Творения - Иероним Стридонтский

Не важна вещь, любезный Домнион, болтать по углам и в жилищах шарлатанов и голословно определять: «Тот хорошо сказал, а этот худо; тот знает Писания, а этот бредит; тот красноречив, а этот совсем бессловесен». Кто судит обо всех, по чьему приговору заслужил то право? Только шутам и людям, всегда готовым на распри, свойственно греметь против кого–нибудь где ни попало на перекрестках и собирать ругательства, а не изобличительные пункты. Пусть мой противник протянет руку, возьмется за стиль, побеспокоит себя и, что может, изложит письменно. Пусть даст нам случай отвечать на его красноречие. Я сам умею кусаться, если захочу, сам могу больно уязвить. И мы грамоте учились: «И мы часто подставляли руку под ферулу» (Ювенал). И про нас можно сказать: «У него сено на рогах; беги дальше» (Гораций). Но я лучше хочу быть учеником Того, Кто сказал: Я предал хребет Мой биющим и ланиты Мои поражающим; лица Моего не закрывал от поруганий и оплевания (Ис. 50, 6); Будучи злословим, Он не злословил взаимно (1 Пет. 2, 23), и после заушений, креста, бичеваний, ругательств — в заключение молился за распинающих, говоря: Отче! Прости им, ибо не знают, что делают (Лк. 23, 34). И я прощаю заблуждающемуся брату: знаю, что хитростью диавольской прельщен он. В кругу женщин он казался себе ученым и красноречивым. Когда в Рим дошли мои произведеньица, он испугался встретить в моем лице соперника и пресек мою распространявшуюся славу, чтобы не было на земле никого, благоугодного для его красноречия, за исключением тех, могущества которых он не щадит, но уступает, которых не уважает, но боится. Опытный человек хотел, подобно старому воину, одним ударом меча поразить обоих борцов и показать народу, что Писание имеет именно тот смысл, какой ему угодно. Пусть же соблаговолит он послать к нам свою речь и не укорами, но вразумлением исправить наше болтанье. Тогда он поймет, что иное дело площадь, а иное дело — кабинет, иное дело рассуждать о догматах Божественного закона среди веретен и корзин девиц, а иное дело— среди ученых мужей. Теперь он свободно и бесстыдно разглашает в народе обо мне, что я осуждаю браки, и сильно ораторствует против меня и, среди беременных женщин, крика младенцев и брачных постелей, умалчивает о том, что говорит Апостол, лишь бы только возбудить ко мне ненависть. А когда он примется писать, столкнется со мной нога с ногой и будет или сам предлагать нечто от Писаний, или выслушивать, что я буду предлагать, — тогда–то он вспотеет, тогда–то пораздумает. Прочь Эпикур, дальше Аристипп, свинопасы не придут, свинья не захрюкает.

И мы, отче, не слабою рукою мечемСтрелы и железо, и из нашей раныСтруится кровь.Энеида, 12

Если же мой противник не хочет писать, а думает отделаться только ругательствами, то пусть из–за стольких земель, рек, народов, разделяющих нас, услышит, по крайней мере, эхо моего голоса: «Не осуждаю брака, не осуждаю супружества». И чтобы мой противник крепче удержал мою мысль, прибавлю: я хочу, чтобы все те, которые, быть может, страха ради нощного не могут спать одни, вступали всупружество.

К Непоциану. Об образе жизни клириков и монахов

Дорогой мой Непоциан, в своих идущих изза моря письмах ты просишь меня, и часто просишь, вкратце изложить тебе правила жизни, как должен идти правым путем Христовым, не увлекаясь различными порочными приманками, тот, кто, оставив службу мира этого, стал или монахом, или клириком. Когда я был еще юношей, можно сказать, почти отроком и среди суровой пустыни обуздывал первые порывы страстного возраста, тогда я писал к деду твоему св. Илиодору увещательное письмо, полное слез и жалоб, чтобы он мог видеть взволнованное положение души своего товарища, оставшегося в уединении. Но в том письме по молодости лет я выражался без надлежащей серьезности, риторика была свежа в памяти, и коечто я разукрасил схоластическими цветами. А теперь голова моя уже бела, лицо исчерчено морщинами, подбородок отвис, как у быков, и «кругом предсердий льется уже холодная кровь» (Вергилий. «Георгики», 22); ив другом месте тот же поэт говорил: «Все уносит время, уносит даже бодрость духа». И немного спустя: «Теперь забыто мною столько песней, и даже самый голос Maerin оставляет меня» (Вергилий. «Буколики», 8).

Но чтобы не показалось, что я привожу свидетельства только из языческой литературы, узнай тайны Божественных книг. Давид, когда–то воинственный муж, достигнув 70 лет, от хлада старости не мог согреться. Во всех пределах Израиля ищут девицу Ависагу Сунамитянку, чтобы она спала с царем и согревала старческое тело (см.: 3 Цар. гл. 1). Если будешь смотреть только на мертвую букву, то не покажется ли тебе, что это или шутовская выдумка, или аттеланская комедия. Окоченевший старик закутывается одеждами и может согреться не иначе, как только в объятиях отроковицы. Жива была еще Вирсавия, жива Авигея и прочие жены Давида и наложницы, о которых упоминает Писание. Все отвергаются, как холодные; в объятиях одной только отроковицы согревается ветхий старик. Авраам был гораздо старше Давида и, однако же, при жизни Сарры не искал иной супруги. Исаак был вдвое старше Давида и никогда не зяб со своей уже старой Ревеккой. Не говорю уже о древних допотопных мужах, которые проживали 900 лет и, имея не только старческие, но почти уже разлагавшиеся члены, не искали объятий отроковиц. И Моисей, вождь израильского народа, прожив 120 лет, не променял Сепфору на другую.

