Архив графини Д. - Алексей Николаевич Апухтин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вы вчера спросили у жены, откуда у нее это жемчужное ожерелье, которое произвело такой фурор на большом балу, и она ответила, что получила его от бабки. Это неправда. Она купила его в Слободске почти даром (за 3500 р.) у Медяшкиной, приживалки Вашей покойной тетушки. Медяшкина уверяла, что только крайность заставляет ее расстаться с подарком ее благодетельницы, и обязала жену клятвой, что она никому не скажет об этой покупке. Но я не клялся, а потому могу сказать правду.
Как низкопоклонный секретарь, лобзаю подобострастно руку моего нового начальства.
А. М.P. S. Если бы мне теперь посчастливилось еще найти какого-нибудь египтолога, который согласился бы разбирать с женой иероглифы, тогда моя семейная жизнь устроилась бы совсем хорошо.
46. От М. И. Бояровой
(Получ. 2 февраля.)
Вот уже почти две недели, что я тебя не видала, моя милая Китти. Я, конечно, не могу упрекать тебя, потому что знаю, как ты занята выездами и делами Общества, которое под твоим управлением начинает, кажется, приносить пользу. Но все-таки, если ты найдешь свободную минуту и приедешь навестить больную, то это будет настоящее доброе дело. Я все еще очень слаба.
Костю я почти не вижу. Я пробовала последовать твоему совету и в последний раз, что он был у меня, не расспрашивала его ни о чем, не сказала ни одного упрека, стараясь казаться веселой, – ну, и что же? Он уехал, с тех пор прошла неделя, и я не имею о нем никакого известия. Даже в полковом приказе не упоминалось ни разу его имя.
Нет, Китти, во всем этом никакой моей вины нет. Прежде я и приставала к нему, и ссорились мы до слез, и все-таки он приезжал на другой день. Тут произошло что-то такое, чего я не знаю и что постепенно каждый день уносит мое счастье. Я это почувствовала уже давно, – в первые дни после его возвращения из деревни. Ты будешь смеяться над моим поэтическим сравнением и опять назовешь меня русской madame Girardin[60], но мне это счастье представляется какой-то большой, очень красивой птицей, которая когда-то высоко летала над землей и у которой каждый день кто-то вырывает перо из крыльев. Она взлетает все ниже и ниже и скоро совсем перестанет летать.
Через два дня начнется масленица, у меня куча приглашений, но я никуда не поеду и буду беречь силы для folle-journee[61]. Надеюсь, что меня пригласят, как в прежние годы. Не знаю – отчего, но мне ужасно хочется быть на folle-journee. Может быть, оттого, что это последний бал сезона, а до следующего сезона мне дожить не суждено. В последний раз посмотрю на этот блеск, на эту суету, которую я так любила когда-то, а потом… Что будет потом? Как-то страшно и думать. Близкой смерти я не жду, – ведь никакой серьезной болезни у меня нет, – но все-таки у меня такое чувство, что вот-вот что-то оборвется и после ничего не будет. Может быть, жизнь моя тоже вроде той птицы, о которой я говорила; кажется, и у нее перьев остается немного.
Сегодня я проснулась здоровая и веселая, какою была год тому назад. Первая мысль, как всегда, о Косте, посмотрела на часы; десять часов, – значит, он приедет через два часа с четвертью. Это состояние длилось с минуту, потом я опомнилась, мне сделалось невыносимо горько, я упала опять на подушки и долго лежала с закрытыми глазами. Мне хотелось остаться так на целый день и никого не видеть, однако приехал доктор, пришлось встать, потом было еще несколько неинтересных гостей. Перед обедом заехала баронесса Визен и привезла целый короб всяких сплетен. Она очень смешно рассказывала, как наши дамы осаждают преосвященного Никодима, который не знает, куда от них спрятаться, как Анна Михайловна совещалась с ним о туалетах своих дочерей, а Катя Вараксина назвала его «преждеосвященный владыко», как княгиня Кривобокая спрашивала, нет ли у него особой молитвы о скорейшем замужестве дочери, как Нина Карская пригласила его на обед, за которым преосвященный ничего не ел, потому что все блюда были мясные, и т. д. – все в этом роде. Меня эти глупости немного развлекли; потом был обед, во время которого Ипполит Николаич несколько раз бросал на меня строгий, испытующий взгляд. Он не знает, в чем дело, но на всякий случай смотрит строго. Потом прошел долгий, томительный вечер. Я почему-то имела слабую надежду, что сегодня приедет Костя, но никто не приехал. Наконец, дети улеглись спать, Ипполит Николаич уехал в клуб, я осталась одна и нашла себе утешение – поболтать с тобой. Я бы еще долго писала тебе, но меня опять начинает знобить и вся голова в огне. Заезжай ко мне завтра, если можешь. Я не смею звать тебя обедать, но как бы я была этому рада. Ne m'abandonne pas, ma chere, ma bien bonne Kitty! Si tu savais a quel point je suis seule et miserable!
A toi comme toujours Mery[62]47. От княгини Кривобокой
(Получ. 12 февраля.)
Милая графиня. От большой радости я не могу спать; встала с постели, зажгла свечи и хочу этой радостью поделиться с Вами. Сейчас, возвращаясь с folle-journee, Наденька мне объявила, что она невеста Кости Неверова. Завтра в час он приедет ко мне делать предложение, а до тех пор я не засну от нетерпения. Еще сегодня, когда я Вам указала на них во время мазурки, Вы пожали плечами и сказали: «Ну, здесь ничего не выйдет». Вот видите, милая графиня, Вы гораздо умнее меня, а в иных случаях сердце бывает проницательнее ума, особливо сердце матери, изнывшее от долгого ожидания.
Конечно, если взглянуть на все это беспристрастно, нельзя сказать, чтобы партия для Наденьки вышла очень блестящая. Имя он несет хотя и старое дворянское, но совсем незнатное, родства тоже никакого нет. С его матерью я была знакома в молодости, она и тогда уже начинала пошаливать; но когда она бросила свой чепец через мельницу[63], я перестала ее видеть. Теперь она женщина благочестивая и почтенная, преосвященный Никодим знает ее хорошо. Состояние у нее очень большое, но неизвестно, что она даст сыну. Осенью она вызывала сыновей для раздела имения, но потом передумала и отложила. По правде сказать, я в своем зяте вижу два достоинства: сложение у Него богатырское и танцует отлично. Об остальном лучше не будем
