал специалиста по прослушке, обшарившего весь кабинет и сказавшего, все чисто; ставил новые пароли на своих ноутбуках, но Володя все равно пробивался к нему и обещал появление Джапаридзе – если Карандин не решит покончить миром. Страшно поразил его главный бухгалтер, положивший на стол заявление об уходе. Иосиф Абрамович, вскричал Карандин, без ножа режете! Иосиф Абрамович, тщедушный человечек, напоминавший высохшего кузнечика, отвечал неожиданным для его комплекции сильным голосом, что не желает быть источником неприятностей для Сергея Лаврентьевича. Какие неприятности, Иосиф Абрамович, за вами как за каменной стеной. Стена рухнула, сказал главный бухгалтер, снимая очки и протирая их стекла платком. Какие-то неприятные люди хотят узнать то, что им знать не положено. И угрожают. Называют старой еврейской крысой. Я лучше отойду. Мой