Звезды на дисплеях - Владимир Подольский

Он застонал, сфокусировал глаза и уставился на меня непонимающе.

— Вася, — констатировал Серёга — ты пришёл, или мне снится?

— Пришёл, пришёл... Говори, что хочешь, есть, пить, сегодня день исполнения желаний! — бодро заявил я, хотя при виде его измученного лица у меня слёзы навернулись на глаза.

— Домой, к маме, — пошутил шёпотом Серый — связи нет? воздух принёс?

— Связи нет, воздух принёс. А сейчас я тебе вколю антишок и летаргин, чтобы ты не трепыхался, когда я тебя понесу.

— Антишок...Ты, Вася, делай, что знаешь, я что-то плохо соображаю. Но, может, лучше, ты иди один, а? Я тут полежу, а ты помощь пришлёшь...

— Нет, Серёжа, пойдём вместе, у тебя воздух в скафандре на нуле, ты даже на летаргине долго не протянешь. А баллон у меня один. Да всё это ерунда. Не смогу я тебя оставить!

Хорошая вещь — летаргин! Вкалываешь и спишь без сновидений суток семь — десять. Потребление кислорода снижается в десять раз, температура тела падает на десять градусов. Хоть по почте тебя посылай! И, говорят, без побочных эффектов, только потом голова три дня раскалывается. Но это хорошая плата за спасение. А может, вколоть и себе, лечь рядом и спать?

Конечно, спасут. Только с мечтой о космосе предстоит, видимо, попрощаться. Я не исчерпал ещё всех шансов, рано мне летаргин колоть.

Серёга опять закатил глаза, я набрал на клавиатуре его "Доспеха" команды. Есть, инъекции сделаны. Закрыть шлем, убавить климатизатор скафа и осторожненько вытащить Серёжу на "свежий воздух". И вытаскиваю Серёжин рюкзак.

Подзаряжаю Серёгин скафандр: ему под летаргином надолго хватит. Подзаряжаю и свой, под завязку. В баллоне ещё 70% смеси, бросать нельзя. Выкидываю всё из своего рюкзака, одеваю его, выкидываю всё из Серёгиного рюкзака, кладу туда аварийный передатчик. Надеваю рюкзак на Серёгу, регулирую лямки, залезаю в них. Нагибаюсь за баллоном, засовываю его на привычное место.

Конь взнуздан, всадник в седле. Пора скакать! Нет, не пора, ноги всадника волочатся по грунту. У, долговязый! Роняю баллон, регулирую лямки, Серёгины коленки подвязываю к поясу своего скафандра. Баллон на место и вперёд.

Честно говоря, я хорошо помню только первые два часа. Я иду так, чтобы моя тень была прямо перед глазами. Это главное. Моя рация сканирует диапазон, периодически натыкаясь на автоматический "мэйдэй" Серёжиной рации. Да ещё у него в рюкзаке вещает "аварийка", неизвестно на какой частоте. Ходячий радиоцентр, да и только! И никто не отвечает... Идти с каждым километром всё трудней, неужели всё напрасно?

Потом мне делается всё равно, я только помню, что должен идти. Пот застилает глаза, вместо одной тени впереди появляются две, и я выбираю курс между ними. Вдруг становится легко, я этому отстранено радуюсь, пока не оказывается, что я потерял баллон. Возвращаюсь. Спотыкаюсь о баллон, его не видно, прямо в глаза светит солнце. Баллон в лямки и на прежний курс.

Кажется, я терял сознание, нет, не сознание, что-то другое, поскольку, когда прихожу в себя, то нахожусь на прежнем курсе. Мозг отключается по частям: ответственная за направление бдит, другие отдыхают. Перед глазами снова мигает короткая красная полоска. Ага, это отдых! Воздуха осталось на несколько минут. Остановиться, баллон на почву, штуцер, клапан. Руки делают всё сами, а я, кажется, в это время сплю. Сколько я проспал, сидя на коленках не знаю. Просыпаюсь бодрым и полным сил. Что-то сигналит дисплей... как не полная заправка? Похоже, я заправляюсь уже не первый раз, а про предыдущие просто забыл. Ничего, и несколько часов жизни тоже не плохо.

Поднимаю баллон, пристраиваю его на лямки и... бросаю. Он пуст, зачем его тащить. Глупо радуюсь такому облегчению. Машинально подтягиваю лямки и вперёд, тень должна быть впереди! Скоро, или не скоро, впереди оказывается пологий подъём. То, что мне нужно! Взбираюсь на гору, силы быстро улетучиваются. Где-нибудь, тут в тенёчке и заляжем. Ползу на четвереньках. Вершина.

Опа! В наушниках ясно и чётко разговаривают, правда не по-русски, но это не важно: главное рация наткнулась на действующий канал. Что-то ору по-русски и, надеюсь, по-английски. В ответ встревожено, вроде, на фарси или турецком, потом на ломанном русском:

— Ми слышать, кто вы, что случается?

Что-то объясняю, что говорю, точно не помню. В ответ:

— Держитесь, мы визывали ваша База, они уже летают!