Что же это за Сунамитянка, женщина и девица столь пламенная, что согревала охладевшего, столь святая, что в согреваемом не возбуждала похоти? Пусть мудрейший Соломон разъяснит нам утехи своего отца, пусть муж мирный расскажет об объятиях воина. Приобретай мудрость, приобретай разум; не забывай этого, и не уклоняйся от слов уст моих. Не оставляй ее, и она будет охранять тебя; люби ее, и она будет оберегать тебя. Главное — мудрость: приобретай мудрость, и всем имением твоим приобретай разум. Высоко цени ее, и она возвысит тебя; она прославит тебя, если ты прилепишься к ней; возложит на голову твою прекрасный венок, доставит тебе великолепный венец. (Притч. 4, 5–9).

Все телесные добродетели изменяют старикам: возрастает одна только мудрость, все остальное слабеет; посты, бодрствование, милостыни, лежания на земле, путешествия, принятие странников, защищение бедных, постоянство в молитве, неутомимость, посещение больных, рукоделие для раздаяния милостыни — кратко сказать, все, что совершается с помощью тела, с ослаблением тела — уменьшается. Я не говорю, чтобы юноши и люди зрелого возраста, которые трудом и горячим усердием, святостью жизни и частой молитвой к Господу Иисусу достигли знания, не говорю, что такие люди скудны мудростью, которой недостает и у большей части стариков, но я хочу сказать, что юность воздвигает сильную телесную борьбу, и среди порочных увлечений и плотских восстаний, как бы среди зеленых деревьев, огонь духа не может разгореться и явиться во всем своем блеске. А старость тех людей, которые юность свою провели в честных занятиях и в законе Господнем поучались день и ночь, старость таких людей слетами бывает ученее, в жизни опытнее, стечением времени мудрее и производит сладчайшие плоды старческих учений. Поэтому и греческий мудрец Фемистокл, говорят, когда, прожив 107 лет, заметил приближение смерти, сказал, что ему жаль расставаться с жизнью в то время, когда он только что начал быть умным. Платон умер на 81–м году, занимаясь литературой. И Сократ провел 99лет в научных и литературных трудах. Не говорю о прочих философах: Пифагоре, Демокрите, Ксенократе, Зеноне и Клеанте, которые уже в преклонных летах прославились мудростью. Обращаюсь к поэтам — Гомеру, Гесиоду, Симониду, Стезихору, которые в глубокой старости и при приближении смерти пропели свою лебединую песнь, превзойдя самих себя. Софокл, когда по причине глубокой старости и нерадения о домашних делах был обвиняем собственными сыновьями в сумасшествии, то прочел перед судьями только что написанную им трагедию «Эдип» и представил такое блестящее доказательство мудрости в дряхлом возрасте, что трибунал строгих судей превратил в театр рукоплескающих. Не удивительно, что и Катон, бывший цензор, красноречивейший римлянин, уже в старости не постыдился изучать греческий язык и не отчаялся в успехе. Не без основания и Гомер говорит, что с языка Нестора, старца уже дряхлого, текла речь, слаще меда. Тайна самого имени (отроковицы Давидовой) Ависаги — Abisag— означает широту старческой мудрости. Ибо слово Abisag значит «отец мой преизобильный» или «отца моего вопль». Глагол superfluo (избыточествовать, быть лишним) имеет двоякое значение; здесь берется в лучшем смысле и означает добродетель, умножающую в старцах и их обильную и плодотворную мудрость. Аиногда слово superfluous значит как бы ненужный. Если же принять Abisag во втором значении, то слово rugitus (вопль) означает собственно шум морских волн и, так сказать, исходящее из моря содрогание. Это значит, что в старцах обитает могучий гром Божественной речи, превосходящей человеческий голос. А слово сунамитянка на нашем языке значит пурпуровая, багряная; этим означается и теплота мудрости, и горение в Божественном чтении: указывается и на Таинство Господней Крови, и на жар мудрости. Поэтому и в книге Бытия (38, 27–30) бабка навязала пурпур на руку Фареса, который от того, что разделил преграждение, заранее отделявшее два народа, получил имя Phares, то есть разделитель. И блудница Раав во образ Церкви свесила в окно нить, содержащую тайну крови, чтобы при погибели Иерихона спасся дом ее. Поэтому и в другом месте Писание о святых мужах говорит так: Сии суть… иже приидоша от теплоты дому отца Рихавля (1 Пар. 2, 55). И Господь наш в Евангелии говорит: Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! (Лк. 12, 49). Этот огонь, возгоревшись в сердцах учеников, побуждал их говорить: Не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание? (Лк. 24, 32).