Клуб голливудских девчонок - Мэгги Марр

— Вот именно, и она справится. Сегодня она даже назвала меня Сиси.

— Потребовалось всего четыре встречи за шесть дней, и мы отучили Мэри-Энн величать тебя мисс Соланж, — сказала Лидия, когда официант поставил перед ней салат «Кобб» с голубым сыром.

— Ты о чем? — поинтересовалась Джессика.

— О звездном шоке, — сказала Лидия. — Обычное дело. Да, Сиси?

— Она профи — пусть с налетом провинциальности, но профи. Она не попросила у меня автограф.

— Еще рано. Погоди, скоро ее родня в Миннесоте попросит росчерк на память.

— Она мила, держится естественно и пока не испорчена. А сами-то вы помните, в какой эйфории были здесь поначалу? — спросила Селеста, выжимая лимон в салат и оглядывая подруг. Она по собственному опыту знала, как быстро увядает доморощенный оптимизм под солнцем южной Калифорнии.

— Да. Его звали Майк Фокс.

Селеста могла поручиться, что этот ускользающий, задумчивый взгляд Джессика приберегала для особых случаев — воспоминаний о давних поездках и прежних возлюбленных. Бурный роман с Майком оставил в ее душе глубокий след. Настолько глубокий, что повлиял на ее дальнейший выбор. Фил, ее нынешний друг, был отнюдь не плохим парнем — Джессике с ним было легко. Он уезжал на всю неделю, она с головой окуналась в работу, а в выходные они вместе обедали. По мнению Селесты, Фил для Джессики не был возлюбленным, ей с ним было комфортно — вот и все.

— Я прошла хорошую школу, — сказала Джессика посуровевшим голосом.

— А ты? — Селеста обратилась к Лидии.

— Мне было полгода, когда я впервые попала на съемки. Для меня это образ жизни. Подготовка, съемка, монтаж. Опять подготовка, съемка, монтаж — как весна, лето и осень.

— Ты забыла зиму, — сказала Джессика.

— Какая зима, Джесс? Мы в Лос-Анджелесе.

Селеста улыбнулась:

— Помнится, у меня были две строчки в фильме Де Пальма.

— Две — очень неплохо для начала, — заметила Лидия.

— Спасибо Эзикьелу Коуэну, — улыбнулась Джессика.

— До Эзикьела я ходила на прослушивания абсолютно безрезультатно. Он раскрутил меня за два месяца, и работа пошла. Хороший агент может совершить чудо.

— Верно, но у тебя еще есть Божий дар, Сиси, — сказала Джессика.

— Этот? — осведомилась Селеста, выгибая спину и демонстрируя свой бюст.

— Не только, — одернула ее Джессика, — настоящий талант! Помню, я смотрела студенческий ролик, где ты снималась в короткометражках. Ты была великолепна, просто чудо. Ты и сейчас такая.

Селеста слушала Джессику и вдруг заплакала. «Черт, да что со мной сегодня? — подумала она. — Уже второй раз за час и третий — за день!» Она никогда не плакала — запретила себе, когда снималась в третьем фильме (могла заплакать по роли, но в жизни — никогда). Это пустая трата времени, сил, и что вообще стоит ее слез? На ней были солнечные очки, и она надеялась, что Лидия и Джесс ничего не заметят.

— Сиси? — Лидия протянула руку. — Что такое?

Черт! Как она ненавидела, когда распускают нюни и плачутся в жилетку. Это совсем не в ее стиле.

— Ничего. Со мной все в порядке, правда.

Джессика и Лидия обменялись встревоженными взглядами.

— Так, пустяки. Это из-за Дэмиена. Я… — У нее сорвался голос. — Я знаю, что он трахает Брай Эллисон, но не это меня тревожит — нет, тревожит, конечно, но это же Дэмиен, поэтому я не удивляюсь. — Селеста глубоко вздохнула, откашлялась и собралась с мыслями. — Просто я хотела выйти за него, действительно хотела, а теперь… не понимаю, как я могла так заблуждаться? — выдохнула она, чувствуя, что лучше напрямик признать, что ее брак был ошибкой.

— Ты имеешь в виду насчет Дэмиена, да? — уточнила Лидия.

Селеста отрицательно покачала головой.

— Что этого хотела? — спросила Лидия.

— Да, — тихо ответила Селеста. Она думала, что действительно хочет замуж. Два года назад она убеждала себя (и Дэмиена) в этом. Но она заблуждалась и сейчас недоумевала, как она могла настолько не понимать, что ей на самом деле нужно.

— Сиси, потерять перспективу проще простого. Журналы публикуют материалы о том, какое белье ты носишь. Вот это действительно дурдом, — махнула рукой Лидия.

— Да, наверное. Просто странно: я думала, что знаю себя и знаю, чего хочу, а когда он сказал, что опять уезжает на съемки, во мне что-то щелкнуло. До меня вдруг дошло, что я не хочу прожить еще двадцать лет с этой ослиной задницей. — Селеста посмотрела на странно притихшую Джессику, сидевшую напротив.

— Он дерьмо собачье, — согласилась та, вытирая рот салфеткой. — Брай не вытянет фильм — какого бы партнера ей ни дали. Ее не знает публика.

— Она просто дешевка, — съязвила Селеста, намекая на размер гонорара Брай Эллисон, а не на ее пошлый вкус.

— Не такая уж и дешевка, — заметила Джессика, когда официант убирал со стола. — У нее проценты со сборов.

— Что?! — воскликнула Селеста. — А он сказал мне, что у нее только миллионный гонорар.

— Джесс, тут явная ошибка. Она не такая величина, чтобы получать проценты, — вмешалась Лидия.

— Никакой ошибки. Дэмиен пробил ее гонорар через студию, сказав, что будет делать фильм только с Брай, а ее агент потребовал гонорар в миллион и проценты, — сообщила Джессика. — Извини, Сиси, но я думаю, тебе следует это знать.

Селеста кипела от ярости. Дэмиен Бракнер — брехун, обманщик… и ее муж. Надо же, заставил студию выплачивать своей новой подстилке проценты со сборов! Теперь доходы Брай могут значительно превысить двадцатимиллионный гонорар самой Селесты. Какой подонок!

— Все правильно, Джесс. — Она тряхнула белокурой гривой. — Мне действительно лучше знать. Возможно, Дэмиену от этого не поздоровится, но мне точно полегчало.

6. Лидия Олбрайт и ее черные туфли из телячьей кожи от Александры Нил

Черный «рейнджровер» Лидии въехал в ворота кладбища «Голливуд навсегда». Диснейленд смерти. Здесь лежали гиганты прошлых лет: Рудольф Валентино, Сесиль Де Милль, Дуглас Фэрбенкс. Теперь они, навечно вписанные в историю Голливуда, удобряли эту идеально ухоженную землю. И здесь предстояло найти свое последнее пристанище Уэстону Бирнбауму.

Лидия припарковала машину у длинной цепочки «мерседесов», «бентли» и «БМВ» и взяла с пассажирского сиденья черные туфли на высоком каблуке от Александры Нил. Только бы за то время, что она ехала со студии, у нее не распухли ноги — не может же она идти на похороны босой! Глядя в зеркальце заднего вида, она подправила помаду, затем убедилась, что мобильный переключен на тихий режим. Телефонная трель во время похорон — очень дурной тон, даже по меркам Лос-Анджелеса (хотя такое на ее памяти случалось).