И через мгновение уже без всякого акцента:

— Серёжа, мы пеленгуем твою аварийку, слышишь меня?

— Это курсант Кондратенко, Сергей тоже со мной, ему нужен врач. У него перелом голени, я вколол ему летаргин.

— Ты как себя чувствуешь, Вася? Как ты сюда попал? — озабоченный голос сержанта.

Я отвечаю:

— Отлично, гсдин сержант! Пришёл... — И наверно теряю сознание.

Пришёл в себя я только через несколько дней в санчасти училища на Земле. Надо мной склонилась улыбающаяся Серёжина физия и спросила:

— Живой, скелетина?

— Чего это я, скелетина? — спросил я и попытался приподняться.

Поверхностный осмотр своего тела заставил меня согласиться с этим определением. Похоже, у меня в организме не осталось ни капли жира. Из обеих моих рук торчали иголки систем.

— А ты то, как? Ходить будешь? Или, только под себя?

— Уже хожу, вовремя ты меня вытащил. Врач сказал, ещё чуть-чуть и началась бы гангрена, — Серёга продемонстрировал ногу в аппарате Илизарова, — сначала хотели комиссовать, но мы с сержантом упросили главврача. Сержант особенно напирал, дескать, столько денег на меня потрачено, лучше уж пускай хромой пилот получится, чем хромой подметала. А тебя, мне писарь шепнул, представили к медали "За спасение в космосе".

Мы посмеялись, и я вспомнил про базу репторов и про свой трофей, машинально пощупал грудь — медаль, а скорее медальон, был на месте под больничной пижамкой, рядом с жетоном.

— Слушай, Серый, а я ничего тут не рассказывал?

— Чего ты только не рассказывал в бреду, какие-то пришельцы и динозавры за тобой гонялись, заслушаешься!

— Серёжа, ты не обижайся, я тебе позже всё подробно расскажу, а теперь позови мне генерала.

— Вась, ты головой не сильно стукался? Так-таки, и сразу тебе генерала?

— Ну... да. Генерала сразу, это очень круто, сержанта позови.

Серёжа покачал в сомнении головой и уковылял на костылях.

Сначала вместо сержанта или генерала пришла медсестра, а сразу за ней и жизнерадостный молодой доктор. Он долго расспрашивал меня о самочувствии, мял живот и мышцы, и в ответ на мои настойчивые просьбы вытащил из рук иголки и разрешил вставать. Так что, с сержантом я встретился уже по дороге из туалета, когда шёл в палату, придерживаясь за стеночку. С ним был и Сергей. Я посмотрел ему в глаза, он понимающе кивнул и оставил нас одних.

Сержант смотрел на меня как на выходца с того света и молчал, что было ему не свойственно. Пришлось начать первым:

— Господин сержант, а нам с Сергеем зачёт засчитали?

— Вы только затем меня и вызвали, господин курсант? Ради этого вызова я бросил группу в классе, только чтобы навестить умирающего Они там якобы самоподготовкой занимаются, а на самом деле бездельничают и в игрушки режутся. А я тут с вами треплюсь! Но если вы ещё не умираете, то разрешите мне удалиться к закреплённой группе?

Таким сержант мне нравился больше, таким он был привычнее, что ли?

— Нет, не разрешаю, господин сержант-наставник! — ответил я, а сержант выпучил свои глаза и стал набирать воздух. — У меня есть важное сообщение для руководства и мне нужен ваш совет.

Воздух из лёгких сержанта вышел почти беззвучно, и я вкратце рассказал ему всё. Только про медальон не упомянул.

— А вы уверены, курсант Кондратенко, что это всё вам не привиделось в бреду?

— Более чем, господин сержант! Посмотрите снимки в памяти моего "Доспеха" и решите сами.

На следующий день сержант пришёл вместе с генералом...

— Сынок, ты сам-то понимаешь, что ты обнаружил? — спросил на прощанье генерал, собрав со столика распечатки снимков и выходя из палаты с листком бумаги, на котором я изобразил план местности с лестницей и входом в базу репторов. И отдельно примерный план базы.

— Так точно! — ответил я по уставу ему вслед.

Хотя, конечно я этого точно не знал, но в армии положено отвечать именно так.

А через несколько минут нас с Серёгой арестовали. Просто зашли в палату два незнакомых офицера и приказали собираться. Я запротестовал:

— А Серёгу-то за что? Он ничего не знает!

— Чего я не знаю, Вась?

Однако, один офицер пресёк разговоры: "Молчать!", а второй помог Серёге накинуть шинель. В коридоре никого не было, только выглянула из дежурки медсестра, но ничего не сказала, как будто это обычное дело — пациентов арестовывают.

Нам не одевали наручников, зачем? Один на костылях, а другого от ветра шатает. Посадили в генеральскую машину, а не в какой-нибудь воронок. Впрочем, отвезли и не на гауптвахту или в тюрьму, а в нечто вроде загородного дома отдыха. Где он находился, я так и не узнал, водитель затонировал стёкла до предела и поднял перегородку, отделяющую его от салона.