В сладостном плену - Блэйн Андерсен

— Во-первых, как ты уже знаешь, Торгун. Кроме того, принц Трандбергена. Сын Харальда и брат конунга Хаакона.

— Конунга?

— Ну да, по вашему — короля. Я его единственный брат.

Хотя она и дала себе зарок не удивляться ничему, что исходило от этого человека, такие откровения о своем происхождении явились для нее полной неожиданностью. В своей грубой одежде и с такими манерами в нем не было заметно ничего королевского, хотя, правду сказать, она не знала, что означает это слово применительно к скандинавам.

Она никогда не видела и собственного короля Этельреда. И все же, если опять говорить о манерах и одежде, то Торгун казался слишком заурядным, а его теперешние занятия ну никак не вязались с тем, что в ледяных жилах этого воина, оказывается, течет голубая кровь. Если и было что-то королевское в стоящем перед ней пирате, так это, нехотя призналась она себе, его дьявольски красивое лицо. Надо сказать, что ее ужасно беспокоило, что она действительно считала его красивым.

Она была уверена в этом с того момента, когда он снял свой серебряный шлем, полностью открыв ее взору свою львиную голову, белокурую гриву волос и волевые, угловатые черты лица. Бретана просто вынуждена была признать, что такого привлекательного мужчину она в своей жизни еще не встречала, особенно если сравнивать его с коротышкой Эдуардом с его маленькими поросячьими глазками, не говоря уже о других поклонниках, которых разогнал ее отчим.

В общем-то, ничего странного не было в том, что такой жестокосердный человек так дьявольски красив. Важно было помнить только о том, что Торгун — это разбойник и ее похититель.

— Так ты королевского рода? — Она и не пыталась скрыть прозвучавшее в ее голосе недоверие. — Тот кивнул. — Так, ну тогда пиратство можно считать королевским занятием.

Ничуть не смущенный этим заявлением, Торгуй перестал чистить Локи, полностью обернулся к Бретане и посмотрел ей прямо в глаза.

— Для некоторых это действительно так. Не стану отрицать, что мне приходится возглавлять набеги на ваше побережье. Наша земля — это скалистое и суровое место, так что нам приходится собирать жатву, выращенную другими, иначе не прожить. Но мы занимаемся и торговлей. Это как раз то, чему я в юности научился на Шетландских островах и что в последнее время мне нравится гораздо больше.

— Вот как. Значит, теперь ты торгуешь саксами? — Бретана снова готова была лишиться с трудом обретенного ею самообладания.

— Только одной саксонкой, — ответил Торгуй, которого позабавил такой бесхитростно сделанный Бретаной вывод. — Но не бойся, птичка, ты-то вряд ли попадешь на невольничий рынок. — Хочешь верь, хочешь нет, но это правда.

— Ты безбожник. Тебе неизвестно, что такое правда.

— Ты так думаешь? А ведь в нашей стране много всяких богов.

— Ну да, значит, и правда не одна? — быстро парировала Бретана, молча поздравив себя с таким удачным ответом.

— У моей милой собеседницы такой острый ум. Надеюсь, он не притупится в моем обществе? — насмешливо спросил Торгун.

— Если только тебе это доставит удовольствие.

— В леди Бретане нет ничего, что бы мне не доставляло удовольствия, — тихо ответил ее собеседник и осекся. Он не собирался так льстить ей. Такие комплименты, без сомнения, только укрепили бы ее уверенность в себе и сделали бы ее менее послушной.

Бретана уже слишком хорошо знала о его слабости к ней. Он твердо решил подавить в себе это чувство, однако, несмотря на все усилия сделать это, все время мысленно возвращался к той их первой встрече.

С тех пор он так и не смог отрешиться от воспоминаний о ее обнаженном теле, которое обнимал своими руками. В памяти Торгуна запечатлелись ее глаза, похожие на вправленные в алебастр аметисты, тонкий, слегка вздернутый носик и капризные губки. Под впечатлением всех этих чар он едва удерживался от того, чтобы не переступить черту, которая отделяла его чувство от его же добрых намерений. Помимо своей воли, суровый воин часто ловил себя на том, что пристально смотрит на девушку, когда та прогуливалась в носовой части корабля.

Она понимала значение его пристального взгляда. Вот примерно так же изучал ее и Эдуард, однако в глазах Торгуна при этом не было ничего угрожающего. Бретана была начеку, и тем не менее с каждым днем ей в обществе викинга все больше становилось как-то не по себе.

И вот сейчас, от этой его непрошеной похвалы в ней поднялась новая волна сопротивления.

— Я не нуждаюсь в твоем одобрении, и признательности за нее тоже не испытываю. — Явно прозвучавшая в ее голосе горечь слегка озадачила Торгуна.

— Считай, что я ничего не говорил, — заверил он ее. — Что саксы всегда вот так пренебрежительно относятся к добрым словам?

— Нет, только когда они так явно лицемерны.

— В чем же ты считаешь, я лицемерю? Торгун знал ответ, а Бретана не хотела и дальше накалять обстановку, объясняя ему очевидные вещи.

— Что ты, что Эдуард — как в вас много общего, — прошептала она больше для себя.

— А, это тот Эдуард, который должен был стать твоим мужем, не так ли?

Бретана отвернулась в сторону.

— Да, мой отчим. Мой жених. Вор.

— Да, не очень-то теплое отношение к человеку, за которого ты согласилась выйти замуж, хотя, должен признаться, не так-то он и заботился о твоем благополучии. В самом деле, ведь это он сказал нам, где найти тебя. Как странно…

Разоблачение двуличия Эдуарда в сочетании с оскорблениями Торгуна вызвали у Бретаны новый приступ гнева.

— О нет! — закричала она. — Я уже не нахожу во всем этом ничего странного. Эдуард просто выменял меня на Глендонвик, а потом ты захватил и меня. Как же жестоки мужчины!

Высокая волна тяжело ударила в правый борт судна, отчего оно сильно закачалось. Неожиданно конь Торгуна потерял равновесие и начал быстро сдвигаться вбок, в сторону Бретаны. К счастью, Торгун вовремя уловил опасность. Он бросился вперед, мгновенно схватил девушку на руки и таким образом не дал ее ногам попасть под тяжелые копыта коня. Еще мгновение — и свершилось бы непоправимое.

До тех пор, пока корабль перестало раскачивать, Торгун крепко прижимал Бретану к своей широкой груди, а руки его легко удерживали ее высокую, но такую хрупкую фигуру. В решительный момент он инстинктивно поднял обе ее руки, и теперь они как бы обнимали мощные плечи викинга.

На какое-то мгновение голова девушки сбоку прижалась к нему как раз под его подбородком, и она чувствовала тепло его тела и слышала над собой ровное дыхание молодого мужчины. Вначале это было чувство простой безопасности, но затем, когда он еще продолжал удерживать ее, в ней начало возникать какое-то другое, странное ощущение, в котором смешивалось и головокружительное удовольствие, и возбуждение. От этого ее дыхание участилось, а голова стала как будто воздушной.