Штормовое предупреждение - Джек Хиггинс

— Теперь все будет в порядке.

Он улыбнулся:

— Вы готовите так же хорошо, док?

— Когда есть время.

Внезапно усилие держать улыбку оказалось слишком непосильным, она повернулась и быстро вышла в коридор. Каллаген прав. Ей необходима чашечка чая, очень сильно необходима. И часов пятнадцать сна потом — но это, конечно, совершенно невозможно.

Она смотрела вдоль коридора, когда занавеска одной клетушки отодвинулась и появилась молодая сиделка. Она, очевидно, была в панике, руки в крови. Дико озираясь, она заметила Джанет и позвала ее беззвучно, потому что в этот момент достаточно близко упала еще одна тяжелая бомба, сотрясая стены и осыпая штукатурку с потолка.

Джанет схватила ее за плечи:

— Что случилось?

Девушка попыталась заговорить, судорожно указывая на клетушку, но упала еще бомба, и Джанет, отодвинув ее в сторону, вошла. Женщина, лежавшая на мягком операционном столе, накрытая простыней, очевидно, находилась в разгаре родов. Склонившийся к ней молодой человек был в порванной и пыльной форме капрала коммандос.

— Кто вы? — Усталость исчезла, словно ее и не бывало.

— Ее муж, мисс. Она рожает. — Она дернула Джанет за рукав — Ради бога, сделайте что-нибудь.

Джанет откинула простыню:

— Когда она начала?

— С полчаса, может, немного больше. Мы были на Хай-стрит, когда включились сирены, поэтому мы зашли на станцию метро Боро. Когда ей стало плохо, я подумала, что лучше пройти в госпиталь, но снаружи был ад. Бомбы засыпали весь район.

Еще одна упала очень близко к госпиталю и следом другая. На мгновение лампы выключились. Женщина на столе кричала от боли и страха. Когда включился свет, ее глаза чуть не вылезали из орбит, она пыталась сесть.

Джанет толкнула ее назад и повернулась к молодой сиделке:

— Вы знаете, что роды идут не так, как надо?

— Я не уверена — ответила девушка. — Я только стажер. — Она взглянула на руки. — Было много крови.

Молодой коммандос дернул Джанет за рукав:

— Как идут роды? Что будет дальше?

— Ребенок обычно появляется головой вперед — спокойно сказала Джанет. — Здесь у нас обратное положение. Это значит, что он появляется спиной.

— Вы справитесь?

— Думаю, да, но мы потеряли много времени. Я хочу, чтобы вы остались с женой, держали ее за руку и говорили с ней. Говорите все, что хотите, только не останавливайтесь.

— Позвать сестру Джонсон? — спросила молодая сиделка.

— Нет времени — ответила Джанет. — Вы нужны здесь.

Бомбы теперь падали все время и от их разрывов разразилась паника среди толпы, ожидавшей в приемном покое. Джанет сделала глубокий вдох, пытаясь игнорировать мир кошмара снаружи и сконцентрироваться на предстоящей задаче.

Первой проблемой было высвободить ножки. Она осторожно зондировала внутри, пока ей удалось пропустить палец под одной из коленочек ребенка. Ножка немедленно согнулась и так же сделала вторая, когда она повторила манипуляцию.

Женщина закричала и Джанет сказала мужу:

— Говорите, чтобы она тужилась. Сильно.

Через мгновение ножки высвободились. Она протянула руки молодой сиделке, чтобы та стерла кровь, потом схватила за ножки и крепко тянула, пока не появились плечики.

Теперь надо было заняться ручками. Она поворачивала ребенка влево, пока не согнулось плечико, просунула палец под локоток и высвободила левую ручку. Бомбы все падали, но уже дальше, и она повторила все с правой рукой.

Снаружи доносился ужасный шум, люди бегали взад-вперед по коридору, пахло гарью. Она прошептала молодой сиделке:

— Пока все хорошо. Теперь голову.

Она положила правую руку под ребенка и сунула указательный палец в его ротик, потом попробовала, хорошо ли уцепилась левой рукой за плечи, и начала тянуть. Медленно, очень медленно, но требовалась такая значительная сила, что пот выступил на лбу.

Наконец, головка освободилась и была в ее руках. Но было очевидно, что ребенок не дышит, все его тельце было цвета глубокого пурпура.

— Вату, быстро.

Молодая сиделка передала вату и Джанет очистила рот и ноздри.

— Теперь сходите за сестрой Джанет, если она не занята, или за Каллагеном. Кого-нибудь, только быстрее.

Девушка выбежала, а Джанет начала дуть в крошечный ротик. Совершенно неожиданно ребенок вздрогнул, сделал громкий вздох и начал кричать.

Джанет подняла глаза и увидела, что молодой коммандос дикими глазами уставился на нее.

