Десант на Эльтиген - Василий Гладков

Затихла наша высота.

Немецкие автоматчики, должно быть, посчитали, что кончено с ее защитниками. Идут в рост.

Диск заменен. Отирая кровь, заливавшую глаза, пулеметчик повел огонь. Из окопа, где лежал Фуников, полетела граната. Но слабая уже была рука у Сергея, и граната разорвалась, не причинив урона врагу. Приготовил я свою РГД. Нас двое осталось на высоте. Подал пулеметчику новый диск и вдруг услышал за спиной крик «ура». Наши подымались на высоту от поселка. Впереди спешил замполит полка…"

Вот почему назвали десантники эту голую сопочку "высотой Толстова" (позже за ней укрепилось в дивизии название "Высота отважных"). Отдавать ее нельзя. Это была бы погибель всего отряда на северном участке, Ковешников чувствовал по шуму боя, что там назревает кризис. Он хотел сам вести туда всех, кого можно было собрать около КП, но Мовшович его остановил:

— Ты должен остаться на КП. Руководи боем. Я пойду…

Замполит созвал связистов, саперов и бросился с ними к высоте. Выскочив на вершину, он увидел Толстова. Размахнувшись, сержант метнул гранату. Замполит послал следом вторую. Комсорг полка лейтенант Алексеев лег за пулемет. Высота жила, боролась. С ее вершины Мовшович увидел автоколонну, ползшую по дороге от Камыш-Буруна. Головные машины останавливались метрах в шестистах от подножия высоты. Выскакивали солдаты, принимая боевой порядок. Замполит послал донесение на КП, приписав: "Остаюсь для отражения атаки".

Командир минометной роты Цикаридзе нещадно ругал сержанта Костецкого, у которого, при высадке заблудился солдат с плитой. Его еле разыскали. Пять 82-миллиметровых минометов были установлены и своим огнем накрыли первый отряд немецкой портовой команды, подошедшей из Камыш-Буруна. Грузовики горели. Падали и разбегались вражеские солдаты, а с северных сопок, от берега, то скрываясь в дыму разрывов, то появляясь между фонтанами взвихренной земли, бежали к высоте бойцы морской пехоты Белякова, вызванные на поддержку группы замполита полка.

А ведь у самого Белякова тоже шел тяжелый бой. Взвод лейтенанта Алексея Шумского далеко вырвался вперед и захватил высоту 47,7. Враг перешел в атаку, стал окружать высоту. Лейтенант обратился к бойцам:

— Отбитое у врага моряки не сдают! Стоять насмерть!

Кольцо вокруг высоты сжималось все теснее. У моряков кончились боеприпасы. Их было восемнадцать, и каждый ранен.

Вдруг на высоте грянула песня: "Наверх вы, товарищи, все по местам! Последний парад наступает!" И с этой песней они ушли в бессмертие. На высоте лежало восемнадцать погибших героев, а вокруг — десятки вражеских трупов.

В отряде первого эшелона находился журналист майор С. А. Борзенко. Тогда он служил корреспондентом в нашей армейской газете. Сейчас полковник Сергей Александрович Борзенко работает в «Правде». Его свидетельство пусть завершит общую картину штурма и обороны Эльтигена 1 ноября:

"Отвечаю на письмо, в котором Вы просите, товарищ генерал, поделиться для Вашей книги впечатлениями о первых часах высадки десанта на крымское побережье. Прибыв в Тамань с заданием редакции, я должен был, конечно, явиться к Вам. Но, памятуя злополучную историю с Анапой, не решился и пошел прямо в батальон морской пехоты, который придавался тридцать девятому полку. Батальон только что прибыл в нашу армию, никого я не знал в нем, в меня тоже никто не знал. Комбат капитан-лейтенант Н. А. Беляков встретил корреспондента скептически. Впрочем, ему было не до меня. Я был уверен, что доберусь с моряками до Крыма, но как передам корреспонденцию? Решил взять связного тихого, скромного матроса Ивана Сидоренко, уроженца Сталинграда. С ним я провел весь вечер. Сидоренко лежал на плащ-палатке и вполголоса пел. Мысли его были за тридевять земель, на Волге.

В 22.00 батальон в кромешной тьме отправился к разбитым таманским причалам. Противник изредка обстреливал их из дальнобойных орудий. Пламя разрывов было единственным освещением, помогавшим людям найти расписанные для них суда и погрузить пулеметы и боеприпасы. Я должен был сесть на мотобот № 10. Командир его, старшина 1-й статьи Елизаров, обещал доставить десантников на берег сухими. Мотобот — тихоходное, изрядно потрепанное суденышко, но зато плоскодонное. Находясь на нем, подвергаешься меньшему риску сесть на мель или застрять на каком-нибудь баре — песчаной косе".

С этого мотобота Борзенко и высадился вместе с первыми десантниками морской пехоты.

"…Бойцы падали на песок перед колючей проволокой. Вокруг рвались снаряды. Луч прожектора осветил нас. Моряки увидели мои погоны — я был среди них старший по званию, — крикнули:

— Что делать дальше, товарищ майор?

