Тьма моего сердца - Ярослава Кузнецова

Горцев мы загнали к самой Оленьей реке, где готовились перебить, когда Лютор сказал, что у них за мысом, скорее всего, стоят перевозчики. Мы свернули к мысу и успели захватить часть банды и всех украденных детишек. Без Лютора мы бы их упустили.

Потом, много позже, выяснилось, что Дереки состоят с горцами в противозаконном договоре. Они дают в Кадакар хлеб, вино и оружие, за то им позволяют перевозить контрабанду по тайным тропам и не трогают часть раделевских земель. Горцы прогулялись по нашим деревням, нарушая договор, потому-то Дереки взъярились и пошли за мной.

Выяснил я это случайно, застав Лютора и его людей на лесной дороге с телегами, полными контрабандного барахла. Я был один и Лютор меня, наверное, убил бы, но мы в конце концов столковались. Тем более, что я и не собирался их выдавать. Дереки меня восхищали — они были дружны и очень богаты, примером своим опровергая общее мнение о Элейре, как о крае нищем и безнадежном.

Когда лорд Радель отправил меня в Снегири, я тоже вступил в договор и взял к себе управляющим Иена Дерека, старого прожженного лиса, чья верность была отдана семье и этой земле, а не лорду. Грамотный и толковый, Иен споро взял хозяйство в свои руки — и понеслось. Я-то во всех этих делах ни бельмеса не смыслю. А Иен смыслит — и еще как! — и везде успевает. Со спины старику не дашь больше сорока — так прямо он держится, так легко и сноровисто двигается. Где-то в тоже время мы сговорились, что я возьму в жены одну из Люторовых дочек, когда те подрастут. Девчонки у Лютора оказались на диво хорошенькими, я до сих пор не мог выбрать, которая из двух лучше.

Иен с сыновьями жаждали развернуться, одного хутора им явно не хватало. Возрождение Снегирей было как раз тем, чего требовала их деятельная натура. Тем более, после нашего сговора, они с полным правом могли считать Снегири своим.

Это они поднимали заброшенные земли, реставрировали замок, прокладывали дороги, помогали отстроиться переселенцам. За два года они превратили глухой угол в место, где можно жить, и жить неплохо. И ледяных горцев с тех пор у нас не видели. Правда, нам другой шушеры хватало с избытком.

Мы с Вларом миновали Червонный Бор и спустились к ручью, чтобы передохнуть и напоить коней. От ручья я собирался двинуться на север, к Луховке. День складывался не слишком удачно — мы не узнали ничего нового.

Моя лошадь вдруг подняла голову и зафыркала, а вларовский мерин попытался встать на дыбы.

— Смотри! — ахнул Влар.

На противоположном берегу ручья, под соснами, на больших гранитных глыбах стоял человек в черном. Только что его там не было — и вот, нате вам, стоит. Высокий и прямой как копье — и безоружный. Ни меча, ни кинжала нет на щегольском поясе из серебряных звеньев, да и сам пояс смахивает на женский — на таком только гребешок да зеркальце носить. Откидные рукава крыльями полоскались у него за спиной. Длинные тяжелые, лишенные блеска волосы — целая чаща — черные в прозелень, словно подернутые патиной. Узкое лицо — белое как пепел, как известь, как первый снег. Глаза — будто угольные ямы. Губы застыли напряженно, брови сведены.

Северянин? Как бы не так! "Ежели бы ты его увидал, господин, сразу понял бы, что это упырь".

Я и понял.

Сразу.

Это упырь.

Кони бесновались. Упырь переводил взгляд с меня на Влара и обратно. От упыря по воздуху растекалась жуть. Словно запах, словно стон — плыла через ручей, на ладонях летнего ветра, черная душная жуть, выворачивающая нутро. Что-то в груди у меня оборвалось и повисло на ниточке. Я почувствовал, что сейчас закричу — и закричал:

— Эй, ты! Стой! Стой! Стой!

Вскочил на кобылу и послал ее через ручей, забыв выхватить меч. Кобыла завертелась в мелкой воде, рядом заржал мерин, заругался Влар.

Упырь смотрел на нас сверху, с отвесной гранитной глыбы. Ветерок шевелил его волосы, по лицу и одежде гуляли солнечные пятна. Он улыбнулся, не размыкая бледных губ.

Я пришпорил кобылу еще раз, она взвилась на дыбы, чудом не выбросив меня из седла — и все-таки пошла, храпя и танцуя, вперед, через ручей.

Упырь подпустил меня очень близко. Бледная улыбка словно отделилась от его лица и повисла в воздухе, а сам он смотрел серьезно и жестко. Он снял с руки перчатку, такую же черную как и вся остальная одежда, и поднял узкую белую кисть, тыльной стороной ко мне. Что за ерунда? Он мне знаки какие-то подает, что ли?

А затем я разглядел. Даже не разглядел — догадался.

Безымянный палец пересекала матово блестящая полоска белого металла, почти незаметная на светлой коже.

Перстенек Энери!

Я опять завопил и опять ударил пятками. Кобыла перебралась через мелкий ручей и стала карабкаться по мокрой гальке противоположного берега. Стволы сосен и высокие камни скрыли фигуру в черном.

Сзади разочарованно закричал Влар. Когда я объехал скалу, за ней, на розовой гранитной макушке, уже никого не было. Я продрался сквозь можжевеловые заросли, но за ними начинались елки и бересклет, и никаких следов черного незнакомца.

Успокаивая дыхание, оглядел лес. В бересклете свиристела какая-то птаха, ветерок трогал верхушки деревьев. Ну словно ничего и не было!

— Нужны собаки, — заявил я подъехавшему Влару, — Или, скажешь, он улетел?

— Нет. Просто спрыгнул на ту сторону. — младший Дерек запустил пятерню в буйные кудри, — Я это… был не прав. Эта тварюка не с Кадакара. Лютор говорил, те и впрямь с крыльями, а у тварюки крыльев нет. Ты заметил что лошади его боятся?

— Заметил. А где, кстати, его собственная лошадь? Говорили, он верхом разъезжает.

— Не знаю, может, за камнями привязал. А то и не было никакой лошади. Наши-то вон как перепугались. Лютор говорил, тех, кадакарских, не боятся. Ни лошади, ни козы, ни собаки. Наоборот, любят. А этого боятся. Я вот что думаю — собаки по следу не пойдут. Испугаются.

— А птицы — слышишь? — чирикают. Хоть бы что.

— Ну, то птицы. Они ж дикие. Упырю до этих птиц…

— А до собак?

— А до лошадей? — парировал Влар.

Логика, никуда не денешься.

— Проклятье. Тогда возьмем кого-нибудь из охотников-следопытов.

— Поехали отсюда. — буркнул Влар и передернул плечами, — Нам вдвоем его не словить.

Я ехал и думал, что мои люди снова оказались правы, а я снова ошибся.

Это он.

Упырь.

Он украл Энери и убил его. Эта тварь забрала платиновое кольцо, и у нее хватило наглости показать это кольцо мне. А Энери, Принц-Звезда, лежит сейчас где-нибудь в буераке, мертвый, обескровленный, добыча муравьев, волков и лис. Непогребенный, неотпетый. И, может, в ночи встанет вампиром, такой же бледной жуткой тварью, чтобы опустошать наши деревни…