— Девочка — сказала она, — если вам интересно.

Его жена задушенно застонала и потеряла сознание. В это мгновение занавеска откинулась и вбежала сестра Джонсон. Джанет вручила ребенке ей.

— Это вам, сестра — сказала она. — Я займусь матерью — и она локтем отодвинула молодого коммандос с дороги и склонилась над его женой.

Когда бомбежка кончилась, было уже поздно. Она вышла на крыльцо, выкурить сигарету и усталость снова охватила ее.

— О боже — кротко сказала она. — Когда-нибудь кончится эта война?

По ту сторону Темзы возле Вестминстера горели пожары и кислый запах дыма наполнял воздух. Сзади резко распахнулась черная светонепроницаемая занавеска и появился Каллаген с американским офицером в плаще и в фуражке с козырьком.

— О, вот вы где, доктор — сказал Каллаген. — Все обежал из-за вас. Этот джентльмен хочет с вами поговорить.

— Полковник Брисингем, мэм. — Он четко отсалютовал.

Каллаген удалился, оставив их одних на тускло освещенном крыльце.

— Что я могу сделать для вас, полковник? — спросила Джанет.

— Генерал Эйзенхауэр хотел бы поговорить с вами, мэм, если вы уделите ему несколько минут вашего времени.

Он выговаривал слова степенно и вежливо, но Джанет казалось, что крыльцо очень медленно колышется. Она пошатнулась на полковника и тот подхватил ее.

— С вами все в порядке?

— Слишком долгий день. — Она глубоко вдохнула воздух — Где генерал?

— Прямо через двор, мэм, в штабной машине. Следуйте за мной. Боюсь, что у нас мало времени. Он должен вернуться в Париж к завтрашнему утру.

Машина стояла в углу возле главных ворот. Она увидела окружавшие ее джипы, каски военной полиции. Брисингем открыл заднюю дверь.

— Доктор Манро, генерал.

Джанет помедлила, потом забралась внутрь и Брисингем закрыл дверь. В слабом свете пульта она могла составить лишь общее впечатление. Он был во френче и в фуражке, она плохо различала лицо, если не считать блеска зубов в неподражаемой улыбке.

— Вы удивитесь, если я скажу, что чувствую, словно знаю вас? — спросил Эйзенхауэр.

Она нахмурилась, потом нашла решение:

— Дядя Кэри?

Он усмехнулся:

— Мы все время говорили о вас за кофе в штабе, когда вместе набрасывали план Оверлорд. Но я знал его задолго до того. Панама, тысяча девятьсот двадцать второй — двадцать третий. Я был майором, а он, как я помню, лейтенант-коммандером с репутацией человека, которым трудно управлять.

— Он не изменился.

— Ни в малейшей степени. — Он сделал паузу. — Например, когда он тонул на норвежском эсминце в день-Д. Он вообще не должен был быть там. Прямое нарушение собственных приказов.

— Что стоило ему глаза и половины руки.

— Знаю. Скажите: это местечко Фада — шотландский остров, где он сейчас находится — что он там делает?

— Оттуда происходит семья его матери. Прямо перед войной он получил коттедж в наследство от кузена. Он хотел где-то спрятаться на время, и мне кажется, ему там хорошо. Это странное место.

— Думаете, он там что-то ищет?

— Наверное.

Генерал кивнул:

— Знаете, он пытается вернуться в строй?

— Нет, но это меня не удивляет.

— И меня. В его возрасте он не может изменить свою природу за один день, но это просто невозможно, вы должны понимать. Один глаз, недействующая рука. Он отдал все, что мог…

— Кроме жизни.

— Черт побери! — сказал Эйзенхауэр. — Военно-морской департамент не желает шевелиться. Они хотят, чтобы он немедленно ушел в отставку.

— А вы?

Он тяжело вздохнул:

— Он прислал мне личное письмо через молодого морского офицера в отпуске. Удачно, что я оказался сегодня в Лондоне.

— Он просит вас о помощи? Кэри Рив? — Она улыбнулась. — Ну, генерал, это действительно кое-что.

— Та же мысль возникла и у меня — сказал Эйзенхауэр.

— И вы можете помочь?

— У меня есть для него работа в Париже, начиная с первого октября. Заместитель директора в штабе координации материального и кадрового снабжения.

— Работа за столом?

Джанет покачала головой:

— Этого он избегает.

— Старые дни миновали. Если он хочет работу, для него есть одна. Иначе — погост. Он должен понимать.

— Захочет ли он? — мягко сказала она, словно самой себе.

Эйзенхауэр сказал:

— Подумайте, есть ли у вас возможность взять несколько дней отпуска, съездить и повидать его?

Она задумалась.

— Думаю, да. За последние полгода у меня был только один выходной.