Мракоборец 1 - Александр Лиманский

отдаю тебя в руки толпе, а не занимаюсь тобой лично. Всё было бы на-а-амного хуже.

Дом старосты вскоре превратился в поле битвы. Люди вломились внутрь, разбивая окна и ломая двери.

— Вот он, подвал! — закричал кто‑то изнутри.

Шум усилился, а через несколько минут из дверей начали выносить мешки с зерном, ящики с консервами и бутылки с вином. Вскоре из дома начали вытаскивать даже ковры и посуду.

— Смотрите, деньги! — раздался крик, и толпа едва не взревела. Один из мужиков тащил открытый чемодан, набитый банкнотами.

— А мы, значит, подыхаем от голода, а он жирует! — рявкнула старуха, размахивая костылём. — Казнить его!

Гаврила заметно побледнел, когда разъярённая толпа во главе с Прохором стала возвращаться.

— Ну что, Гаврила, доигрался? — сурово спросил он, залетев на плаху. — Я давно знал, что у тебя рыльце в пушку.

— Это всё ложь! — прохрипел староста, но в его голосе больше не было уверенности. — Этот проходимец всё выдумал, чтобы нас поссорить! Меня подставили!

— Достаточно! — сказал Прохор. — Сейчас ты за всё ответишь!

Толпа накинулась на Гаврилу, вытесняя меня в сторону. Его крики растворялись в шуме толпы. На этом месте ещё утром они собирались потешаться над казнью Дарьи.

Прохор взял на себя руководство и вовсю отдавал распоряжения: заковать Гаврилу, взять под стражу двух его приспешников и так далее.

Я слушал краем уха, пока спускался к мотоциклу, чувствуя, как нарастает усталость. Гаврила уже был обречён, но его дальнейшая судьба меня не волновала. Я сделал своё дело и считал, что здесь больше нечего задерживаться.

— Ты что, уходишь? — вылезла из толпы Дарья, когда я сел на мотоцикл.

— Моё участие здесь больше не требуется, — ответил я, заводя двигатель. — Они сами разберутся.

Её улыбка поблёкла. Она явно не хотела, чтобы я уезжал.

— А ты уверен? Может, останешься? — робко спросила она.

Я покачал головой:

— У меня другой путь, Дарья. Здесь мне делать больше нечего.

— Но ведь… ты столько сделал для нас, — сказала она, её голос задрожал.

— Я сделал то, что считал правильным, — ответил я. — А теперь тебе нужно строить свою жизнь. Ты вроде бы тоже хотела уехать.

Дарья улыбнулась сквозь слёзы.

— Куда я поеду? — сказала она. — У меня же здесь бабушка. Она больная, за ней нужен уход. Если Гаврила мне теперь не угрожает, то и уезжать смысла нет. Разве что когда-нибудь…

На миг мне стало жаль её — она заслужила лучшего, чем эти тяжёлые дни в Суземках. Но она сделала свой выбор, а я — свой.

— Это твой выбор, — кивнул я. — Не вздумай когда-нибудь пожалеть о нём.

— Спасибо, Даня. Если бы не ты…

Я поднял руку, останавливая её.

— Не благодари. Просто живи дальше.

Девушка бросилась мне на шею. Её глаза блестели от слёз, но губы расплылись в улыбке. Я был рад, что смог хоть немного облегчить её жизнь.

К нам подошёл парень лет двадцати пяти, пристально глядя в мою сторону. На нём была выцветшая рубаха и потёртые штаны.

— Даня? — робко спросил он.

Память сразу подсказала мне, что это был старший из сыновей Семена — Тимофей. С возрастом он совсем не изменился. Воспоминания о годах, проведённых в конуре, пронеслись перед глазами. Внутри всё сжалось. Тимофей был не лучше Семена. Пытался во всём подражать отцу, превращая мою жизнь в ад.

— Ты меня помнишь? — продолжил он, опуская взгляд. — Я сын Семёна…

— Ну? — бросил я холодно. — Что тебе нужно?

Тимофей смутился, но затем набрался смелости:

— Я… я хотел попросить прощения. За отца, за то, как он с тобой поступал.

— Поздно, — отрезал я.

Он вздрогнул, но продолжил.

— Я знаю, что поздно. Я просто хотел сказать, что он умер два года назад. Пил… сердце не выдержало. Мама тяжело больна, а братья и сёстры… я стараюсь их содержать как могу.

Я смотрел на него, не испытывая никакой жалости. Семён получил то, что заслужил, но его семья не была виновата в его грехах.

— Если мне не изменяет память, ты был точной его копией, — сказал я после паузы.

— Нет, — мотнул он головой. — Это было давно. Сейчас всё изменилось. Перед тем как отец умер… В общем, я стараюсь быть лучше.

— Старайся дальше, — сказал я. — Береги свою семью и не поступай так, как он. Это всё, что я могу тебе сказать.

— Спасибо… и прости, — он кивнул, глядя мне в глаза.

Я ничего не ответил, только кивнул в ответ. Он был искренен, и я это точно знал по состоянию его пульса и неровному дыханию.

Следом за Тимофеем ко мне подошёл запыхавшийся Прохор.

— Ты куда это собрался? — возмущённо спросил он. — Мы ещё толком не отблагодарили тебя! Спас нас от чудища в лесу! Раскрыл это говнюка Гаврилу! Ты просто обязано с нами выпить за такое дело.

— Да, оставайся, Данька! — дружелюбно хохотнул кто‑то из толпы. — Самое интересное пропустишь!

Они выкрикивали ещё какие-то добрые слова, а я удивлялся тому, как быстро их ненависть переросла в благодарность. Я дал им самое главное — надежду. И сам верил в то, что они её не упустят.

Но выпивать с ними и разделять с ними хлеб, у меня желания не было. Это было бы нечестно по отношению к предыдущему владельцу этого тела.

— Мне нужно ехать в Петрозаводск, — сухо сказал я. — Думаю, со всем этим вы как-нибудь, и без меня справитесь.

— А как же благодарность! — воскликнула одна из женщин. — Как‑то не по-человечески.

Вот и человечность к ним вернулась. Значит, ещё не всё потеряно.

— Если хотите меня отблагодарить, то заправьте мой бак бензином. Этого будет достаточно.

Толпа зашевелилась, люди начали переговариваться, Прохор отправил каких-то мужиков к своим домам. Через несколько минут они вернулись с канистрами.

— Вот. Всё, что нашли, — сказал один из них. — Полный бак тебе, да ещё на дорогу останется.

Я кивнул, принимая их дар.

— Спасибо, — проницательно глядя на меня, сказал Прохор, протягивая мне толстую пачку банкнот, свёрнутую и перетянутую резинкой.

Я лишь кивнул в ответ, забирая у него деньги и убирая их в карман.