— Саперы, ко мне!

Как из-под земли появилось шесть саперов.

— Резать проволоку.

— Подорвемся, мины…

Но я и сам знал, что к каждой нитке подвязаны толовые заряды. Чуть дернешь — и сразу взрыв.

— Черт с ними. Если взорвемся, то вместе.

Присутствие офицера ободрило саперов, никто из них, конечно, не знал, что я — корреспондент. Прошло несколько томительно длинных минут — проход был сделан. Теперь кому-то надо было рвануться, увлечь всех за собой. Это было трудно сделать. Лежа перед проволокой, можно на пять минут прожить дольше. В упор прямой наводкой била пушка. Рядом я узнал Цибизова, командира роты автоматчиков. Слышал, как замполит батальона Н. В. Рыбаков посылал кого-то заткнуть пушке глотку.

Вдруг я увидел девушку. Она поднялась во весь рост и рванулась в проход между проволокой:

— Вперед!

Какой моряк мог допустить, чтобы девушка была впереди него в атаке? Будто ветер поднял людей. Но несколько человек все-таки взорвались на минах. Все бежали вперед, пробиваясь через огненную метель трассирующих пуль. На берегу свирепствовал ураган железа и огня. Люди глохли, из горла и ушей шла кровь.

С мыса ударил луч прожектора, осветил дорогу, вишневые деревья, каменные домики поселка. Оттуда строчили пулеметы и автоматы. У нас почему-то никто не стрелял.

— Огонь! — закричал я не своим голосом. Затрещали наши автоматы.

— За Родину! — кричали моряки, врываясь в поселок и забрасывая гранатами дома, в которых засели гитлеровцы. Победный клич, подхваченный всеми бойцами, поражал оккупантов так же, как огонь. Бой шел на улицах и во дворах. Светало, и я увидел пехоту, сражавшуюся левее нас.

— Вперед, на высоты! — сорвавшимся голосом кричал человек, в котором я узнал командира стрелкового батальона Петра Жукова.

Высоты, при свете ракет казавшиеся у самого моря, на самом деде были за поселком, метрах в трехстах от берега. Пехота устремилась туда. И тут я вспомнил, что я — корреспондент, что моя задача написать 50 строк в номер. Вся армия, все 150 тысяч человек должны перебираться через пролив, и им интересно знать, как это происходит. Я вбежал в первый попавшийся дом. На столе стояли недопитые бутылки вина. Отодвинул их и в несколько минут написал первую корреспонденцию. В ней упомянул офицеров Петра Декайло, Платона Цикаридзе, Ивана Цибизова, Петра Жукова, Дмитрия Тулинова, Николая Мельникова, которые храбро дрались в момент высадки. Завернув корреспонденцию в противоипритную накидку, чтобы она не промокла в воде, я отдал ее связному и приказал бежать на берег, садиться в первый отходящий мотобот и отправляться в Тамань".

Узнав, что большинство судов не смогло пристать и вернулось на Тамань, замполит батальона Н. В. Рыбаков, высадившийся раньше комбата, решил занять оборону, благо поблизости оказались прошлогодние окопы и глубокий противотанковый ров. В это время самолет сбросил вымпел. В полотнище была завернута записка командарма — он запрашивал обстановку.

К девяти утра из Камыш-Буруна гитлеровцы подвезли автоматчиков на 17 автомашинах и пошли, в атаку на узком участке роты капитана Андрея Мирошника. Вся передняя линия кипела от минометных и артиллерийских разрывов. Жужжали осколки, скашивая бурьян. Азарт боя был настолько велик, что серьезно раненные ограничивались перевязками и продолжали сражаться. Солдат Петр Зноба, раненный в грудь, убил восемь фашистов и сказал, что скорее умрет, чем покинет товарищей.

Потеряв много солдат убитыми и не подбирая трупы, враг отошел на исходный рубеж. Через час туда подошли 12 танков и 7 «фердинандов». Не задерживаясь, они двинулись в атаку. В полный рост шли автоматчики. Гитлеровцы наступали в стык между морским батальоном и батальоном Жукова. Их было в два раза больше, чем наших. Это происходило в одиннадцатом часу утра. Одновременно выстрелили две 45-миллиметровые пушки нашего десанта. Передний вражеский танк помчался в сторону, стараясь сбить разгоревшееся на нем пламя. Его подбил наводчик Кидацкий. «Фердинанд» разбил пушку героя. Второе орудие тоже замолкло. Уцелевшие артиллеристы взялись за винтовки.

Бой с танками вели и стрелки. На младшего сержанта Михаила Хряпа и солдата Степана Рубанова, сидевших в одном окопе, шли четыре танка. Бойцы пропустили их через окоп и автоматным огнем уложили пехоту, следовавшую за танками. Если бы Хряп и Рубанов не выдержали, побежали, их наверняка убили бы, но они сражались и вышли победителями.